Падение

Воларисовая железа;— эндокринная трубчато-подпочечная железа организма млекопитающих. Воларисовая железа является одним из самых странных органов и её происхождение сложно объяснить с точки зрения эволюционных теорий. Основная и единственная функция воларисовой железы, это запуск воларисовой комы (см. ст).



Воларисовая кома (простонародное: полет)- состояние, вызываемое деятельностью воларисовой железы. Серьезных исследований не проводилось по этическим причинам. Катализатором воларисовой комы является настой подорожника смешанный с разведенным уксусом.


Воларисовой депрессия - особый тип депрессии характерное следствие воларисовой комы (см. ст.).   Характеризуется чрезвычайно высоким уровнем связанных самоубийств, до 84%.      

 

Тюрьма. Большая комната. Посредине стоит один длинный стол за которым сидит десяток усталых людей. Перед ними стоит еще один человек, он практически висит на руках двух массивных конвоиров рядом.


Впервые за много дней осужденный говорит не шепотом. А кричит и визжит. 
-Я требую право на полет, я требую.   

Все приговоренные к смерти одинаковы, все они знают про “право на полет”,   недавно возрожденное из небытия   советом федерации.   По мне так зря, они этого не заслуживают. Легко выбрать полет, зная, что завтра умрешь.   Слабаки. Все убийцы слабаки. И в совете федерации тоже сидят слабаки, популисты. Вот и сейчас, я должен выполнить свою обязанность тюремного палача, я киваю конвоирам, и они под руки снимают приговоренного с помоста и тащат его за мной, шоу на время откладывается.   На лице у приговоренного улыбка, можно подумать его сейчас накормят и выпустят, дав чемоданчик с деньгами и абсолютную индульгенции. Он все время, что то бормочет, один из конвоиров пытается его успокоить, но все напрасно. А вот и “комната радости”, посредине некое подобие распятия из хромированной стали и резиновых жгутов. Наш потенциальный мертвец, зная правила, рвётся к центру.   Он религиозен,   часто ходил в церковь на свободе, добропорядочный христианин, хороший муж, усердный работник. Любил собак. Его привязывают к распятию, ремни надежно фиксируют   тело, теперь ему невозможно пошевелиться. Я киваю, и конвой уходит за дверь,   мы, наконец, остаемся вдвоем, он смотрит на меня и шепчет что то себе. Я медленно обхожу его, достаю из шкафчика одноразовый шприц наполненный катализатором, протираю ему руку спиртом, делаю глоток сам и наконец, делаю ему укол. Теперь мне надо убедиться в том, что все прошло успешно и можно уходить на время его полета, обычно воларисовая кома наступает   через   пол часа и длиться около трех часов. Я сажусь против него и впервые смотрю ему в глаза,   обычные глаза,   такие встречаться по сотне в день. Только вот пустота,   пустота, что спит в их глубине, это сложно передать, но такие глаза у человека уже заснувшего, но еще не нашедшего свой сон.   Он что-то бормочет,   он тут один, пока еще один. Я не хочу, но слышу его. Несвязный бред. Пугающий бред если знать, что он сделал. 


-А, Оля, хорошая девочка, Джеку понравилась, так мило игрались, добрая, платьице в горошек было, зелёный, на желтом, а Джек такой энергичный был, с Вайтом подрался он утром,   тот его за шею как цапнул, но ничего. Через недельку,   Когда встретили Иру уже вместе игрались,   вот веселье было Ира просто вялая, это плохо было, скучно, но платье. Джек его порвал первым, негодяй. Хи. Но Маша, плохая девчонка, плохая, плохая, плохая…


Только когда он замолк я смог, наконец, прийти   в себя, слабак, всегда убегал,   и сейчас убегает. Я смотрю на его морду, собак он любил, скоро с ними наверно встретиться. Я хожу по комнате ожидая продолжения, как я ненавижу правительство за   “право на полет”. Вот и сейчас, я знаю, что будет дальше, но жду, надеюсь, но нет. Он снова бредит. Я ловлю каждое его слово. Он уже не один.
-Девочка, хочешь с собачками поиграть,   Вайт и Дик зовут, хочешь?
Сомнений нет, и я не могу больше находиться в комнате. Конвой запирает за мной массивную дверь, и я иду медленно по коридору. Меня мутит когда я думаю о “полете” того старика и только мысль об ослабленном ремне и куче острых инструментов в “комнате счастья” утешает меня, очень слабо.