Прощальное письмо Сергей Гайдаш

В городке за домом, известным теперь как «Лавка диковинок», с давних пор закрепилась дурная слава. Говорили, когда-то здесь, у прозрачного лесного родника, на пересечении звериных и людских троп, было святилище Богини. Позже на месте древних руин некий Пибоди устроил постоялый двор, однако в скором времени пропал без вести. Прислуга разбежалась, дом пустовал. Летели годы, хозяева появлялись и исчезали, но зловещая репутация этого места только усиливалась. Вот и последняя владелица слыла ведь-мой и знахаркой. Из-за подобной известности люди косо смотрят и на Люсиль Томбой, новую хозяйку и внучку той самой ведьмы.

Поэтому хмурым осенним вечером почтальон, весьма редкий посетитель в этом доме, в ожидании хозяйки с опаской оглядывался. Несмотря на непогоду за окном, здесь всё: и само помещение, и резная стойка, и витрины- было словно окутано янтарной дымкой; весь интерьер будто пронизан лучами солнечного света. Тихий нежный звон подвесок-трубочек у входа только усиливал эту иллюзию. В глазах и на лице вошедшего читался недоумённый вопрос: и это жилище колдуньи?!

Почтальон ещё был в некоторой растерянности, когда к нему вышла хозяйка. Изумление посыльного не уменьшилось. Ведь и в самом деле, по его мнению, особа с репутацией чародейки должна выглядеть совсем не так. Мужчина ожидал увидеть вульгарную и развязную как путана девицу, шикарную  и  обольстительную  красавицу  или, наконец, старуху  с неприятной внешностью. Вопреки его ожиданиям, Люсиль Томбой оказалась привлекательной женщиной лет сорока. Вроде ничем она не выделялась от других представительниц прекрасного пола. Ведь средний рост, худенькая фигурка и овальное лицо – отличительные признаки многих. Но стоило присмотреться, и ты буквально пропал. Сначала привораживали сероватые с зеленью глаза, в которых порой просвещивало что-то колдовское. Затем всех интриговал скромный чёрный бант, украшающий её длинные тёмно-русые волосы на маковке. Как и положено, мужчины откровенно засматривались на округлые груди-холмики. Чёрное шерстяное платье, мягко прилегающее к телу, чёрные же колготки и лаковые туфельки составляли всё её одеяние. Единственными украшениями были золотая цепочка с рыбкой-подвеской и оригинальная серебряная брошь в виде танцующей цапли.

Всё ещё не веря глазам, посыльный без единого слова достаёт из сумки конверт и роняет его на пол. Оба, естественно, нагибаются. И в тот самый момент, когда человек в униформе уже дотянулся до пакета, Люсиль случайно дотрагивается до его руки. Дальше случилось что-то странное. Служащий опять роняет послание, резко отдёргивает руку и мигом исчезает в ненастных сумерках за дверями салона.

Пришлось этой красивой даме самой поднимать письмо. Обыкновенный белый конверт, ничего необычного. Голубая марка с портретом королевы. Только в верхнем левом – аккуратная, почти каллиграфическая надпись:

"Люсиль Томбой (лично в руки),
«Лавка диковинок», Родниковая улица, дом 15,
Годесспринг, Корнуолл".

На обратной стороне – печать почтамта ближайшего портового города Соединённого Королевства. Вскрыв пакет сбоку, женщина достала из него три листа гербовой бумаги. Листы сложены вдвойне, пронумерованы и исписаны тем  же  аккуратным  почерком.  Недолго  думая, она  закрывает  салон, гасит свет и выходит из помещения. Затем по скрипучей винтовой лесенке поднимается на второй этаж и уже там, в тихом сумрачном будуаре, при свете лампы–шара в когтях восставшего грифона читает посвящённые ей строки.

"Дорогая моя Люсиль, единственная и неповторимая!
Эти строки я пишу тебе перед путешествием на край света. Завтра на рассвете «Пеликан» отплывает в Финистер – город моей мечты. Но прежде, чем покинуть родной туманный Альбион, хочу сказать тебе несколько тёплых слов.

Знай, ты самый дорогой и близкий мне человек. Волшебно привлекательная женщина, прекрасный собеседник, хозяйка в своём доме – всё это так. Самое главное, та самая подруга жизни, с которой я был готов разделить свою судьбу, но в своё время не решился сделать подобное предложение. И в этом твоей вины нет. Меня не отпугивают твои сумасбродства, судьба и разница в годах. Я принимаю тебя такой, какая ты есть. Просто боюсь, мне нечего тебе дать взамен той любви, ласки и нежности, которой ты со мной не раз делилась.

Добавлю, единственная, кому я полностью доверяю. Твои доверие, понимание и откровенность – поистине бесценные дары. Потеряв их, вряд ли потом смогу обрести их вновь. Ведь доверие заслужить непросто. Пусть порой не понимал тебя. Прости меня и принимай таким, каков я есть.

Помнишь случай в местной клинике, когда обратно ты выбежала в шоке. В тот вечер я уяснил одну простую истину. В трудную для женщины минуту мужчина должен быть рядом и по мере своих сил поддержать её. Пусть тогда я ничего не сделал, но многое бы отдал за твой душевный покой. Благодарю тебя за этот серьёзный урок.

Даже сама мысль о том, что ты, Люсиль, где-то там есть, просто твоё присутствие рядом, воспоминание о тебе согревает мне душу. Ночью никак  не  уснуть  без тебя, без мысли о тебе, без того, чтобы образ твой не появился в снах моих. Вот и сейчас, вдали от тебя, мне чуть тревожно. Рядом нет самого дорогого и близкого человека, женщины, которая мне нравится, о счастье которой хотел бы заботиться.

Кстати, несколько дней назад пришлось покопаться в архиве. Нужные бумаги, конечно, нашлись, но заодно всплыли интересные факты. Сведения эти касаются истории земельного надела, на котором находится твой дом, и выяснились в начале прошлого века при ревизии участка.

Изначально участок именовался «Родник Богини» и был значительно больше. Дом же действительно построен на месте древнего храма. С течением времени надел уменьшился до нынешних размеров, но название своё сохранил.

Так было до тех пор, пока права на землю не отошли к прадеду твоей бабки, Люсиль. В метриках он значится как Спенсер Томбой Ванделер, «дитя любви». Очевидно, второе его имя, Томбой, есть и фамилия и, судя по людской молве, вторая натура матери. Мать, Аврора Томбой, добилась своего признания и признания ребёнка в свете. Позже Спенсер получил прекрасное образование, побывал во многих странах и приобрёл «Родник Богини». Начинаются хлопоты: перепланировка участка, реконструкция дома и тому подобное. Скоро в Вашем городке открывается своеобразный музей–салон диковинок из таких мест, как Дагомея, Синай и Мадагаскар. Были интересные вещицы с Ямайки, Гаити и из Новой Англии. Знатоки высоко оценили коптские реликвии, экспонаты из Стамбула, Александрии и Румелии, а также из Праги, Вены, Парижа и Лондона. Чуть погодя переименовали и земельный надел, на котором расположен дом. Но ни отличная репутация в обществе, ни широкая популярность выставки не уберегли дом и хозяина от сомнительной славы этого места.

Что касается дурной славы, то тут мне вроде всё ясно. Здания, построенные у дороги, тем более на перекрёстке, всегда пользовались подобной репутацией. Ведь всем известно, что раньше в таких местах принято устраивать захоронения или ещё хуже казнить преступников, еретиков, мятежников и колдунов. Да и всякая нечисть любит водиться на перепутье. То, что строение возведено на развалинах раннехристианского, если не языческого храма только ухудшает ситуацию.

Хочу заметить, дорогая Люсиль, почти все владельцы этой земли – обычные городские жители, правда, склонные к уединению, романтичности и оригинальности. Пожалуй, злосчастный Пибоди, первый хозяин, является источником всех бед, ключом к мнению рядовых обывателей.

На этом я с Вашего согласия заканчиваю своё письмо.

Желаю, несравненная моя, исполнения всех твоих грёз и мечтаний.

Целую и храню твою любовь, всегда твой Стефан Грант".

Письмо прочитано до конца. Однако что-то: мысль или воспоминание – мешает Люсиль отложить его. Так проходит минута–другая. Затем к горлу поднимается ком, начинают еле подрагивать губы и ресницы. Сердце осознаёт горечь и боль утраты близкого человека. Пальцы разжимаются, листки неслышно опадают на паркет. Женщина, ничуть не заботясь об одежде, падает на покрывало. И вот в полумраке слышны тихие всхлипы, крупные редкие слёзы рисуют тёмный узор на материи. Происходит очищение души.

На городок, тихий и подозрительный, незаметно опускается ночь; гаснут огни. Только в одиноком окне – в окне, где крылатый грифон молчаливо взирает на рыдания женщины, - по-прежнему горит свет. Но скоро погаснет и он, символ человеческого одиночества.

Другой же свет, свет любви, частица которой есть в каждом из нас, будет гореть всегда. И пусть Любовь, эта яркая звезда, озаряет путь всем пилигримам. Пусть светлое великое чувство придаст силы и веры тем, кто ожидает возвращения своих возлюбленных.