Пророчество

Туман мягко опускал свои пряди на город. Они медленно струились обезжиренным молоком по улицам, затекали во дворы, в аллеи парков, съедали ноги деревьев, скрывали двери подъездов, разъединяя людей, глуша звуки, гася свет покорно склонившегося к земле вечернего солнца. Город готовился отойти ко сну. И так каждый вечер… Туман и неизвестность…

Женщина неподвижно стояла у окна и смотрела, как белые клочья поднимаются все выше. Еще немного, и за окном ничего не будет видно, словно на экране телевизора, когда на принимающей антенне исчезает сигнал.

- Как ты думаешь, пророчество исполнится? Сегодня туман особенно плотный, – не поворачиваясь, спросила она. Тонкая кружевная шаль, похожая на туман за окном, медленно соскользнула на пол. 

- Не знаю. Не хочется в это верить. Сегодня был чудесный день: солнечный, какой-то радостно-рыжий от еще не успевшей пожухнуть опавшей листвы. А выпавший поутру серебристый иней придавал ей такой нарядный вид…

Крупный мужчина поднялся с большого покрытого мохнатым пледом дивана. Подойдя к женщине, поднял шаль, и она снова ласково легла на изящные плечи. Крепкие сильные руки обхватили хрупкую фигурку, пытаясь защитить от жестокого мира и страшного будущего.

- А помнишь, как в первый раз мы узнали о пророчестве? Был такой же чудесный осенний день, как и сегодня: тепло, безветренно, уютно. А потом пришел старик с горящими глазами и сказал, что город – это зло, что он противоестественен, люди должны жить в единении с природой, а не в каменных коробках, куда большую часть времени суток не заглядывает солнце, где не слышно шелеста ветра и пения птиц, журчания воды. Человек стал, по своей воле, не нужен природе, самонадеянно почувствовал себя ее господином, забыл, что  он жалкая, ничтожная часть ее, и потому будет уничтожен.

- Помню. Он семь дней бродил по улицам и рассказывал, что на город надолго опустится туман, а когда поднимется, наступит вечная мертвая зима: без закатов и рассветов, без солнца и ветра, без снегопадов и оттепелей. И превратится город в склеп… Люди шарахались от него, он вызывал не просто страх – панический ужас. Всю неделю только о нем и говорили. Старик ушел, и пророчество стало сбываться.

Туман поглотил последний осколочек синеющего неба за окном, и в комнате стало совсем темно. Можно было бы включить вычурную электрическую люстру под потолком, но мужчина зажег простую свечу, ее мерцающий, слегка колеблющийся свет придавал некоторую одушевленность окружающим предметам. Женщина подошла к полке с книгами и взяла томик стихов. Раскрыв наугад прочла:

Ветра стучат опять в окно,
И снится рыжая плутовка,
Что лета снявши кимоно,
Вдруг в зиму превратилась ловко…

Но ветра надменно молчали. А за окном туман становился все гуще. Город убивал себя, поверив в страшное пророчество, все сильнее пропитываясь необъяснимыми страхами и дурными предчувствиями. И они туманом каждый вечер, когда разум людской освобождался от дневных забот и впускал в себя страх, окутывали его, убивая радость и надежду, искорки счастья и любви, крупицы творчества и вдохновения. И город становился все более серым и безликим…

А вокруг благодарная природа радовалась первому снегу, розовеющему в закатных лучах скользящего к горизонту солнца. Он был чистым, искренним и белым-белым. И на нем можно было бы написать новую счастливую историю. Только люди, затаившиеся в своих каменных коробках, не знали об этом, а может просто не хотели знать…