Квартира в пять этажей

Эстет, эпикуреец и любитель эмоций любил тишину. Купил квартиру в центре. Замечательную, трехкомнатную, с видом на город. Утром солнце светило в окно спальни, садилось за окном кабинета. Но соседи сверху... Там мешалась музыка с лаем собаки, похотливыми вскриками хозяина по ночам, хоть редко и недолго, но спать мешало. Отказаться от его предложения они просто не имели права. Две такие же квартиры рядом. Взамен. В другом доме. Так он стал владельцем этажей, пробив проём и поставив лестницу. Но спальню обустроил по исконной привычке предсказателей наверху, что вызвало очередной приступ желаний. Совсем быстро по меркам не спешащей вселенной он скупил следующие три этажа, наученный горьким опытом не только верх, но и вширь. Через год лифты на его этажах не останавливались, а соседи примолкли, в ожидании перемен. Эстет ходил по лестницам, подумывая о персональном лифте, ночевал на своих хоромах в шахматном порядке, утешая себя мыслями о киллере, которому был не нужен, но предчувствуя его метания по этажам и спальням. Перегородки в купленных квартирах покорно исчезали, формируя разные гостиные, с окнами в разные стороны многоэтажки, лучшие дизайнеры города подбирали мебель, плитку, паркет, честно зарабатывая проценты с продающих. Везде размещались вещи, облегчающие время до завтрака, после него и так – до ужина и сна. Эстет знал чувство гармонии и добивался его неустанно, находя в строительных хлопотах отдохновение души в будущем.
Потом стало скучно. Не спасала библиотека на третьем этаже, звонки друзей, раздававшихся с нижних ярусов, где отдыхали мобильные. Он бродил по комнатам, соседи просто растворились в тумане времени, компании собирались в любой из гостиных в центре объединённой квартиры, орали песни и топали в танцах, не боясь реакции проживающих. У него работали три горничные, по очереди требовавшие прибавку к немаленькой зарплате и стрелявших глазками ему в спину и прочие места, благо возраст дарил им надежду на одну из доминошек на его этажах. Периодически, уставая от библиотеки, компаний и горничных и роскошных обедов, эстет чудил. Сначала составлял «недельку» - список завтраков в разных кухнях своего сэндвича, потом, гуляя по парку внизу, придумал облить своё среднеповерховое жилище панорамными окнами. Слегка оживила его борьба с городскими властями, не приемлющими изменения в фасадах осмеянных Рязановым типовых многоэтажек, но борьба проходила вяло и не оставила чувства превосходства после победы.
А потом произошло именно то, чего подсознательно ждал его мятущийся в безделье ум. На одной из стихийных попоек в центре его мироздания, заблудился и уснул великий писатель, попавший туда по собственному недоразумению. По той же рассеянности, гений обрёл ночной приют именно в одной из двадцати спален, в которой прикорнул и хозяин. Утро, начавшееся с похмельной сухости у обоих, пролетело до обеда незаметно. На следующий день эстет, эпикуреец и любитель тишины бурно занялся куплей-продажей нынешнего и нового жилья.
Сосновый бор с вкраплениями скромных берёзовых рощиц, хрустальный ручей через участок, и воздух, который при желании можно резать любым предметом, хоть и руками и глотать, не боясь схватить лишнее. До головокружения по вечерам, упадка сил и каменного сна до рассвета, позволяющего в пять часов утра заниматься отлавливанием пирующих кротов на приволье газона. Интересы сместились в задумчивые взгляды на холмы округи, философские беседы с недалёкими соседями об урожае и медведке, поездкам за питьевой водой к соседнему колодцу. Так он теперь и живёт, принимая те же компании, но, накрыв стол и отбыв необходимое хозяину время, отводит глаза гостям, уходя в лес. С собой берёт только фоторужьё и волка, подобранного в лесу с переломанной лапой еще щенком и преданным ему до визга по утрам. Грамотно защищавшим хозяина из всех волчьих преданных сил от опасностей, исконно здесь не имеющихся. Так он и хотел бы жить дальше. Наигравшись в урбанистические мотивы бетонных клеток.