Восточная фантазия Сергей Гайдаш

Недавно, будучи по делам в японском городе Нара, я ненароком оказался у храма Тодайдзи. Раньше я много слышал об этом памятнике архитектуры и потому решил получше осмотреть сооружение. Так уж удачно получилось, что мимо проходила какая-то молодая женщина, и она любезно согласилась провести для меня своеобразную экскурсию.


Пройдя через величественные ворота Нандаймон, мы оказались на территории парка. Аккуратные извилистые дорожки, матовые камни, разложенные на земле в причудливом порядке, и невысокие изогнутые сосны, а также несколько пагод поменьше и многочисленные изваяния бодхисатв . Всё это так характерно для Страны Восходящего Солнца и в то же  время столь неповторимо и оригинально на взгляд европейца, что невольно замедляешь шаг. Однако время у нас было весьма ограничено, и поэтому наш путь лежал прямо к главному зданию храма.


Вот стою перед этой святыней и изумляюсь. Строгое деревянное сооружение увенчано традиционной двухъярусной крышей. Нигде не видно следов окраски. Только остроносые коньки по краям крыши украшены яркой радостной позолотой. Так пролетело минут пять. Затем мы вошли внутрь, под кров святилища, и замерли.


Прямо перед нами возвышался великий Будда. Великан сидит, скрестив ноги и положив на колени левую руку раскрытой ладонью вверх, что значит исполнение молитв. Другая его рука поднята  и протянута ладонью вперёд, что подразумевает освобождение от суеты и волнений. Глаза прикрыты широкими веками и кажутся устремлёнными вдаль, а чётко очерченный рот с чуть приподнятыми уголками губ изогнут неуловимой улыбкой. Еле заметная точка «третьего ока», длинные мочки ушей и расстёгнутый до пояса халат дополняли как никогда загадочный и отрешённый облик Будды.


Всё время, пока я приходил в себя от увиденного, моя спутница говорила. Речь её была размерена и мелодична; мысли облекались в простые и ясные образы. Из уст прелестного гида я узнал историю создания этого шедевра искусства средневековой Японии.


"Был октябрь пятнадцатого года эры Темпьо (743 год). Нара уже три четверти века была столицей страны, на троне которой сменилось шесть императоров-микадо. Нынешний правитель Шому объявил буддизм государственной религией и решил увековечить это, создав в своём престольном граде памятник, равного коему в мире уже не будет никогда.


И началась работа. Император самолично выбрал место для изготовления деревянной модели статуи. Когда же через четыре года шестнадцатиметровая модель была изготовлена, на место установки памятника пришлось перевозить её по частям. Затем ещё два года длилась собственно отливка медного бога и доводка статуи. А в октябре первого года эры Темпьо-Шохо (749 год) работы были закончены, и все смогли увидеть Будду.


Однако негоже, чтобы статуя-исполин великого бога стояла под открытым небом и портилась от непогоды. И снова по указу императора закипела работа. Ещё целых шесть лет возводился храм Тодайдзи – «дом медного бога». Вот храм построен, и жители Нары смогли, наконец, оценить по достоинству замыслы зодчих. Высота храма достигала сорока восьми метров, а длина и ширина – пятидесяти. И ни единого камня не пошло на строительство этого монументального сооружения.


Но судьба храма Тодайдзи вовсе не была такой безоблачной, как может показаться. Храм пережил и смутные времена, и революцию Мэйдзи , дважды сгорал дотла и дважды восставал из пепла, словно бессмертная птица феникс.


Шёл смутный 1180 год. Два знатных рода Тайра и Минамото упорно сражались за власть в стране. В конце декабря армия клана Тайра осадила Нару. Когда же осада закончилась успешным штурмом, оказалось, что храм сгорел, а медный истукан обезглавлен. Такова была месть князя Тайра за тайный союз местных жрецов с Минамото.


Прошло время, Ёритомо Минамото разгромил своих врагов и, став единоличным военным правителем – сёгуном, перенёс столицу в Камакуру. Однако он не забыл помощи монахов из Нары и повелел восстановить храм Тодайдзи. Повеление было выполнено. Правда, статуя пока так и осталась без головы, но храм вновь открылся для верующих. И так было до 1567 года.


Опять наступили смутные времена. Теперь уже случайная стрела попала в сухие стропила строения. Вот и сгорело здание во второй раз. С той поры храм долго не существовал. Служения и молитвы проходили в небольших храмах по соседству, а искалеченный Будда успел зарасти.


Только в 1709 году власти приняли решение об очередном восстановлении храма. Снова пришли плотники, снова трудились литейщики. И вот пришло время, Тодайдзи вновь предстал перед людьми во всей своей красоте".


Хотя лекция была непродолжительной, но для меня, выросшего в условиях совершенно другой культуры, и это было вполне достаточно и познавательно. Так что мы вышли из помещения и направились к выходу. На обратном пути случилась очередная задержка минут на пять: к нам грациозно подошли три молодых оленихи, и мы капельку поласкали их.


Пока длилась экскурсия, меня терзали смутные сомнения. Всё это время казалось, что я когда-то и где-то видел мою провожатую и даже был с ней знаком. И вот уже у самых ворот я схитрил и, зайдя капельку вперёд, как следует, рассмотрел свою спутницу.


Каштановые волосы, свободно ниспадающие на покатые плечи, украшали овальное серьёзное лицо. Серые миндалевидные глаза, казалось, смотрели прямо в душу. Губы её имели удивительные очертания, словно призывающие, чтобы их поцеловали. Небольшие скулы придавали личику некий восточный шарм. В то же время рост её, 5 футов 6 дюймов , и худощавое телосложение были больше характерны для уроженки Запада. Округлые груди, угадывающиеся под одеждой,  и плавные линии бёдер выказывали в ней состоявшуюся женщину и невольно притягивали мужское внимание. Иссиня-чёрная с красно-золотым блестящим орнаментом кофта, чёрные брюки и туфли, а также простенькая белая куртка составляли всю одежду моей визави.      


- Что-то не так? – спросила женщина, едва я успел изучить её облик. Она неожиданно для меня остановилась, отойдя от ворот метров на пять. – Или что случилось? Я рассказала Вам всё так, как знаю сама…


Фраза ещё не закончилась, но интонации говорившей уже сделали своё дело. Голос отличался таким спокойствием и уверённостью, что, казалось, весь мир не мог бы её переубедить при необходимости. В то же время чувствовалась в нём что-то тёплое и задушевное, что делало Вашу беседу доверительной и откровенной, а подобное можно сказать не о многих.    


Лично я в своё время знал только одну девушку, которая имела похожую внешность и столь неповторимые интонации голоса. Если память мне не изменяет, звали её Николь Селеста Янссен. Было время, мы вместе учились в колледже здесь, в Японии. Затем наши пути снова пересеклись во время  стажировки в одной местной фирме по дизайну интерьеров.


- Извините, если ненароком Вас обидел, - сказал я как можно спокойнее и вежливее. – Просто Вы мне напомнили одну знакомую, вот и решил приглядеться. Самое интересное, что теперь Вы ещё больше похожи на неё, - и после небольшой паузы добавил. – Ведь Ваше имя - Николь Селеста Янссен?


Теперь пришла очередь изумиться моей провожатой. Она ничего не сказала и только кивнула в ответ, но весь её вид говорил о крайнем удивлении. Не двигаясь с места и чуть дыша, Николь рассматривала меня и, похоже, старалась вспомнить, где мы могли прежде встречаться. Так прошло минут пять.   


Когда же чуть позже мы вновь узнали друг друга, она пригласила меня к себе домой. Недолго думая, я согласился. Поскольку жила моя знакомая неподалёку, то направились туда пешком. Мы шли по узеньким улочкам, где современные высотные здания сменялись домами, построенными в первой половине ХХ века, а последние – низенькими деревянными постройками более ранних эпох. Именно один из таких домиков и являлся жилищем Николь.


И вот мы сидим в уютной скромно обставленной комнате, пьём чай в европейской манере и ведём мирскую беседу о жизни. Мы спокойно разговаривали где-то с четверть часа, после чего всё-таки решили расстаться.


Уже прощаясь, она попросила меня о следующей встрече назавтра. Осторожно взглянув прямо на женщину, я заметил явные следы смущения: румянец на щеках, слегка приглушённый голос и опущенные глаза. Однако в воздухе витало нечто неосязаемое, что заставило меня сразу же принять предложение Селесты. Визит мы решили назначить на час после полудня.         


На следующий день по чистой случайности я оказался на месте чуть раньше назначенного срока и решил получше рассмотреть нужный мне дом. И вот стою на низеньком аккуратном тротуаре и рассматриваю фасад здания, где живёт Николь Янссен, и ближайшие постройки.


Представьте себе, рядами тянутся вдоль улицы новые блестящие небоскрёбы. И вдруг вереница эта обрывается миниатюрными домиками высотой не более пяти этажей. Красивые такие ларчики, роспись на стенах, всякие там статуэтки, изогнутые на концах крыши, нежная зелень сакуры за аккуратными заборчиками. Что-то в подобном духе на сей раз и предстало моему взору.


Прямо передо мной цепочка бездушных девятиэтажных домов прервалась группкой миленьких крохотных построек. Поближе к офисным зданиям с обеих сторон притаилось по одному трёхэтажному домику, а чуть позади просматривались два дома в пять этажей. Однако всё волшебство и очарование каким-то чудом сконцентрировались именно на доме Николь.


Одноэтажное изящное строение, окрашенное в нежные кремовые тона, с яркой киноварью на колоннах и с солнечно-золотой крышей, чуть выступало за пределы соседних сооружений. Находясь точно по центру ансамбля, оно чудесным образом вписывалось в пейзаж и создавало ощущение присутствия некоей сказки в городской черте. За низеньким заборчиком, по обеим сторонам дорожки, ведущей прямиком к парадной двери, просматривались полутораметровые кустики. При ближайшем рассмотрении по тёмно-зелёным резным листьям и длинным белым ниткам соцветий на концах стеблей определил, что это магонии. Наконец, фасад дома украшали два розовых с красно-золотой головой дракона, выползающих прямо из стены.


Изучив окрестности, я перехожу на другую сторону улочки, подхожу к резной двери и звоню. Слышу чьи-то шаги, дверь открывается… и на пороге я вижу девочку лет девяти, которую прежде никогда не видел.


Среднего роста, она была одета в нарядный, но без всяких излишеств суйкан  и мягкие тапочки. Тёмно-русые волосы коротко пострижены под ёжика и придают личику озорное и игривое выражение. И всё же по характерному овалу лица, а также по глазам  я решил, что это дочка Николь.


- Здравствуйте, - сказала она, пропуская меня внутрь. – Проходите в гостиную. Мама Вас уже ожидает, - эти её слова только подтвердили мнение о родстве девочки и моей вчерашней проводницы.


Я переступил порог дома и услышал, как позади меня закрылась входная дверь. Затем девочка прошла в свою комнату, но прежде чем окончательно там скрыться, она заговорщицким голоском произнесла:


- Думаю, Вам интересно будет знать моё имя. Так вот меня зовут Ирис.


Пройдя вперёд по коридору, я ненадолго остановился перед раздвижной дверью. Невесомые нарядные птички со стен словно ненароком залетали на верхнюю половину двери и создавали во всём проходе поистине сказочную атмосферу. Полюбовавшись этими небесными созданиями, я вошёл внутрь.


Усаживаясь напротив хозяйки, я не переставал изумляться метаморфозам женской красоты. Одетая так же, как и вчера, она сегодня была неповторимо привлекательна. Может быть, в этом был виноват естественный дневной свет из окон. Может быть, сказывалось то, что Селеста всегда мало пользовалась косметикой и тем самым подчеркивала свою естественную красоту. Хотя кто знает, вполне вероятно, что просто у меня, мечтателя и романтика по натуре, разыгралось воображение.


Едва я устроился, моя знакомая начала говорить. И хотя речь шла о вещах серьёзных, и тон вполне соответствовал этому, но дрожь в голосе то и дело выдавала её. Чувствовалось, что даже сейчас ей нелегко даётся монолог.   


"Знаешь, я пригласила тебя сюда вновь для того, чтобы хоть как-то снять своё внутреннее напряжение, хоть с кем-нибудь поделиться своими переживаниями. Ведь родителей уже нет в живых, с роднёй отношения пока что до конца так и не налажены, а с посторонними я всегда сдержана. Так что в этом плане ты самый подходящий человек.


Думаю, ты согласен с утверждением, что жизнь – штука сложная и непредсказуемая. А здесь, на Востоке, мудрые люди добавляют: «И всё в нашей жизни предрешено заранее».  Может быть, именно поэтому я сейчас и не ропщу на свою судьбу. Самое интересное,  похоже, многое из того, что происходило со мной, почти все будущие события связаны с прошлым, словно вся наша жизнь, история  – это бесконечное кольцо времени.    


Размышляя над этим вопросом, я постепенно пришла к выводу, что в моём случае решающую роль сыграло не только моё богемное изнеженное воспитание, но и в какой-то мере моё происхождение. А чтобы ты действительно проникся важностью данной проблемы, я вкратце изложу родословную своего семейства.


Янссены, предки по отцовской линии, были родом из Голландии. Даже не думаю, а знаю наверняка, что их исторической вотчиной были Харлем и Гаага, Роттердам и Утрехт. Однако уже к началу мировой войны  их потомки поселились чуть южнее, в Бельгии, где мы осели в Брюгге, Генте и Антверпене, и Франции. Среди франкских городов, ставших нашим домом, думаю, следует назвать Гавр и Руан, Брест и Нант. Вот пожалуй и всё о главной, европейской, ветви нашего рода.      


Поскольку Янссены всегда отличались тягой к перемене места жительства и весьма своеобразным взглядом на жизнь и мораль, то в своё время некоторые из них с чистой совестью покинули Старый Свет и к 1660 году обосновались в Малакке, где жили вплоть до 1775 года. Когда же наступили трудные времена, было решено переселиться на Яву.
Перебравшись в Индонезию, мои предки осели там навсегда, но своим привычкам до конца так и не изменили. Именно здесь: в Джакарте, Сурабае и Семаранге - пращуры прославились тем, что женились не только по расчёту, но и по любви. Китаянки, уроженки Индокитая и Бирмы, мадурские  и яванские девушки сменяли друг друга в покоях Янссенов и придавали потомкам изысканный восточный облик, буйный нрав и неповторимый букет в крови. И вот усилиями нескольких поколений Янссенов наше генеалогическое древо разрослось, на нём появилась побочная, азиатская, ветвь.


И ничем бы мои предки не выделялись среди прочих, если бы то и дело их не тянуло куда-нибудь подальше, в другие края. В этом плане, пожалуй, более всех прославился некий Виллем Янссен. Будучи средним из трёх братьев, Виллем по идее должен был остаться на родине. Однако по воле рока именно он словно чудом оказался в Америке, где некоторое время прожил в Луизиане. Там этот потомок рода Янссенов сгоряча влюбился в самую неприступную красавицу Нового Орлеана. Сила его любви была так велика, что через год состоялась помолвка, а после и свадьба  нашего героя с Марго Лоран из общины каженов . Но Виллему не сиделось на месте: и он с семьёй перебрался сначала на Ямайку, затем на Кюрасао , а чуть позже и вовсе на материк, в Венесуэлу. Так со временем появилась американская ветвь нашего клана.


Естественно, с течением временеми ареал влияния нашего рода значительно расширился, и ныне мы расселились почти по всему свету. Вот отгрохотали мировые войны, на землю снова опустилась тишина,  и новые поколения стали осваивать другие берега. Так члены восточной ветви нашего клана оказались в Сингапуре и Куала-Лумпуре, Маниле, Тайбэе и Сянгане.


Что же касается потомков неуёмного Виллема Янссена, то их и по сей день можно встретить  только в Америке. Помимо Кюрасао и Ямайки, они целыми семьями и по одиночке проживают в Филадельфии и  Новом  Орлеане, в Бостоне и Нью-Йорке, в Монреале,  Квебеке и Каракасе".


Слушая Николь и даже зная, кто её родители, я не переставал удивляться ей. Лично для меня и теперь в её внешности и манерах было больше европейского, нежели восточного. И эта женщина, красивая и умная, гордая и независимая, по-моему, была тем идеалом, к которому следовало стремиться любой представительнице прекрасного пола. А между тем Николь Селеста Янссен продолжала своё повествование.      


"Что же касается моих родителей, то судьбе было угодно, чтобы они познакомились однажды летом во время романтического круиза по восточным морям. При этом мой отец, Рубен Янссен, владел небольшим букинистическим магазинчиком в Сингапуре, а моя мать оказалась там и на лайнере «ROSE PEARL» только по чистой случайности.


Встреча их была случайной и совсем непреднамеренной, но порой для великой любви хватает одной единственной встречи, одного взгляда мельком. Так вышло и с моими родителями. Они приглянулись друг другу, знакомство их продолжилось, а месяца через три они навеки связали свои судьбы.


Будучи лёгким на подъём, мой отец вскоре после женитьбы покинул Сингапур и перебрался в Киото, где достаточно быстро освоился и даже открыл собственное дело – торговлю сувенирами. Именно с этого момента и началась новая жизнь Рубена Янссена, жизнь на родине любимой женщины. Здесь он и умер, когда мне едва исполнилось три года. Естественно, я осталась с матерью. Так что, можно сказать, вся моя жизнь прошла тут. Мама постаралась привить мне чисто японское воспитание, что ей почти удалось.


Домашнее воспитание и общение с родственниками по материнской линии помогло вписаться мне в размеренную, на свой манер неповторимую жизнь семьи и общества. Именно поэтому я успешно закончила школу и колледж. Не отрицаю, бывали и у меня заскоки, случались романы. Но ведь это неизбежно в нашей жизни. А пока жизнь меня баловала, судьба была благосклонна ко мне…


Всё случилось ровно десять лет назад, когда мне едва минуло тридцать. В то время я уже семь лет жила сама по себе. Потом начался очередной роман. Так что всё было прекрасно, но внезапно закончилось. По крайней мере, лично для меня это оказалось полной неожиданностью, и я не была морально готова к последующему повороту событий.


Первой тревожной весточкой стали пересуды о моём кавалере. Причём говорили не только сверстницы, но и женщины в расцвете лет. Казалось, стоило призадуматься, прислушаться к мнению людей, возможно, переговорить с кем-нибудь. Наконец можно было просто изменить свой образ жизни. Однако я была словно в дурмане и ничего не предприняла.


Затем всё пошло крахом. Размолвки с парнем следовали одна за другой и всё чаще, пока однажды я не застала его в компании трёх девиц. На этом наши отношения закончились раз и навсегда, и я вернулась  себе домой. Но и тут несчастья преследовали меня. Сначала проблемы с деньгами, следствием которых стали внезапный переезд и увольнение с работы, затем разрыв с родными матери… и вдруг беременность".


Здесь Николь ненадолго прервала свой рассказ. Если вначале ещё заметны были робость и смущение, то в конце речи Николь Янссен уже вполне совладала с чувствами.  И всё же я, чувствуя деликатность ситуации, не торопил события, а просто сопереживал ей и заодно осматривал помещение.


Прежде всего поражало то, что здесь причудливо сочетались европейские и азиатские традиции. Мне как гостю и человеку, выросшему в Старом Свете, предоставили невысокий мягкий пуфик круглой формы. В то же время хозяйка сидела на узорчатом дзабутоне  в характерной для истинной японки позе. Светлые обои в розовый цветочек привносили некоторую интимность в обстановку. Похоже, дизайнеры при создании интерьера руководствовались девизом: «Простота и красота по-японски». И наконец, я заметил блестящую на свету окимоно  высотой около 8 дюймов . Судя по всему, это было одно из древних синтоистских божеств, богиня Окамэ . Всё те же круглые формы тела и лица, те же нарядное кимоно и белоснежный веер, та же искренняя улыбка. А рядом другая статуэтка – пирамидка в стиле Самбики-сару .   


Вскоре моя знакомая собралась с духом, уселась обратно на свой футон и вновь заговорила. И опять то и дело в её речи, во всём облике проскальзывала лёгкая тень смущения.


"Известие о беременности стало последней каплей в моих треволнениях. Пожалуй, тогда  я была не совсем вменяема. Единственное, что помню о тех днях, так это была безуспешная попытка переговорить со своим бывшим. Наверное, во мне взыграла горячая кровь предков, и я устроила там настоящий погром. Что случилось после, я до сих пор не могу сказать точно…


Не знаю, сколько прошло времени, но всё-таки в какой-то миг рассудок вернулся ко мне. Очнувшись, естественно, осмотрелась. Я ехала в стареньком автобусе, ехала далеко-далеко от больших городов. Но где и почему я села на такой оригинальный для нашей эпохи транспорт, куда я ехала?.. На эти и другие вопросы ответов пока не было.


Следующее воспоминание: автобус останавливается в неприметном местечке, и пассажирам разрешают на полчасика выйти из салона, проветриться, подзакусить, справить нужду. Конечно, я воспользовалась этим и вышла. Чуточку побродив, очутилась на жутком подобии рыночной площади. Чёрные от древности, влаги и гнили бараки, невероятно хлипкие лотки, два-три  разобранных авто, неработающий фонтан да кривые безлистные деревца. И запах, знаешь, такой кислый, тошнотворный. Как назло было пасмурно, по площади гулял противный холодный ветер, то и дело поднимающий столбы пыли. А тут и с неба стало капать… В общем, картина та ещё!


Мне хватило и минуты, если не меньше, чтобы возненавидеть данное селение. Поворачиваюсь, чтобы покинуть это ужасное место, и обнаруживаю, что угодила в западню. На широком каменном  мостике, по которому  я только что попала сюда, стоят пятеро мужчин. И вроде бы одеты вполне прилично. Но что-то было в них… что-то злобное и безжалостное. Но делать нечего, надо выбираться…


Помнится, убираться оттуда пришлось с боем. Правда, в своё время я получила кое-какое представление об айкидо и дзюдо. Поэтому мне и повезло. Однако я, похоже, давно ничего не кушала и потому всё-таки была слаба. Очень скоро выдохлась. Но тут подоспела помощь, и всё обошлось.   


Пока мы впопыхах приводили себя в порядок, я получше рассмотрела своего спасителя. Он был невысок и худощав, на первый взгляд я бы дала ему лет сорок – сорок пять, никак не больше. Как ни странно, даже я, прожив в Японии всю жизнь, не смогла найти в нём что-нибудь особенное. Обычная вроде бы внешность, неприметная одежда… в общем никакой зацепки. Вот только в походке его  и в  движениях ощущалось что-то такое…


Потом мы, естественно, поспешили на автобус. Увы, он уехал без нас. Очевидно, мы находились всё-таки далеко от места стоянки и просто не услышали предупредительного гудка. Зато теперь я и мой избавитель смогли спокойно навести лоск, а заодно и закусить.


Прошло некоторое время. Мы, уже сытые и более-менее опрятные, шли пешком по дороге. Как оказалось, моего спутника зовут  Акира Като, и у него есть собственный домик где-то неподалёку, вроде бы даже в этой префектуре. А поскольку мне всё равно идти было некуда, то я воспользовалась любезным приглашением Акиры. Вскоре нас нагнал автомобиль… и через час-другой мы прибыли на место.


Представь себе холмистую зелёную равнину, по которой вьётся голубая речка. Речушка вытекает из обширного озера, а на берегах оного – небольшое селение с синтоистским храмом. А вокруг вовсю зеленеют деревья, цветы, травы. Где-то поблизости щебетали птицы. И мне почему-то подумалось, что там, среди этих домиков и зелени, запрятался идеально круглый пруд, в чистых водах которого водятся игривые нисикигои . Воздух тут тоже казался необыкновенно чистым, даже звуки до нас доносились как-то иначе. Аркадия, одним словом!"   


Слушая хозяйку, мне представлялось, что и я вместе с ней очутился в тех местах, где она прожила несколько лет. Искусная речь рассказчицы вкупе с моим живым воображением словно перенесли меня в те края.


За неторопливым рассказом Николь незаметно пролетели часы. Между тем на город тихо опустился вечерний сумрак. Обнаружив это, женщина вроде бы даже чему-то обрадовалась. Она предложила мне заночевать у неё, я же не стал раздумывать и сразу согласился.


Мы тут же вышли из гостиной, прошли по коридору с птичками и через мгновение подошли к моей будущей спальне. Здесь она пожелала мне спокойной ночи и удалилась. Я же зашёл внутрь, включил свет и осмотрелся.


Всё те же светло-пастельные тона, всё та же простая обстановка, создающая интимный уют. Так и хочется остаться тут подольше, а ещё лучше с любимой женщиной. Невысокая просторная кровать под красочным покрывалом и недорогая, но красивая мебель составляли основу интерьера. Так что вскоре я уже лежал в постели и старался заснуть. 


Вот вроде бы и я удобно устроился, и время для сна уже подоспело, но сон что-то не спешил ко мне. А между тем в голове моей роились всякие мысли и все в большей степени о Николь Селесте  Янссен.


«Вот прошло много лет, и наши пути вновь пересеклись, - думал я, лёжа на спине с открытыми глазами. – Теперь Николь - уже состоявшаяся и самостоятельная женщина; у неё есть подрастающая дочь-красавица. И всё-таки она, похоже, не до конца счастлива. Вполне возможно, что тут сказывается отсутствие рядом друга, близкого человека, в конце концов, просто мужчины. Если это так, то наша случайная встреча у храма Тодайдзи - действительно чудо. Но кто знает, как всё обстоит на самом деле?!


Надо же, какие сюрпризы нам преподносит жизнь. Время и невзгоды почти не сказались на внешности Николь. Лично мне кажется совсем иначе: сейчас она выглядит даже более привлекательной, нежели в былые дни. Словно зрелость только добавляет очарования женщине.


А ведь она и раньше отличалась от прочих девушек. При этом внешность, пожалуй, не самое главное. Просто в ней всегда чувствовалось что-то такое, что присуще только ей одной и, может быть, женской половине рода неугомонных Янссенов.


Хотя нам обоим повезло, но что ей до меня, до моих чувств и души. Я как был мечтателем, так им и остался. Правда, следует признаться: она мне нравилась и раньше, и я о ней часто тогда мечтал. В моих мечтах всё было несколько иначе. Там я посвящал ей стихи, говорил красивые слова, одним словом, был влюблён. Но зачем ей, такой красивой, связывать судьбу с каким-то там наивным романтиком и мечтателем…» 


Время шло, мысли мои потихоньку путались, и вскоре я наконец заснул. Естественно, воспоминания лишь раззадорили подсознание. Поэтому сновидения были более чем откровенными. 


Ночь пролетела, наступил новый день. И пусть я спал меньше обычного, но настроение и самочувствие было отличное. Лёгкий завтрак в компании хозяек дома только способствовал этому. А потом, когда Ирис куда-то исчезла, её мать продолжила своё повествование.


"Вчера я закончила на том, как попала в дом моего нежданного спасителя по имени Акира Като. Там я прожила достаточно долго и именно там по-новому осмыслила свою жизнь. А помочь мне в этом помог один разговор с приютившим меня человеком, который, если можно так сказать, на время стал мне почти родным отцом, верным другом и надёжным советником.


Однажды, когда после недолгой прогулки по саду я медитировала, Акира бесшумно возник рядом. Естественно, он подождал окончания моих занятий и только потом заговорил.


- Знаешь, Николь, сейчас, когда ты готовишься стать матерью, думаю, тебе пора задуматься о будущем. И хотя я тебя никуда не гоню, но всё же когда-нибудь наступит время и для этого... Кстати, никогда не торопись принимать какое-либо решение к исполнению. Твоё второе имя, Селеста , подразумевает то, что у тебя всегда есть выбор…       


Умиротворённая сельская обстановка, чистый воздух, необременительное времяпрепровождение на лоне природы – всё это как нельзя лучше сказывалось на моём физическом и душевном состоянии. И потому после той беседы я решила, что рожу именно здесь, а всё остальное… пускай течёт своим чередом. Как решила, так и поступила.


Настала пора, и в том тихом местечке появилась на свет моя Ирис. Раньше я никогда не думала о том, как буду жить дальше. Однако рождение дочери заставило призадуматься.


Конечно, пока Ирис была грудным младенцем, вроде бы уезжать и нежелательно, и вредно для ребёнка. Но ведь так не могло длиться вечно. И мысли мои то и дело обращались к возможности переезда из прежнего жилища сюда или куда-нибудь ещё, лишь бы не оставаться на прежнем месте. А потом думалось о том, что хорошо бы сменить сам характер работы и выбрать что-либо по душе. Постепенно размышления на такие темы вошли в привычку. Вскоре Акира интуитивно почувствовал суть моих дум и по-отечески переговорил со мной.


По мнению Акиры Като, покидать его кров сейчас было нецелесообразно. Он советовал подождать, пока дочери исполнится года три, и только тогда  менять образ жизни. В общем, мысли наши и тут совпадали.


Ирис исполнилось уже пять лет, когда все проблемы разрешились  сами собой и разом. Решились даже, можно сказать, без моего участия. Оказывается, в тайне от меня Акира съездил в Нару и приобрёл на моё имя вот этот домик. Заодно он узнал и другие полезные мелочи. Так что к семи годикам  Ирис вместе со мной переехала сюда, и мы стали потихоньку обживаться. Со временем я изучила город и окрестности, а также нашла работу, став  модельером в одном из модных магазинчиков. Именно с тех пор жизнь стала налаживаться, и  нам  здесь нравится".


Пока Николь рассказывала о своей жизни, я слушал её мягкий обволакивающий голос и не переставал изумляться естественной женской красоте; но вот повествование закончилось, а я по-прежнему не мог оторвать взгляда от Селесты Янссен. Очевидно, хозяйка это заметила и, пересев ближе и словно ненароком положив тёплые ладони на мои колени, неожиданно спросила:


- Вот в принципе и всё. Кстати, а как ты сам поживаешь? Как твоя личная жизнь? Ведь я о тебе почти ничего не знаю.


И в голосе её при этом чувствовались необыкновенно ласковые и в то же время лукавые интонации. Я несколько замешкался с ответом, а когда собрался, то так и не смог ответить из-за сложившейся в тот миг ситуации.


Каким-то чудом оказалось, что Николь Янссен, сидя почти у самых ног, заглядывает ко мне в глаза. И глаза эти светились счастьем, а в уголках поблескивали озорные огоньки.


«Ну, вот я и попался, - только и подумал я, - уже в который раз попался в плен женских чар. Тем более от такой женщины, как Николь, у меня никогда не было иммунитета».


- Надо же, - между тем продолжала моя знакомая, - а ты совсем не изменился. Всё такой же наивный и застенчивый романтик, каким был и тогда, когда мы учились в колледже. Как ни странно, тебе это даже очень идёт. Только вот одна загвоздка: в те далёкие времена ты то и дело смущался при наших встречах... Может быть, ты тогда и до сих пор влюблён в меня?


Пока длилась эта речь, я вроде бы был спокоен. Однако едва прозвучали последние слова, как почувствовал прилив крови к щекам.


«Боже мой, - промелькнуло у меня в голове, - я краснею, словно неопытный юнец, об истинных чувствах которого прознала девушка».


- Да уж, - тут же заметила женщина, - с тобой всё ясно. Я-то думала, что мне это только кажется. А у тебя оказывается чувства. И чувства искренние.


И Николь Селеста, не дожидаясь никакого ответа, поднялась с дзабутона, села ко мне на колени и, обняв, поцеловала. Естественно, я ответил на поцелуй, этот редкий, но столь ценный знак доверия и любви.


Это был долгий чувственный поцелуй, поцелуй людей, которые доверились друг другу и теперь решились признаться в самом главном – в любви. Закрытые в сладкой неге глаза, нежный румянец на ланитах, крепкие объятия, ощущение безраздельного слияния наших душ. Именно о таком поцелуе мечтает всякий человек.


В то, что было с нами в тот день дальше и в будущем, я не в праве посвящать кого бы то ни было; это исключительно наше личное дело. Замечу только, теперь я живу в одном из самых древних городов Японии, и у меня есть всё, что нужно человеку для счастья – родной дом, любимая жена и парочка красавиц-дочурок.