Риэлторами не рождаются

Как все на свете у всех бывает впервые, так и у каждого риэлтора когда-то была своя первая сделка.
Моя случилась нежданно-негаданно, когда я еще и слова такого не знала - "риэлтор", и о законах наших интересных имела смутное представление, и совсем уж не думала, что когда-нибудь стану профессионально заниматься недвижимостью.
И тем не менее, отсчет своей риэлторской практики я веду именно от этого момента - когда судьба преподнесла мне неожиданный подарок в виде букета из аренды-купли-продажи-ренты. Потому что именно тогда я поняла, как трудно людям далеким от всего этого, решать квартирные вопросы без подсказок профессионалов. И через несколько лет, через еще несколько разнообразных личных сделок, я стала риэлтором. Итак.....

В 1991 году, когда рухнул нерушимый, мы служили под Львовом. Служил, конечно, муж.
Но "Мы" говорят все офицерские жены. И, поверьте, у нас есть на это основания.
Я услышала новость в автобусе, на обратной дороге из райцентра, куда ездила по делам. Шофер сделал радио погромче и все, сначала в молчаливой растерянности, потом с бурей эмоций, пытались осмыслить происшедшее.

Местным стало радостно. Немногочисленным русским стало неуютно.
И комментарии украинских журналистов и крики пассажиров автобуса "теперь-то можно будет москаликов вдоль дорог вешать!" - все казалось немыслимым фарсом.

В части мне не поверили. Командир сказал - это просто глупая шутка. Замполит сказал - это провокация. Сослуживцы сказали - не может быть! К сожалению, все оказалось правдой.
Лучшая подруга-украинка, с которой были близки как сестры, увидев меня на улице, переходила на другую сторону. Поздно вечером прибегала и просила прощения: "У меня же дети! Не за себя, за них боюсь!" Я на нее и не обижалась. Самой было страшно. У меня тоже были дети.

На следующий же день в войсках появилось требование отдавать приказы только на украинском языке. Его не знали даже многие украинцы.
Русские летчики сели в самолеты и улетели на Родину. Было много шума, но Россия их приняла. У "безлошадных" офицеров такой возможности не было. Перед каждым встал извечный вопрос "ЧТО ДЕЛАТЬ?".

Оставаться - значило присягать на верность Украине, нарушив данную ранее присягу.Русские офицеры били себя в грудь, вели разговоры о патриотизме и рвались в Россию. Пыл некоторых быстренько охладили жены украинки, отказавшись уезжать от родни. Ребята прятали глаза и оправдывались тем, что их детям здесь будет лучше. Хотя их никто и не осуждал. Каждый делал свой выбор сам.

Как, оказалось, сделать выбор - это еще ничего не значило! Можно было сколько угодно гордиться своим патриотизмом, любить Россию и рваться на Родину, но если у тебя не было маломальских связей, то твои порывы оставались никому не нужны. Вот не нужны были России ни ее сыновья, ни их семьи, которых она же и разбросала по всему Союзу...
И все-таки офицеры пытались прорваться. Ездили в Генеральный штаб. Ездили в свои бывшие училища. Искали связи. Многие возвращались с почерневшими лицами, молча писали рапорта. Кто-то оставался служить Украине. Кто-то увольнялся из армии.

Моему мужу повезло. Когда он вышел из кабинета Большого Начальника,услышав " да на х** ты России сдался?", случайно встретил в коридоре своего однокурсника. Оказалось, тот уже давно служил при Ген.штабе. Не знаю, что бы было с нами, как бы сложилась наша судьба и судьбы наших детей, если бы он не помог по старой дружбе.

Так мы оказались в небольшом поселке под Калугой.
Жить, разумеется, было негде. Но к этому офицерским семьям не привыкать. Пока я паковала вещи, муж поехал на новое место службы и нашел съемную квартиру. Правда, вместе с хозяином.

Квартира состояла из двух смежных комнат и довольно большой кухни, которые поступили в наше распоряжение. Хозяин жил в маленькой темной комнатке, норке, как он ее называл. Главное, квартира была со всеми удобствами. Что было немаловажно - женщины с соседних улицы полоскали белье в протекавшей через поселок речушке, топили печи дровами. "А у нас газопровод - вот!" И вода в доме. И канализация. И отопление АОГВ. Короче, квартиры в этих домах были предметом зависти коренного населения.

Местный заводик, в начале 70-х построил для своего руководства и ИТР несколько благоустроенных домиков. Наш хозяин был в те времена его директором. И получил двухкомнатную квартиру на двоих с женой. Со временем жильцы состарились, многие умерли, как и хозяйка нашей квартиры. Получился этакий островок, на котором доживали свой век старики.

Хозяином оказался тщедушный 92-летний старичок. Звали его Ильей Семеновичем. От денег за аренду он отказался. Договорились, что мы платим за все коммунальные услуги,он с нами питается, и я его обстирываю. Нас все вполне устраивало. Мне это было не тягость.

На следующее утро я, как всегда, приготовила бутерброды и позвала Илью Семеновича завтракать.Старичок удивленно посмотрел на стол: " А что, супчика нет?" В нашей семье супчики ели только на обед.Пришлось менять привычки, готовить первое с утра.

Когда он мне отдал в стирку свои вещи, я просто-таки растерялась - казалось и постель и кальсоны, которые он носил круглый год, расползутся от прикосновения с водой. Тереть их уж точно было опасно! Пришлось выбросить весь этот хлам, и выделить дедушке, как постельное белье, так и нательное из своих запасов. Благо, мужу белье выдавалось как форма.

По документам Илья Cеменович не был одиноким. У него был сын. Он жил в соседнем селе. Работал шофером. В Калуге жила дочь-пенсионерка. Но у нее на руках был тяжело больной муж и хозяйство. На отца ее не хватало физически. Неподалеку, в райцентре жили сестра и брат с семьями, племянники. Внуки и правнуки жили даже в самом поселке, неподалеку.

Но до нашего появления убирала и иногда приносила ему продукты соседка, Тамара Андреевна - жена друга юности Венечки (ласковое обращение прилепилось к нему сызмальства, да так и осталось до старости), такая же древняя и такая же еще крепкая старуха. С ними Семеныч иногда коротал вечера за картами или разговорами. Ни с кем из родных, кроме дочери, он не общался. Или с ним не общались. Уж не знаю, что там у них было первоначально.

А человек Семеныч был интересный. Он мог стать прототипом любого произведения об истинном коммунисте. Фанатично верящий в партию, отдавший ей всю жизнь, и чувствовавший себя преданным ею.
- Для меня, Наталья Михайловна, всегда на первом месте была партия. Потом уже жена, дети. Я считал, что жена - явление не постоянное, у детей своя жизнь будет, а партия меня никогда не оставит. Наделся на персональную пенсию и хороший пансионат в случае чего, а оно вон как повернулось! - с горечью говорил он.

Когда-то Семеныч был первоклассным охотником (в Калужской обл. почти все мужики охотники). Ох,сколько он мне охотничьих баек рассказал!!! Жалею, что не записывала.
Когда вышел на пенсию, завели они с женой пасеку. И о пчелах он рассказывал так, как о живых людях иной рассказать не сможет. Я люблю увлекающихся людей, поэтому мы быстро нашли общий язык.

Еще Семеныч, так же как я любил поэзию. В свои годы он сохранил удивительно ясную память. Которой был не доволен. Как-то смотрю, смурнОй какой-то ходит.
- В чем дело? - спрашиваю.
- Да вот, говорит, память меня подводить стала: не могу вспомнить последние куплеты из "Фронтовика" Багрицкого. Почти все помню, а два-три последних забыл, путаюсь! Не напомните?
Ничего себе! Я их не то что никогда не знала наизусть, но и вообще впервые услышала. Открыли сборник. Так их там 27! Он действительно последние два забыл. А все остальные ТАК прочитал, что у меня мурашки по коже пошли! Я люблю стихи, но наизусть в таком количестве, как Семеныч никогда не помнила. И это в 92 года!!!

Так бы и жили мы потихоньку, если бы Семенычу не пришла в голову мысль прописать нас в своей квартире. Соседка поделилась-похвасталась - прописала внука, чтобы он после ее смерти на себя квартиру приватизировать мог. Как раз только начиналась приватизация. Еще никто толком не понимал что это за зверь, но главное народ уяснил - из приватизированной квартиры не выгонят. И наш Семеныч загорелся!
- Когда вы еще свое жилье получите, а тут все готовое. И я спокоен буду. И на том свете мне доброе дело зачтется. А без прописки вас же сразу отсюда попросят, как только я помру, - убеждал он нас. У старика горели глаза, у него появилась цель.

Перспектива получения собственного жилья у нас действительно была очень туманной. Забегая наперед, скажу, что многие наши сослуживцы его так и не дождались - дослуживали и увольнялись, в лучшем случае получив воинский сертификат.
Поговорили с дочерью Ильи Семеновича.
- Будет так, как скажет отец. Его слово всегда было законом. Никто, никогда не смел ему перечить, - только и сказала она.

Взвесив все за и против, мы согласились с предложением нашего хозяина. На следующий день, спозаранку Илья Семенович был уже на ногах, побрился, приоделся в подаренный пиджак и шляпу, собственноручно написал заявление с просьбой нас прописать, как членов семьи, ведущих с ним одно хозяйство, и пошел в контору завода.

Вернулся наш Семеныч расстроенный и растерянный - ему отказали. Жилье-то было служебным и продолжало числиться за заводом.
- Ну и ладно! И так все хорошо. Только придется Вам, Илья Семенович, пожить пока нам квартиру не дадут! - пробовала я шутить, продолжая месить тесто.
Старик сидел за кухонным столом, трясущимися руками капал в мензурку сердечные капли, судорожно глотал питье, в который раз рассказывал мне одно и то же дрожащим голосом, и никак не мог успокоиться. Впервые в жизни к его мнению не прислушались, с его желанием не посчитались. Это было почти невыносимо! Вид у Семеныча был такой, что я стала всерьез опасаться за его здоровье.

Тут без стука распахнулась дверь (во времена описываемых событий двери еще не запирались), и на пороге возник Чиновник. Классический такой Чиновник: в потертом костюме, некогда белой рубашке с дешевым галстуком, в запыленной шляпе. Прижимая к боку видавший виды портфельчик, он не здороваясь, грозно произнес: "Вы что здесь делаете, гражданка?!".
- Пироги пеку. А Вы что здесь делаете, гражданин? - мне стало не по себе от такой бесцеремонности. Но я постаралась сдержаться.

Чиновник важно переложил портфель с одного бока на другой и не менее важно произнес:
- Я! ПРЕД!-СТА!-ВИ!-ТЕЛЬ! АД!-МИ!-НИСТ!-РА!-ЦИИ! И я требую, чтобы Вы убрались из этой квартиры в течение 24 часов!
Я оторопела. Куда?! Как можно за сутки найти другую квартиру, да еще и перебраться с детьми и со всем скарбом?! А как же Семеныч?! Главное, я понятия не имела, насколько эти требования законны. Было. Растерялась. Стояла, с выпачканными мукой руками, и не знала ни что делать, ни что сказать.

Голос, раздавшийся за моей спиной, я узнала не сразу.
- ВОН!!! Вон из моего дома! Может ты и представитель, а я здесь хозяин! И с кем мне делить кров, решать буду я, а не администрация!
Илья Семенович стоял у стола, выпрямившись, слегка опираясь на сжатый кулак. Голос звенел, как туго натянутая струна. Глаза смотрели жестко, и разве что искры из них не сыпались. Я вспомнила, рассказы людей о том, каким Семеныч был авторитарным руководителем.
Витавший в кухне запах корвалола казался неуместным.

Чиновник попятился и пробормотав: " Это заводская квартира! Вот приватизируй - тогда и будешь хозяином", - удалился восвояси.
А вслед ему неслось: "Если надо - приватизирую!". И кулачком по столу!

Наутро Илья Семенович пошел на завод с новым заявлением. На этот раз он вернулся нескоро. Но довольны-ы-ы-ый.
Оказалось, его пригласили к самому директору. Секретарь, как в былые времена, принесла чай. Даже с печеньем! Пришла председатель профкома. С ним долго вели разговоры о жизни. И... уговаривали не приватизировать квартиру.
Семеныч с удовольствием рассказывал, как ему с двух сторон обещали золотые горы, а он в ответ на любое предложение, все спрашивал, где же они раньше-то были, когда он прозябал в одиночестве.

Эта аудиенция у директора была его звездным часом! Отказать в приватизации не имели права. Приходилось только уговаривать. А старик посмеивался над своими собеседниками, купаясь в сладкой мести - теперь он был хозяином положения, теперь он диктовал условия!
В конце концов, его выпроводили, демонстративно положив заявление под сукно стола.
- На два месяца! Все по закону! Если не помрете, будет подписано! - цинично заявил действующий директор.
- Не дождетесь! - фыркнул директор бывший, и счастливый потопал домой.

С этого дня жизнь стала веселей. Редкий день обходился без гостей.
Пришла толстая тетка с такой же пухлой сумкой, набитой тряпками и моющими средствами. Профсоюз послал ее сделать уборку у Ильи Семеновича. "Да где ж ты теперь тут грязь найдешь, милая?!", - ехидно спросил ее тот и вежливо выпроводил из квартиры.
Потом подъехал директорский уазик и шустрый паренек стал вытаскивать пакеты с продуктами. Илья Семенович не без злорадства объяснил ему, что ТЕПЕРЬ он не голодает. Пакеты остались невостребованными.
Совершенно "случайно" проезжал мимо сын. Завез буханку хлеба, грамм 300 сыра и с полкило докторской колбасы. Илья Семенович передал все это богатство мне в руки со словами "пусть хозяйка распорядится". Сын больше 5 минут не задержался.
Приехала сестра с племянником. Привезла ведро картошки со своего огорода. Строго спросила меня, хорошо ли я кормлю брата. Илья Семенович позвал ее в свою "норку". О чем-то они там пошептались, после чего гости ушли, хлопнув дверью.
Как-то вечером заглянула на огонек учительница моего ребенка. За чаем рассказала, что эту квартиру, после смерти И.С. обещали ее мужу выделить. "Да разве ж деда дождешься!", - вздыхала тяжко.
Потом прапорщик из нашей части рассказал, что его жене предлагали над стариком шефство взять, в обмен на квартиру. Так они отказались. Не царское это дело - за стариком ухаживать! Пока еще ходит, ладно, а вдруг сляжет!? Фи-и-и! Надо бы, дескать, и нам подумать хорошенько.

И такая дребедень целых полтора месяца! Получалось, весь поселок давно и с нетерпением ждет смерти Семеныча, а тут понаехали всякие - помереть старику спокойно не дают. Я уже вся на нервах была! Пачки сигарет едва хватало на день. В сердцах сказала: "Если все удастся - брошу курить!".
А Илья Семенович прямо помолодел на глазах! Он опять имел какую-то, пусть махонькую, власть над людьми. Он опять решал "да" или "нет". От него зависело чье-то будущее. Это грело и давало силы жить.

Прошло более полутора месяцев. Близился час "Ч". Старик упорно не хотел помирать. Квартира уплывала из заводского фонда.
Как-то среди газет и журналов в почтовом ящике обнаружилась открытка - Илью Семеновича приглашали на проф.осмотр в заводскую поликлинику.Он очень удивился - такого раньше не было! Посовещались и решили, что нечего ему там делать, раз ничего не беспокоит.
Через день пришла еще одна - на этот раз приглашали лечь в заводскую больницу на обследование. Напоминали заботливо, что после смерти жены, 5 лет назад у него инфаркт был. Не лег.
Тогда пришла собственной персоной медсестра, поинтересовалась, получил ли открытки. Достала тонометр и уже заряженный шприц, предложила давление померить:"Может надо сделать укольчик". Отказался Семеныч мерить давление. И попросил меня больше никого в дом не пускать. С этого дня мы стали запирать двери.

Квартиру Илья Семенович приватизировал. Давши слово - держись! Мне пришлось бросить курить. За что меня очень зауважал наш хозяин.
Илья Семенович предложил нам оформить договор купли-продажи его квартиры.
- Я могу и завещание написать. Да не уверен я, что квартира вашей станет. Мне уже 93 года. Вдруг потом родственники начнут доказывать, что из ума выжил? Лучше купите ее и дело с концом!- увещевал нас хозяин.

Денег у нас, мягко говоря, было маловато. Мы продали только что полученные ваучеры и заложили в ломбард обручальные кольца, чтобы купить квартиру Семеныча. По цене БТИ. Это не было аферой. Илья Семенович знал рыночную цену. Но сказал: " Я старый коммунист. И не собираюсь перед смертью в спекулянты записываться. Есть цена, которую установило государство. Больше мне не надо. Вы только не бросайте меня. Похороните, как большевика. Не нужны мне кресты, я в бога не верю. Сделайте памятник со звездой".

Мы долго сидели с Ильей Семеновичем на кухне и сочиняли договор купли-продажи. Вписывали и пожизненное проживание, и исполнение его желаний. Я тогда еще не знала, что все придумано до нас и называется это рентой.

В поселковом совете секретарь сделала последнюю попытку: " Думаете, будут с Вами возиться, когда купят?" Семеныч посмотрел на нее уже знакомым мне властным взглядом: "Регистрируй,Тонька,не болтай!" Покупка состоялась. Дальше жизнь потекла спокойно.

Весной 1993 года умерла невестка Ильи Семеныча. Вернувшись с похорон, он попросил меня купить черного изюма.
- Сколько купить?
- Да прикиньте сами: мне сказали, надо съедать в день столько изюминок, сколько еще прожить хочешь. Надо так, чтобы лет на 15 получилось.

На Рождество 1994 года умер его лучший друг. Семеныч гостил у дочери, и тревожить его не стали. Когда вернулся, стал как всегда собираться в гости к соседу. Пришлось сообщить печальную весть.. У старика затрясся подбородок, набежали слезы и он молча стал дрожащими руками расстегивать куртку. Я удивилась.
- А почему Вы раздеваетесь?! Сходите к Тамаре Андреевне,соболезнование выразите. Вы же друзья!
- Наталья Михайловна!!!! - слезы мгновенно высохли в его глазах от возмущения, - Я прожил долгую жизнь, и всякое в ней конечно бывало, но НИ-КОГ-ДА! НИ ОД-НУ! ЖЕН-ЩИ-НУ Я НЕ СКОМ-ПРО-МЕН-ТИ-РО-ВАЛ!!!!!! Уже седьмой час вечера! Что люди подумают?! Венички нет, а я к вдове на ночь глядя попрусь?! Завтра утром пойду.
Илья Семенович был очень обижен, что я могла так плохо о нем подумать. Пришлось оправдываться и извиняться.

Не удержалась, рассказала об этом разговоре Тамаре Андреевне. Она не удивилась, а рассмеялась: "Илья ко мне еще в девках подкатывал! Да я всегда Венечку любила. Если уж невмогому станет, лучше разбегусь и об березу трахнусь, чем с ним!"
Нда-а-а-а.... Крепкие люди живут на земле Калужской!

В 1995 году умер зять Семеныча. Эта смерть его не огорчила. Он очень обрадовался за дочь. Теперь его любимая Светочка свободна от "зверя", как он называл зятя в злой ревности.

Илью Семеновича мы хоронили поздней осенью 1996 года. Кладбище располагалось в лесочке. Был листопад. Несколько глянцево-золотых листьев неспеша легли на опускаемый в могилу гроб. "Золото партии...", - мелькнула нелепая мысль и тут же смылась набежавшей слезой.
Еще через год поставили на могиле скромный обелиск с красной звездой.
На нем фотография - волевое лицо c устремленным в будущее уверенным взглядом коммуниста. СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ СВЕТЛОМУ ЧЕЛОВЕКУ!