Заплаканные звезды

— Мамочка, а почему твои руки не такие мягкие, как у той тети? — Игорек отцовскими глазами-вишнями вопросительно смотрел на Оксану и нетерпеливо ждал ответа. Слова малыша словно обожгли ее, будто поймали на чем-то непристойном. Растерявшись от неожиданности, она неловко опустила мальчика на пол. И он, уже забыв свой вопрос, побежал в зал к Юрию, откуда вскоре послышалась их шаловливая возня.
Бледная, ни одной кровинки на лице, Оксана безмолвно, в изнеможении опустилась на стул, не в силах убрать даже посуду после того, как покормила Игорька. Она не хотела, чтобы Юрий увидел ее в таком состоянии. А потому, пересилив себя, нарочито бодрым голосом, не заходя в зал, крикнула мужу, что отлучится ненадолго по делам. И, накинув шикарную шубу, вышла на улицу. Добротные постройки, еще недавно являвшие собой гордость их хозяев и подчеркивающие сытый их достаток, сейчас показались Оксане нелепыми, не приносили радости. Слова пятилетнего малыша набатом звучали в ушах, железными оковами стягивали душу.
«Ну, зачем она объявилась опять? Разрушить устоявшееся? Качать свои права? Негодная! Забыла уговор?! Так я напомню о нем этой бесстыжей!». Мысли, словно и сердце, так и рвались наружу. Оксана готова была поделиться ими с первым встречным, правда, умом понимая, что даже с родными людьми не станет, не имеет права заводить этот разговор. Позволен только внутренний монолог — и не более. Ну, что ж, хотя бы в этом ее спасение.
Колючий зимний ветер трепал волосы, выбившиеся из-под дорогой шапки, неестественным огнем пылали щеки. Оксана не чувствовала холода, а он ласково студил ее лицо, увы, не остужая при этом пылающую душу.
Сегодня, как никогда, она была одинокой. Впрочем, горькое одиночество посетило Оксану уже тогда, когда она, довольная торговлей возвратилась домой из далекой Сибири. Дорога туда и обратно и пребывание там заняли больше месяца. Однако она была спокойна: ее Юрка ладно вел хозяйство. А младшая сестренка, поселившаяся у них на время учебы, помогала ему в этом. Оксана вполне доверяла обоим, по-прежнему отлучалась в длительные поездки и была ошарашена, когда однажды по возвращении узнала: сестра ждет ребенка. От ее Юрки. Рухнул розовый мир, который она возводила своими руками вокруг себя. Виноватые в случившемся покорно молчали, готовые оставить все и ехать куда глаза глядят. Однако привыкшая выходить и не из таких ситуаций, извлекая из всего выгоду, Оксана приняла решение за них обоих. Сама не имевшая детей, растерявшая их до замужества, она вдруг поняла, что только так может удержать Юрия возле себя. И велела сестре... отказаться от новорожденного, чтобы потом самой усыновить его. Напуганная позором и угрозами сестры сделать ее тайну явью в родных местах, Таиса согласилась. И вскоре в добротном доме Оксаны появились пеленки-распашонки, послышался детский плач. Она прекратила поездки, с головой окунулась в материнство. Однако Юра не стал прежним, почему-то настороженно относился к супруге и только малыша любил беззаветно.
По-своему любила его и Оксана.
Тася, казалось, навсегда исчезла из их жизни. Оксана ничего не хотела о ней знать и наказала ей еще тогда, пять лет назад, никогда не появляться в их доме. Младшая сестра, нарушив запрет, объявилась нежданно-негаданно, как снег на голову.
— Я только одним глазком взгляну на него и сразу уйду, — торопливо промолвила она, виновато глядя на Оксану. Потом также торопливо, не дав ей опомниться, подхватила Игорька на руки, крепко прижала к себе и, казалось, застыла, вдыхая запах родного тельца.
Опомнившись, Оксана вырвала из рук Таисы мальчонку и, зло сверкнув глазами, холодно потребовала:
— Немедленно уйди и не смей, слышишь, не смей никогда появляться в этих местах.
Полными слез глазами Таиса успела еще раз взглянуть на дитя и исчезла за дверью, грубо толкаемая сестрой.
Оксана ничего не сказала вернувшемуся с работы Юрию о нежеланной гостье. А когда Игорек попытался как мог сообщить о ней папе сам, пояснила мужу, что приходили попрошайничать цыгане...
...Смахивая слезы, она долго бродила по вечерним морозным улицам, пытаясь хоть как-то унять схоронившуюся было в душе тревогу. Жалела себя и... ненавидела родную по крови женщину, не так давно выгнанную ею прочь. В прах рассыпались мечты о мире и спокойствии в семье, о женском счастье.
«Что ж вы, доньки мои, делаете? Против Бога идете, — в завываньи ветра вдруг послышалось наполненное горечью материнское причитание. «Мамочка, а почему твои руки не такие мягкие, как у той тети?», - вторил ему голосок мальчика c глазами-вишнями...
Холодные звезды, безмолвно-тревожно глядящие из темно-синей высоты на сонную землю, казались заплаканными.И, мигая, словно тоже пытались очистить от слез свои выразительные глаза...