Асфальтовое знакомство
- Отдыхаете?
- Спасибо, да (нажимая на кнопку пассажирского окна) А вы?
- Я ищу… Неважно.
Отвернулась и закрыв окно стартовала с визгом колёс. Гонка, в которой я не желал участвовать, длилась еще светофора три, а может больше. Я спокойно накатывался на стоп-линию, она уже стояла там, глядя сначала в зеркало, потом через окно - на меня. Я курил, не глядя по сторонам, жалея пропавшее чувство безмятежности езды и лёгкое волнение от неожиданного приключения, не сулящего новых открытий. Перед следующим светофором наши идущие рядом машины остановил очередной патруль. Сержант просто потерял чувство реальности. Ко мне подойти не имел права – слева уже осевая полоса, а к ней не мог пробиться, поскольку машины касались зеркалами. Постучал робко ей в пассажирское стекло после нескольких несуразных движений, но её болид сорвался через пол секунды обмена репликами с растерянным стражем дорог, ясность же моего разума они проверяли вдвоём, тщательно и долго. Как я и ждал, на следующем пит-стопе меня ждал Мерседес, урча выхлопной трубой и моргая аварийкой.
- Мы так долго ехали рядом, что имеем право познакомиться без боязни рассказать это потом родственникам.
- Я – Максим. Правда, имеем право? Я как-то об этом не подумал. О родственниках. Да и о знакомстве – тоже.
- Ловите.
На моё пассажирское сидение упала визитка. «Дарья Модарова, искусствовед», телефоны офиса, мобильные, целых три.
- Поворачивайте за мной на следующем перекрёстке, потом на Бубнова – сразу налево. Если потеряетесь – наберите. Я угощу вас чаем.
На указанном перекрёстке я спокойно проехал прямо. Мой путь был незатейлив и не предусматривал в планах невнятные знакомства по чужой инициативе. Ни в обед, ни после ужина. Ни (тем более) - ночью.
Я спал бы до двух часов дня, шторы были задёрнуты, кот накормлен и напоен в четыре часа утра на убой и на отпой, телефоны – переключены на беззвучный режим. Домашний разорвал тишину на тряпочки в двенадцать:
- Максим? Это Дарья, мы с вами гонялись ночью. И вы захотели потеряться.
- Мы с вами не гонялись, вы ко мне приставали.
- У меня были на то основания.
- Не буду спрашивать, какие именно.
- Вы мне понравились.
- Я спрошу другое – откуда у вас мой домашний номер?
- У меня есть некоторые возможности определить ваше местоположение.
- Госномер и база ГАИ, сложно ли понять.
- Таки - да, но я хочу с вами встретиться.
- Это не совпадает с моими желаниями, Дарья. До свидания.
На следующий вечер я опять, преодолевая хандру одинокой холодной постели, подался в путешествие. Я хотел побывать в храме Святого Пантелеймона в Феофании ночью – наместник звонил вечером и обещал красочную ночную службу с приглашенными певчими – по поводу моего дара. Это сродни закрытому попсовому концерту для знати, презираемому мной, но церковные пения манили меня отрешенностью и красотой звуков. Прогревая двигатель, я случайно заметил знакомые стоп огни Мерседеса. И смирился, перекрестившись. В храм мы зашли вместе с Дарьей, которая тихо висела на хвосте моей машины до самых теней от куполов, накрывших две машины одновременно непонятной пелериной вечернего благословления – солнца давно не было. Платок на голове, длинная тёмная юбка, обувь – без каблука. Заходя в храм, я крестился, но мысли смятенно отвергали Божье успокоение. «Откуда она могла знать, что я еду в церковь?»
Я встал у мощей – там еще оставалось место. Дыхание моей нежданной спутницы грело мне левое плечо, а её грудь касалась спины. Настоятель возносил хвалу, паства крестилась и кланялась, а я поймал себя на мысли, что если-бы написанная на стекле голова Иисуса кисти Пизано не попала в этот, по итальянским меркам, захолустный монастырь, не смог бы я тут присутствовать на этой Тайной Вечере посвящённых и искренне молящихся. Не было бы повода. Голова была хороша. Рисунок на стекле был изящен, нимб впивался в голову до крови, заставляющей морщиться, а тон краски передавал жилки и биение пульса, хотя в печах эти рисунки либо пережигали, и они становились тёмными от загара, либо не додерживали – и получался болезненно белый цвет. Я нашел её в Палермо, в лавке старьевщика и подарил отцу Серафиму, купленную за гроши, но цены для его паствы не имеющей. Витраж, написанный для одного из окон на хорах церкви Сен-Реми, попал в окрестности Киева моими скромными усилиями и радовал сейчас меня больше всех прошлых жизненных успехов. И плечо Дарьи вряд-ли опиралось бы на меня так беспомощно. Да и подстерегла бы она выезд отшельника, выходящего по вечерам крайне редко? Только пропал драйв из девичьей души. Смирная, строгая и молчаливая стояла она за плечом мужчины, и ничто не напоминало в дыхании сзади её светловолосую легкомысленную насекомость с копной перевёрнутого ветром сена в голове. За левым плечом стояла женщина. Готовая быть женой, матерью – детям моим, терпеливой и понимающей спутницей вожака и главного в семье. В радости и горе.
Руководитель храма отпел положенные обряды, хор поддержал все его каденции, а верующие истово ложа поклоны и лобзания, столпились перед обретённым чудом заграницы.
Батюшка подошел и, поздоровавшись, сказал улыбаясь:
- Максим, сын божий, я могу тебе скидку сделать на венчание, ведь у нас Благая Весть.
- Преподобный, я рад вашей вести, но венчаться пока не собрался.
- А мне так показалось. – Он лукаво глянул на Дарью, перекрестил нас размашисто и ушел в притвор, не оглядываясь.
Мы встретились глазами. Так бывает, когда зеркала души не скользят по внешности, а встречаются осознанно, с интересом. С момента нашего асфальтового знакомства я не успел сложить в мыслях свой смысл в ней. А после службы – не успел проверить Божье благоволение. Надо совсем немного времени для познания открытыми душами друг друга, но венчаться мы приехали только через год – у нас была масса других дел. Но по желанию наместника и его настоянию венчание проходило именно перед той головой Иисуса, которой отдавали мы сердца в ту ночь. Рядом, но не вместе. А после венчания – вместе и рядом. На всю оставшуюся ей жизнь.
Свидетельство о публикации №210033001158
Дмитрий Леонтьев 25.04.2010 15:14 Заявить о нарушении