Мимо. Посвящается...

Мимо. Я иду мимо. Я давно знаю эту улицу, привык к ней, к дороге, деревьям, широкому тротуару. Ни люди, ни машины не мешают мне думать. Я давно «одомашнил» окружающее, сделал все своим, обычным, предсказуемым. Как собственную жизнь. Я не слышу своих шагов, я не вижу лиц тех, кто идет навстречу.
И вдруг. Что-то. Один короткий миг - и я остановился. И вернулся на несколько шагов назад, точно меня окликнули.

У самого края дороги, посреди смятых окурков и обгоревших спичек сияло это крошечное чудо: гордо раскинув зеленые штрихи-листочки и подняв к небу распустившийся бутон - чистейшей белизны лицо. Упругое тельце, сильное, будто проволочное, отклонялось, дрожа в сминающем потоке воздуха от проносящихся мимо машин, и опять выпрямлялось, оставаясь спокойным и безмятежным до следующей волны.

Я присел на корточки, сдаваясь невольному притяжению, даже не зову - он не звал меня, он не звал никого, во мне самом пробудилось нечто, не давшее просто взять и уйти. Взломав асфальт, он никому ничего не хотел доказать, он просто хотел жить, очень, очень сильно. Я смотрел, точно околдованный, а сердце бешено колотилось, смещенное с привычного ритма, - в этом цветке не было того завораживающего движения, которое мы находим в пляске огня или кипении облаков и которое настраивает на неспешные раздумья. Откровение этого чуда было подобно вспышке: его не было вчера и его не будет завтра, и если ты хочешь и можешь что-то взять для себя, нужно делать это здесь и сейчас - он перед тобой и он белее снега.

Я не думал о стараниях и упорстве, с которым это растеньице смогло вырваться на свободу, не думал о чудовищно сокрушительной силе, которая понадобилась ему для того, чтобы пробить неподатливый камень. Я думал лишь о том, как посреди самой грязной грязи - под нашими ногами и внутри нас самих - могла явиться такая ничем не запятнанная красота.

А еще о том, что если бы вдруг исчезли все люди, машины и океаны, если бы земля превратилась в пустыню без какой-либо надежды на жизнь и остался бы только этот кусок асфальта с крепко ухватившимся за него цветком, - все было бы правильно и оправданно. Потому что совершенство, заключенное в малом и несущее в себе весь вселенский смысл, равнозначно по своей мощи и необходимости огромной обжитой планете. Чаши весов не дрогнули бы.

Я не мог сидеть долго, привлекая всеобщее внимание, и встал, чувствуя боль в затекших ногах. Меня ждали дела, и я пообещал себе вернуться сюда завтра и сфотографировать маленького храбреца во всей его красе. Но моим надеждам не суждено было сбыться: на следующий день изящный бутон уже закрылся, давая понять, что откровений больше не будет. Цветок умирал, но делал это с достоинством и явно без сожалений. Сколько людей остановилось возле него? А даже если только один - значит, все было не зря, не просто так, и его судьба - прожить отпущенный срок на грязном асфальте посреди окурков - оказалась наполненной наивысшим смыслом, гораздо большим, нежели дается любому другому существу, будь то растение или человек.

Через день остался только стебелек, молчаливый, ненужный, ничей. Еще живой, но уже мертвый, и я не испытывал ни страха, ни грусти, потому что этот упрямец, так храбро и доверчиво распустившийся под нашим хмурым небом, теперь цвел в моем сердце. Я поместил его туда, как самое дорогое сокровище. Которое белее самого белого снега.