Из ничего рождается...

     Из ничего рождается что-то.
     Из пустоты – наполненность.
     Дэн вдруг понял Вселенную. Она точно так же выдохнула из себя звёзды, как он, бездумный, изрыгнул книгу. Умным мыслям и красивым словам взяться было неоткуда, но они появлялись на бумаге, следуя воле пальцев, сжимавших ручку. Как будто именно тандем  руки и ручки являл собой средоточие мысли. А не голова, как у большинства.
     «Мальчик он хороший, но папа ему приказывает», – приговор, который вынесла мать, следовал за Дэном повсюду. Даже когда вырос. Тем более – когда вырос! Папа, конечно, не приказывал, но смотрел взглядом долгим, тягучим – уже не оценивал, но ещё не принимал. Почему это должно было иметь какое-то значение для тридцатидвухлетнего детины, сказать вряд ли бы кто смог, но – значение имелось. И не только взгляда. И не столько…
     «У тебя книга – лоскуты, – ронял старик небрежно и уходил в кухню как «в Украину». Про Украину огрызнулся, когда Дэн хмыкнул над его «в» вместо «на».
     «Державам можно, а мне что – я всего-то человек!»
     Но Дэна уже интересовали лоскуты. Почему? Откуда такое равнение?
     Взял с полки третью, любимую. Всегда раскрывал её на сто пятнадцатой странице и читал восьмой абзац.
     «Она раскрылась, отдалась, как женщина, готовая к любви.




     »
     Да, это лоскут. Красный. А следом синий. Красно-синее сочетание яркое, броское, но не безвкусное. И дальше… Нет, тут не лоскутки – лоскутное одеяло. И кусочки подобраны один к другому, сшиты-сострочены крепко, на совесть.

     Сморщился, вытащил из второго ряда первую свою, толстую и некрасивую. Полистал, почти не задерживаясь на страницах. Эта книга казалась ему стёганым одеялом. Ватным. От неё было тепло, но душно. Ну да, куски, как заплатки, портят ткань повествования, не дают насладиться гаммой и гармонией. А тут – всё гладко, ровно, отстрочено. Одно вытекает из другого, ничего не вынуть, ничего не вставить. Но отчего ж она так нелюбима-то?!
     Отец, возможно, понял то, что не мог своей пустой головой понять он сам.
     Нормальные люди пишут, как «дышут» – непрерывно, без скачков и задержек. А он писал, как вздыхал: короткий вдох – пауза и – выдох/лопнувшая шина. Абзац.
     Долгий вдох – острый выдох. Второй.
     Саднит горло – вдоха нет, и только – выдох, выдох, выдох…
     В мусорку!
     Курить.
     Потому и лоскуты. Текст рваный, весь в абзацах и энтерах. Отец привык к другому. Мать не читает совсем. Даже газет. Только новости по Первому смотрит. Где-то в Сети таких, как она, назвали быдлом. Всех повально, кто смотрит телик. По умолчанию – смотреть там нечего. Но что-то же показывают?
     Мать на «быдло» оскорбилась, демонстративно «включила» вечером вместо малаховского разговорного базара книгу сына, не первую и не третью – вторую. Дэн уже два года назад пытался скроить текст по-новому, но лоскуточки не ложились дружно, где-то не втискивались, налезали, где-то не дотягивали, не соприкасались, рвались, оставляя дыры.
     Зияние гласных. Хиа'тус. Вот чем была для Дэна эта вторая книга. Но она неожиданно понравилась матери. Та буквально провалилась в содержание и вынырнула, хватая ртом воздух, только под утро, когда прозвенел будильник, подымая на работу отца.


На хранение