A-more

Она шла по берегу и собирала ракушки. С каждым шагом она по щиколотку погружалась во влажную теплую гальку, словно желая укутаться в ней, как ныряют с утра в одеяло, чтобы поспать еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть…
 
Ей казалось, что в ее ступнях трепещут, перелетая с цветка на цветок, мечеклювые колибри — сто взмахов крыльев  в секунду, тысяча ударов сердца в минуту — и нектар удовольствия разливался по всему ее существу.
 
Каждый раз, ныряя, она открывала глаза и смотрела в море. Вода слегка пощипывала глаза, проникала в нос, в уши, в рот – ей нравилось это ощущение. Она задерживала дыхание и, отталкиваясь от толщи воды, опускалась к самому дну.

Чем дольше не дышишь, тем слаще первый вдох.

Задевая гладкие камешки, она выныривала уже у самого берега. Возвращалась обратно на глубину уже по поверхности: выдох – в воде, вдох – глоток воздуха, выдох – в воде, вдох – глоток воздуха, выдох-вдох…
 
Она проделывала это с того момента, как научилась плавать, и, сколько себя помнила, вода всегда оставалась в одном ухе. Она носила в себе море до самого прилета домой, а потом шла к лору, и большим, полным пресной воды пластмассовым шприцем, он вымывал из нее последние капли бушующей в ухе стихии.
 
Больше ей не надо было никуда улетать. Она вырвала себя из вязкого клейстера слюны росянки-мухоловки-реальности… и Её Море теперь всегда будет с ней.