Белое безмолвие

                Лене С. с благодарностью
                от автора

Дмитрий, как обычно, ругался с представителем поставщика:

- Какого чёрта вы привезли?! Эти трубы для водопровода, а мы нефтепровод строим! В контракте записано ТС112-50/5, а вы что привезли?

- Что мне дали, то и привезли! Расписывайся, давай, умник!

- Я тебе сейчас распишусь!!! Эту поставку оплачивать не будем, пока не будут трубы как по контракту, и пеню с вас возьмём за нарушение сроков!

- Да ты только в Игарку приедешь…

- Что, опять запугать хочешь?! Я тебе ясно сказал – пока зимники (1)  стоят, трубы должны быть здесь, у меня бригада уже две недели без работы мается по вашей милости! Если сорвёте мне работу, засудим вас к чёрту! И вы не со мной тягяться будете, а с нашими юристами. Хочешь со своим начальством поехать верхонки шить? Я тебе это мигом устрою!!! Всё, вали отсюда со своими железками!

Представитель стоял красный как помидор, но он понимал, что не мог ничего возразить – это был уже не тот Дмитрий, которого он встретил здесь же год назад. Тогда в Игарке на Дмитрия действительно «наехали», забрали половину налички, которую он вёз домой с вахты, побили профессионально – больно, но без синяков и переломов, - и прямым текстом сказали: «Ты не умничай, пиши, что тебе умные люди говорят, и мы тебя пальцем не тронем!» Но Дмитрий созвонился со своим руководством, подал заявление в местную милицию: они с неохотой, под давлением звонков больших генералов из центра, дело приняли, бандитов нашли, и теперь те действительно шили верхонки где-то на северо-востоке, а может, и на рудниках работали. Головной офис подключил своих юристов, и они позаботились, чтобы эти ребята получили «по полной».

- Что, Дмитрич, опять с ними ругаешься? – всегда улыбающийся румяный бородатый норвежец Олле Кристинсен по прозвищу «Лукойл» похлопал его по плечу.

- Да приходится! Одно и то же каждый раз! То провод медный с вспомогательного насоса срезали, в «Зульцере» все волосы себе на голове выдергали, пришлось им новый насос срочно поставлять, то вот теперь с этими трубами… Дураки какие-то! Они что, думают, что я этого не замечу, или не глядя подпишу?! – Дмитрия ещё колотило после словесной перепалки. Он по натуре был человек мягкий, конфликтов не любил, но Север закаляет.

Всего год назад он ехал по ночи из Игарского аэропорта на вездеходе, который прислали за ним и другими вахтовиками с объекта, любовался факелами сжигаемого попутного газа над башнями, которые поднимались вдоль дороги за редким северным лесом; тонкая колючая изморозь, которую кругом несло ветром, будила в нём самые романтические настроения. Инспекторские корочки ещё пахли чернилами, а в голове царила эйфория от такого головокружительного подъёма: считай, сразу после выпускного попасть в такую компанию, да ещё на такую знаменитую стройку! Обещанная зарплата превышала самые радужные его ожидания, а перспективы кружили голову.

На деле всё оказалось гораздо более земным. Да, деньги огромные, но «за так» никто платить не будет: двухмесячная вахта высасывала все силы, работать приходилось по двенадцать – шестнадцать часов в день почти без выходных, глаза краснели от постоянной работы за компьютером: он сверял и перепроверял списки и сроки поставок оборудования и материалов, инспектировал готовые наземные сооружения, изучал проектную документацию. Поначалу «старики» посмеивались над его юношеским максимализмом и неистребимым идеализмом, но потом стали уважать: к делу Дмитрий подходил основательно, работал много, был строгим, но справедливым, и знал, где нужно проявить принципиальность, а где нужно дать немного простору для манёвра. К тому же он до конца первой вахты продвинулся от рядового инспектора до руководителя отдела технической инспекции, а теперь и вовсе метил на должность главного инженера по наземным сооружениям.

Самым же трудным было то, что он, привыкший к городской жизни и общению со многими своими друзьями и знакомыми, оказался заперт в своей работе. В конце смены наскоро ужинал в столовой, приходил в свой домик, и падал спать. С повышением ему отвели и отдельную комнату. Раньше он жил в четырёхместной, и это хоть худо-бедно, но давало возможность пообщаться, а теперь он чувствовал, как дичает без обычного общения. Несмотря на то, что работа в таких сложных условиях сближала и заставляла людей быть вместе, помогать друг другу, всё же вахты сменялись неравномерно, и многие переходили на другие участки, другие просто не выдерживали и уезжали, так что завести друзей не получалось. Одно исключение был Олле «Лукойл», который работал здесь координатором от норвежской стороны проекта, и вахта которого точно совпадала с вахтой Дмитрия. Да что там друзей завести: даже бриться привыкшему к основательному уходу за собой Дмитрию не получалось, он это дело забросил, и отрастил изрядную бороду, которую немного равнял, только когда подходило время ехать домой в очередной отпуск. В общем, несмотря на то, что он был всегда окружён людьми, он тем острее чувствовал своё одиночество, и даже временами беспомощность перед лицом Севера.

- Слушай, мы через неделю запускаем новый куст (2), там бурение уже почти закончили, подведём воду, и начнём качать – поехали с нами, а? Всё равно, пока этот чмырь тебе трубы не привезёт, тебе тут делать нечего, – Олле за пятнадцать лет, что работал в России, выучил язык, и даже иногда матерился при случае не хуже местных нефтяников.

- Я подумаю. Мне ещё пять списков проверить надо, и проект нитки пересмотреть, освежить в памяти. Да тут ещё зимники чёрт знает, продержатся ли, пока этот урод не сподобится…

- Да не грузись ты так, проще надо на это смотреть. У вас так задержки случаются, у нас в Норвегии тоже свои плохи бывают.

- Не «плохи», а «недостатки»! – Дмитрий улыбнулся: Олле то ли специально, то ли ненамеренно путал слова, иногда использовал какие-то странные конструкции предложений, и придумывал слова, - Я же сказал «подумаю», значит, скорее всего, поеду. Да и как я без тебя?

- Но-но, свататься ко мне не вздумай! Я тебе женщину найду!

- Дурак!

                2.

Вездеход нёсся по зимнику через полярную ночь к кусту № 14. Вместо ожидавшегося потепления, морозы ударили с новой силой, и теперь Дмитрий не беспокоился, что дороги растают: значит, трубы придут вовремя, и засидевшиеся без работы, почти одуревшие от безделья бригады смогут закончить ветку, по которой нефть будут перекачивать в речной порт, к сроку. Проверка документации тоже не заняла много времени: в общем, ничего не мешало проехаться с Олле, и посмотреть, как запускают новую скважину.

Дмитрия невольно охватило чувство, похожее на то, которое он испытал, впервые появившись на объекте. За окнами вездехода всё было как в молоке: плотная пороша застилала весь вид, прожекторы пробивали её не больше, чем на десяток метров, и водитель смотрел больше на экран инфравизора и на джи-пи-эску, чем в лобовое стекло. Оранжевые огни периметра выскочили их этой пелены внезапно, и машина резко замедлила ход. Заехали в низенький ангар, и все пассажиры с водителем вылезли через верхние люки в холод. Встретивший их начальник смены обратился ко всем приехавшим:

- Ну всё! Сегодня всем отдыхать! Мои ребята уже спят, только дежурный на генераторе работает, ключи от ваших домиков у вас есть. Пока не зайдёте в домик – маяки не выключать, а то мы уже так троих потеряли, было дело. Слава Богу всех потом нашли, хоть и обмороженными. Перед сном рапортуйте на мой интерком. Завтра всех бужу в восемь! Сразу после завтрака первую смену повезёшь обратно – они и так на неделю здесь задержались, - обратился он к водителю, и без перехода спросил у вновь прибывших, - Всё поняли?

Уставшие работники лениво подтвердили, что указания поняли, и разошлись по своим кабинкам. Олле расквартировал Дмитрия в своей комнате на запасной раскладушке. Разогрели консервы, поужинали, односложно обмениваясь впечатлениями от поездки, и улеглись спать.
Ночь выдалась беспокойной: Дмитрия мучили кошмары, он ворочался, и утром проснулся невыспавшимся. Зато метель прекратилась, и весь вахтовый поселок, и примыкавшие к нему буровые вышки стояли в ярком освещении прожекторов. Ночь, впрочем, шла на убыль, и позже, к полудню этого дня над горизонтом уже виден был слабый отсвет солнца.

- Эх, скоро лето! Красота! Тут знаешь, как летом красиво? – Олле вырос в местах очень похожих, и чувствовал себя прекрасно.

- Лето – это хорошо. Только сюда так уже не проедешь – только на вертолёте, - Дмитрий был смурной после недосыпа. Он и вообще не мог поддержать жизнерадостность норвежца: для него, несмотря на то, что он уже привык к такому ритму жизни, работа здесь была необходимостью, сопряжённой со многими неудобствами, - Знаешь, я здесь – как в гробу. Красиво, конечно, я стараюсь об этом думать, о том, как здесь всё необычно, как непохоже, но по большому счёту – век бы этого не видеть!

- Дима, ты пессимист неисправимый! Ладно, завтра увидишь, как запускаем скважину – тебе понравится. Ты ведь ещё такого не видел?

- Нет. Поэтому и поехал – всё развлечение!

- Ну вот, так держись!

- Правильно говорить «так держать»!

- Зануда!

За этим разговором, друзья оделись, и вышли на улицу. Вчерашняя метель принесла холодный воздух; им пришлось натянуть подшлемники до самых глаз, и накинуть капюшоны.

- Пойдём, покажу буровую!

- Ну, пошли!

Когда они подходили к вышке, они увидели начальника участка, Вадима Савельича, который размахивая руками, громко разговаривал с каким-то местным: в оленьей парке, расшитой по низу странными узорами, тот стоял спиной к Дмитрию и Олле, и они не слышали, что он говорил (сзади зашумел увозивший прошлую смену вездеход). Роста он был почти такого же, как и Вадим Савельич, что было необычно: большинство местных, с которыми приходилось встречаться Дмитрию, были небольшого роста. Подойдя поближе, они расслышали, что говорил Вадим Савельич:

- Я уже объяснял, мы ничего менять не будем! Уже пробное бурение проведено, нефтепровод почти достроили, ты хоть понимаешь, сколько это стоит? Да и вообще, чего я с тобой тут время теряю?! Вон – меня люди ждут! Иди уже! – местный не уходил, он что-то ещё пытался сказать начальнику, но тот не дослушал, махнул рукой, и пошёл навстречу Олле с Дмитрием. Местный оглянулся, проводил его взглядом, открыл, было, рот, чтобы сказать что-то ещё, но потом так же махнул рукой, сгорбился, и поспешил в другую сторону, подхватив с земли хорей (3).

- Вы тут с местными ругаетесь? А вот Дима с приезжими плохо ладит, - Олле протянул руку Вадиму Савельичу, - Что ему нужно было?

- Да ну его! Чукча – он и есть чукча! Я ему объясняю, а чего, спрашивается, я перед ним оправдываюсь? Он к нам с самого начала ходит, говорит, здесь бурить нельзя, место плохое, а я ему – «хорошее место, всё проверяли, с экологами оценивали, ничего страшного произойти просто не может», а он заладил своё: «плохое место»! Будто других русских слов не знает! Одно слово - чукча!

- Вадим Савельич, ты что такой политически некорректный? Да и потом, какие здесь чукчи? Они на Чукотке живут.

- Да какая разница?! Дима, привет! Ты извини меня, что-то я разозлился на этого дурака, и сам, как дурак, раскричался! Рад тебя у нас видеть! Мы уж не раньше, чем через месяц тебя здесь ожидали увидеть, когда транспортировку начнём.

- Да вот Олле меня вытащил, пока время позволяет. Заодно посмотрю на месте сам, что тут и как. Я, конечно, своим маркшейдерам доверяю, но ведь не повредит! Я и карты проектные захватил с собой.

- Вот артист! Я же тебя сюда не работать привёз! – Олле рассмеялся. – Я не думал, что ты такой трудолюбец!

- Слушайте, а что за территорией? – Дмитрию не терпелось увидеть побольше, пока эти двое были рядом: скоро у них начнётся работа, и он снова будет предоставлен сам себе.

- Да лесотундра, плавно переходящая в тундру. Глазу не за что зацепиться! И ты, кстати, не броди здесь сильно один, здесь совсем не так, как в базовом посёлке. Тут иногда и полярные волки случаются, и метели, как вчерашняя, внезапно налетают. По крайней мере, бери с собой маячок, только обязательно проверь батарейку!…И я тебе организую карабин – ты стрелять-то хоть умеешь?

- В школе на ОБЖ стрелял из «мелкашки».

- Ну и славно! Волки, если не сильно голодные, от одного шума убегут, да и мы услышим.

- Вадим Савельич! Я Диме буровую хотел показать, - вновь ввязался в разговор Олле.

- А то он не видел буровых!

- Нет, я не видел. Я обычно приезжал на объекты, когда уже насосы стояли, а как бурят – не видел.

- А, ну тогда пойдём!

                3.
После завтрака Олле и Вадим Савельич с другими рабочими пошли обратно к буровой – проверять и готовить к завтрашнему дню, а Дмитрий, взяв карабин, карты, и положив в карман маячок, пошёл осматривать окрестности. На всякий случай взял с собой портативный джи-пи-эс, и ввёл в память координаты вахтового посёлка. Нагрудный фонарь давал достаточно света, а светлеющее понемногу небо и чистый снег позволяли вполне сносно видеть, так что, удалившись метров на сто от площадки, Дмитрий фонарь выключил, постоял, пока глаза привыкали к сумеркам, и двинулся дальше. Пройдя ещё немного, он остановился. И сказал вслух сам себе:

- Ничего себе, «не за что глазу зацепиться»! А это что?!
Вдалеке был холм, Дмитрий оценил высоту метров в пять, и метров двадцать в диаметре – почти идеально круглый в основании. Он не зря штудировал проектные карты: вокруг площадки никаких холмов обозначено не было. Правда, холм этот находился в стороне от предполагаемого маршрута, по которому должны прокладывать нефтепровод, но обычно в картах обозначали все возвышенности более двух метров – в тундре такой ориентир редкость. Даже если на аэрофотосъёмках его не определили бы, маркшейдеры должны были бы добавить его на карту. То ли они его проглядели,  то ли не сочли нужным наносить на карту – Дмитрий решил подойти поближе, получить положение по джи-пи-эс, и самому внести нужные дополнения.

Подойдя поближе, он понял, что от его внимания ускользнула одна весьма очевидная, казалось бы, деталь: холм, в отличие от всего кругом, не был покрыт снегом. Его покрывала растительность – то ли ягель, то ли мох, то ли трава - не будучи биологом, он не мог определить точно. Обойдя его кругом, он заметил какую-то палку с привязанной к ней полоской ткани; палка была воткнута у основания холма под углом. Дмитрий подошёл поближе, попинал мох ногой: один кусок сразу отлетел в сторону, и под ним показались булыжники. Записывая координаты с «позиционки», Дмитрий бормотал себе под нос:

- Ерунда какая-то! Как такое можно было просмотреть? – он вдруг наклонился к камню, потрогал его, ожидая, что тот должен быть тёплым, и отдёрнул руку: камень был холодным, даже, пожалуй, холоднее, чем снег, который лежал кругом.

- Да легко! - Дмитрий подпрыгнул от неожиданности: на него глядел тот местный, который утром разговаривал с Савельичем.

- Вы всегда так тихо подходите? – голос Дмитрия ещё дрожал от испуга.

- Да я топал как слон! Просто снег не хрустит здесь – слишком холодно. Нужно привыкнуть, чтобы слышать. Извините, что так напугал Вас, - местный действительно был высок ростом, кожа лица необычно светлая, а глаза несмотря на то, что в его облике было что-то неуловимо азиатское, были скорее как у европейца. Говорил он без акцента, обычного для тех аборигенов, с кем доводилось общаться Дмитрию. Он протянул Дмитрию руку:

- Михаил Ханеда.

- Очень приятно, Дмитрий Межинский.

- Впервые у нас, я вижу?

- Да, здесь я ещё не бывал, хотя на стройке уже с прошлого года. Простите за бестактный вопрос, но фамилия у Вас для местного, - Вы же местный? - необычная, и разговариваете Вы так… правильно, академично как-то…

- А Вы ожидали, что я после каждой фразы буду прибавлять «однако»? – заулыбался Михаил, - У Вас странное представление о коренных народностях. А фамилия у меня от деда: он японец, в Норильске комбинат строил, с другими военнопленными. Как он выжил – долгая история, но при случае расскажу. А мама у меня русская. Но считаю я себя всё-таки нганасаном.

- Обстоятельный ответ… Да уж, намешано у Вас!

- Ну, русский с польской фамилией – это тоже, знаете, можно сказать «намешано». Такая у нас страна.

- Подождите! Как? Ханеда? Тот самый?!

- Н-да… Соображаете Вы медленно, но верно!

                4.
- Ну и что, что он автор теоремы Ханеды? Что мне-то толку от «полей Ханеды»?

- Как «что»?! Да такие математики на вес золота! Например, некоторые следствия его теоремы использованы здесь при разработке методов бурения и добычи в условиях вечной мерзлоты. Можно сказать, без его открытия мы бы уже были без работы. А он здесь живёт, людей врачует, - ужин давно закончился, а Дмитрий задержался с Вадимом Савельичем в столовом вагончике.

- Я же тебе Дима, говорю – шаман он, жулик! Мы ему тут мешаем, вот он и пытается нас отсюда выжить!

- Ну нет, у меня такого впечатления не сложилось. Этот холм…

- Да идёт он, твой холм! Мало ли холмов кругом?!

- В том-то и дело, что ни одного! Вадим Савельич, как ты думаешь, сколько лет нужно, чтобы натаскать такой курган вручную? Не стали бы местные специально возить полные сани камней – их по одному сюда приносили те редкие кочевники или охотники, которые оказывались здесь, в течение многих, может, сотен, а то и тысяч лет! Да и какой у Ханеды может быть мотив? Он ведь официальный миллионер! Только за разработку методов сжатия матриц он от Майкрософта такие деньжищи получил – так это ещё в школе он учился! А «Нобелевка», а премия за доказательство теоремы Ферма?! Да он может где хочешь и как хочешь жить, в ус не дуть, и его правнукам ещё останется на безбедную жизнь – это даже если никуда деньги не вкладывать!

- А может, он, как Перельман – «того»? – Савельич покрутил рукой у виска, - Доказал свои теоремы, и крыша поехала, вот он от людей и убежал, а?

- Не похож он на сумасшедшего.

- Ладно, поздно уже! Завтра мы скважину запускаем – тебя же Олле ради этого сюда привёз? Ну вот и не отвлекайся, и людей не отвлекай! Спать пора!

- Вадим Савельич, а может он не зря пытается нас предупредить? Ну вдруг?

- Всё, я спать пошёл. Не забивай себе и мне мозги!

Дмитрий снова спал беспокойно. В этот раз ему снилась Луна, падающая на Землю. Правда, кошмаром это назвать нельзя  было: во сне это было очень красиво. Его даже охватила какая-то необъяснимая радость. И всё же последний час до подъёма он провалялся без сна, в полузабытьи, размышляя о том, чем мог бы грозить завтрашний день, и почему Ханеда так и не смог, или, скорее, не захотел им полностью объяснить, зачем он хотел их отговорить запускать скважину.

На буровой все были в приподнятом настроении: всё же всем нравится, когда видно, ради чего ты старался так долго, ради чего уставал, не высыпался, ради чего руки в мозолях. Дмитрий заметил недалеко от площадки одинокую фигуру: Ханеда не уходил, но и подходить ближе не хотел. Олле командовал своими подопечными, давал распоряжения то на русском, то на норвежском. Вадим Савельич был сосредоточен: трудно было бы сосчитать, которую скважину в своей жизни он запускает, но опыт выказывался постороннему наблюдателю только в том, что все действия свои он производил без излишней суеты. Если что-то говорил, то кратко, и по делу.

- Ну, ребята, запускаем! Открывай задвижки! – Вадим Савельич запустил насосы, и из трубы через несколько секунд полилась нефть. Все бросились умываться, но Дмитрий стоял в сторонке, снимая на мобильный (больше телефон всё равно здесь ни на что не годился).

- Дима, давай тоже с нами! Традиция! – Олле подходил к традициям без фанатизма: только один раз провёл рукой со смоченными в нефти пальцами по лицу, и теперь походил на коммандос с маскировочным гримом на лице. Остальные нефтяники вмиг превратились в негров.

- А как вы будете отмываться? – Дмитрий впервые наблюдал запуск скважины, и эту странную традицию – умываться нефтью – не вполне понимал.

- На базе отмоемся! А вот если приедем белыми – засмеют! Давай, не тормози, а то мы сейчас заберём пробу, и переключим на резервуары!

- Нет, ребята, это – ваш день, ваш праздник, - Дмитрий навёл объектив на смеющегося Олле. – Поздравляю.

- Спасибо! – Олле всё же дотянулся до лица Дмитрия, и мазнул его остатками нефти по щеке.
Задвижку закрыли, и переключили поток на резервуары; из подставленной под трубу бочки взяли пробы, и двое ребят сразу понесли их к гаражу: на площадке лаборатории не было, предварительные пробы уже забирались во время разведки, и эти нужны были по большей части для проформы, хотя и была маленькая вероятность, что бур вошёл в другой пласт, и это нужно было всё-таки проверить.

Дмитрий выключил камеру, провёл рукой по щеке, растёр в пальцах нефть, понюхал:

- Олле, как-то странно нефть у вас пахнет!

- Да чего странно? Нефть, как нефть.

Тут со стороны гаража донесся крик, потом его подхватил другой – несколько рабочих побежали на крик, а Олле, побледнев, бросился к крану с технической водой, открыл его на всю мощь, и начал смывать нефть с лица. Другие работники тоже кинулись к струе, и спешно стали отмывать свои руки и лица от нефти. Вадим Савельич, ещё секунду назад наблюдавший с отеческой улыбкой на лице за маленьким праздником, на глазах бледнел лицом, и, схватившись за грудь, стал оседать на землю. Дмитрий достал из кармана упаковку влажных салфеток, начал спешно оттирать свои щёки и пальцы. Краем глаза он заметил, как к ним бежит Ханеда, на ходу натягивая противогаз.

Подбежав, он прежде всего кинулся к Вадиму Савельичу, и глухим из-за маски голосом спросил:

- Грудь давит? Часто стучит?

Начальник только слабо покачал головой, сильнее сжимая кулак у себя на груди.

- Рот открывай, язык подними! – Ханеда левой рукой выудил из сумки белый баллончик, сорвал колпачок, который тут же покатился по земле к чернеющей луже; Виталий Савельич послушно выполнил приказания шамана, и тот брызнул нитроглицерин ему под язык. – Постарайся не двигаться!

Ханеда лишь мельком взглянул на Дмитрия, и начал метаться между нефтяниками, которые один за другим валились в корчах на землю: все хватались за свои лица, и истошно вопили. Олле в мокрой куртке стоял, тяжело дыша, и смотрел на свои руки, на которых пузырилась кожа, на месте пузырей быстро возникали язвы, кровь мгновенно темнела и превращалась в коросты. Лицо же его только покраснело там, где были полосы «нефти». Ханеда закатывал кому рукав, кому штанину, доставал из сумки разовые шприцы-пакеты, ставил уколы обезумевшим от боли людям: некоторые пытались уворачиваться, но он кого силой, кого словом, заставлял подчиниться, и те, которые получали инъекции обезболивающего, скоро успокаивались, и лежали, хрипло дыша растрескавшимися губами. Потом он побежал к гаражам, но вернулся оттуда понурый, и только тогда подошёл к Дмитрию, посмотрел на часы, снял противогаз; на парку из маски вытек пот. Он постоял немного, обхватив пятернёй себе рот, потом встряхнулся, и начал ругаться:

- Дураки! Дураки!!! Я же предупреждал!

- Ханеда! Ты бы мне тоже помог! – Дмитрий тронул его за рукав.

- Погоди, Дима! Сначала ты мне должен помочь. Эй, Олле! Двигаться можешь?

Олле утвердительно кивнул головой, Ханеда что-то бегло сказал ему по-норвежски,  и тот побежал к гаражу, и вернулся на снегоходе с прицепом.

- Церемониться некогда, обезболивающее будет действовать ещё два часа, и нам нужно успеть уложить ребят по вагончикам, так что сваливаем всех штабелями.

Дмитрий, Олле, и Михаил таскали рабочих на сани, к ним скоро присоединился дежурный с генератора: выйдя покурить, он услышал крики, и, думая, что на ребят напали волки или медведь, прибежал с поста с карабином в руках.  Не спрашивая ни слова, он забросил карабин за плечи, и принялся помогать перетаскивать работников в прицеп. Когда прицеп наполнился, Вадима Савельича усадили позади за Олле, и стали развозить пострадавших по их вагончикам. Ханеда побежал в санитарный блок, а Дмитрий с дежурным (он протянул Дмитрию руку, и без лишних слов, представился: «Василий») поспешили за снегоходом, подталкивая прицеп, который то и дело норовил застрять в ненаезженном снегу.
Когда часа через три Ханеда закончил давать лекарства больным (за это время ещё двое или трое умерли от болевого шока), он наконец обратился к Дмитрию:

- А теперь займёмся тобой. Тебе сильно повезло, как и Василию, что вы не стали умываться этой «нефтью». Если честно, я думаю, что мало кто из них доживёт хотя бы до завтра, но мы сделаем, что можем. Василий будет продолжать следить за генератором, и раз в три часа ставить уколы пострадавшим. Олле, может, и выкарабкается, но сейчас ему хуже, так что он мне – не помощник. А вот тебе придётся пойти со мной.

- Куда идти?! Людям помощь нужна!!! Мне помощь нужна!

- Поверь мне, ракетное топливо – это самая малая из проблем… Жди, я вернусь через полчаса. – Ханеда накинул капюшон, и выбежал во тьму.
Дмитрий с минуту посидел, приходя в себя, потом выскочил наружу – там было всё так же темно, и он решил вернуться к себе в вагончик, на автомате прикрыл дверь, не закрывая замка, и повалился на кровать. Должно быть, он сразу же провалился в сон, и проспал то время, что Ханеда отсутствовал. Он проснулся, когда шаман расталкивал его:

- Вставай! Молодец, что послушался себя, и уснул, но больше спать я тебе позволить не могу… - Ханеда развернул какой-то свёрток, и протянул Дмитрию ещё парящий кусок мяса, – Это печень оленя. Ешь!

- Как, сырой?!

- Извини, я не могу придумать, как иначе дать тебе за такое малое время столько энергии и витаминов. Если не съешь – тебе не выстоять. Да не бойся ты! Это вполне традиционное лакомство северян. Даже по-своему вкусно… Суши когда-нибудь пробовал? Тоже ведь сырое!
Дмитрий, подавляя рвотный позыв, схватил печень обеими руками, откусил, и почти не жуя проглотил первый кусок, потом подошёл к делу основательней, и каждый следующий кусок тщательно прожёвывал. То ли слова Михаила подействовали на него, то ли сказался стресс, то ли печень оленя дала ему недостающую энергию, но он и вправду почувствовал себя намного бодрее. Однако вскоре он протянул остатки печени Ханеде:

- Всё, хоть убей, больше не могу…

- Молодец! Больше и не понадобится, - Ханеда отрезал небольшой ломоть, сунул себе в рот, начал не торопясь жевать. – Спрашивай.

- Ракетное топливо?!...

- Ну, скорее, топливо НЛО. Про Тунгуску слышал?

- А то!

- Там ничего не нашли. Потому что не там искали…

- Но ведь до сюда…

- Огромное расстояние, я знаю… Ты «блинчики» по воде пускал? Наверняка пускал! Вот и он, как блинчик: там подскочил, а здесь утонул в вечной мерзлоте.

- Бред!

- Я тебе на досуге расчеты покажу – вовсе не бред! Даже при первой космической скорости такое возможно. К тому же, он в атмосфере разогрелся, так что в лёд под тундрой вошёл как горячий нож в масло. Я видел входное отверстие.

- И ты…

- Да, был там… Ничего интересного. Технология, конечно, намного совершеннее нашей, но принципиально не отличается, просто выполнена на другом уровне.

- Какого чёрта ты не объяснил этого тому же Савельичу?! Ты бы спас столько жизней!

- Да? А я думаю, что стоило человеку с моим именем сказать такое, и меня либо сочли бы за сумасшедшего, как этот ваш Савельич, либо, что намного хуже, этими сведениями бы сильно заинтересовались, и тогда бы здесь всё расковыряли так быстро, и так глубоко и грубо, как ты представить себе не можешь. И я ещё не знаю, что лучше…

Дмитрий задумался на мгновение, но потом снова набросился на Ханеду:

- А мне почему так долго не помогал? А вдруг ты бы опоздал, и я загнулся бы, пока ты там с полутрупами возился!

- Помочь в первую очередь нужно самым тяжёлым. А у тебя кроме шока и небольшого зуда от топлива ничего не было. Оно разлагается на воздухе и становится совершенно безопасным за двадцать три минуты – я исследовал его, не волнуйся… Плюс туда всё же примешалась нефть – я надеялся, что это тоже уменьшит его разрушительное воздействие. Фильтр в противогазе полностью пропитывается парами за двадцать минут, так что пока я бежал, я себя, считай, обезопасил – и дал шанс выбраться хоть кому-нибудь живыми благодаря моей помощи. Олле, кстати, молодец: и не мазался слишком, и водой смывать быстро начал. Вода ускоряет разложение топлива, и немного нейтрализует его воздействие, - Ханеда вновь посмотрел на часы, схватил шапку Дмитрия со стола, нахлобучил ему на голову, - Всё, пора, бери рукавицы, и пошли; остальное объясню по дороге!

                5.
Снаружи начинал дуть небольшой ветерок, поднимая колючее облако ледяной пыли. Ханеда шёл на шаг впереди Дмитрия, который всё время пытался сравняться с ним, или выбежать вперёд, чтобы лучше слышать, но то запинался, то проваливался под корку наста, тогда как Михаил за годы жизни в этой местности, научился ходить по снегу почти невесомо. Дмитрию невольно подумалось, что Ханеда своей лёгкостью шага был в этот момент похож на эльфа, шедшего по снегу Карадраса впереди Братства. Ханеда же продолжал свои объяснения:

- Так вот, когда Великий Ворон сказал это Человеку, он его не послушал, пошёл весной в тундру, взял свой хорей, и проткнул покров. Через эту дырку в мир пролез злой дух Каничен Нга, и был он похож на змею, потому что пришлось ему протискиваться через эту дыру. Потом Первый Шаман, Выдуттана, отобрал у Человека его хорей, воткнул в землю рядом с дырой, через которое зло пришло в мир, а саму дыру закрыл камнем. С тех пор каждый шаман оставлял рядом свой камень, пока не образовалась Заповедная Гора. А потом и простые люди и охотники тоже приносили сюда кто камень, кто рог оленя, кто бивень мамонта, и складывали все в Заповедную Гору.

- Так это и есть та Заповедная Гора?

- Да, и по весьма несчастной случайности рядом обнаружили нефть, а до того, как её обнаружили, рядышком упал отработанный блок какого-то, видимо, очень большого  космического корабля… Такие дела.

- Ну хорошо, а мне ты не боишься это рассказывать? Я же тоже могу проболтаться: шутка ли, НЛО буквально под носом! Дорога, считай, проложена – только копай, да получай новые технологии!

- Ну, после того, что ты сегодня увидишь, болтать тебе сразу расхочется. Я же тебе говорил: то, что сегодня произошло с твоими коллегами – это наименьшая из бед. Конечно, сюда пришлют исследователей, самое малое – следователей из прокуратуры, но это, скорее всего, не раньше следующей зимы. Скоро начнётся буран, потом недельку постоит нормальная погода – как раз хватит времени вас отсюда эвакуировать, а потом будет весна, потеплеет очень быстро, зимники, как ты говоришь, «упадут», а по болоту сюда, или вертолётом добираться – гиблое дело. По крайней мере, толком заняться расследованием до следующей зимы не получится, к тому же они будут сильно осторожничать, скорее всего, площадку закроют на карантин, а к следующей зиме я уже придумаю, как эту гадость уничтожить. В ней есть устройство самоликвидации, но оно почему-то не сработало… Впрочем, это для тебя уже знать лишне. Ещё вопросы?

Дмитрий немного подумал, и спросил:

- А как ты вообще решился сюда приехать, да ещё шаманством заняться? Ты ведь учёный с мировым именем!

- Меня просто знают за пределами научного мира, а вот с моими теориями спорят другие, и я тебе скажу, не менее талантливые учёные. Так что всё относительно, Дима. А приехать меня попросил мой прадед: он был шаманом. И я родился шаманом. А от судьбы, как говорят, не уйдёшь. Просто, когда пришло время, он меня позвал.

- Что, позвонил?

- А ещё образованный человек! Ну как он отсюда может позвонить? Тут и спутниковый-то телефон не всегда берёт… Нет, он во сне мне явился, и сказал, что пора, что ему скоро нужно будет «перейти за упавшее дерево».

- Умереть?

- Шаманы довольно часто ходят в мир духов и усопших, так что технически мы умираем много раз. Просто я могу дойти до «упавшего дерева», и даже вернуть душу, которая ещё не ушла туда, обратно в тело, если удастся уговорить или обмануть сопровождающих её духов, но перейдя «за упавшее дерево», обратно уже не возвращаются. Но, говоря обычным языком, да, он ожидал, что скоро умрёт.

Они были уже недалеко от холма, когда Ханеда вдруг сбросил с себя парку: под ней оказалось длинное цветное одеяние, по полам которого, и по поясу было привязано множество амулетов из меди, железа, мамонтового бивня; из расшитой сумки он вытащил бубен и колотушку, на голову надел шапку, тоже расшитую множеством амулетов, часть из которых закрывали лицо.

- Далеко не уходи, на рожон не лезь, - бросил он Дмитрию, и побежал к Заповедной Горе. Дмитрий заворожено смотрел с его сторону, и заметил, что вокруг горы тьма была не такой густой, как над остальной тундрой. Ханеда уже вошёл в свечение, до Дмитрия донёсся равномерный гипнотизирующий стук бубна, и тихое камлание шамана. Казалось, будто поёт не только Ханеда, а целый хор негромких, но властных голосов. Неизвестная речь звучала ритмично, и Дмитрий стоял на месте, зачарованный развертывающимся перед ним действом.

Вдруг он увидел напротив Ханеды какую-то фигуру. Сначала он не мог понять, что именно насторожило его в этой тёмной тени, но по мере того, как шаман приближался к ней, стало понятно, что тень огромна: она превосходила Ханеду ростом в три – четыре раза. По мере того, как глаза привыкали к тому, что он видел, Дмитрий стал различать кое-какие детали тени, и то, что он увидел, заставило его обливаться холодным потом. Тень то напоминала дракона с распущенными крыльями, то огромного медведя, то мифического Минотавра с человеческим телом и бычьей головой.

Левая рука Дмитрия невольно потянулась к груди, на которой под одеждой на тонкой серебряной цепочке висел старинный бабкин православный крестик и католический медальон с Девой Марией и Спасителем на своих сторонах. Правой рукой он начал в воздухе вычерчивать крестное знаменье, путаясь, и заканчивая знаменье то слева направо, то справа налево. Срывающимся шёпотом он повторял, постоянно перевирая «Отче наш», пока, отступая, не споткнулся.

Тень села напротив Ханеды, и тот, не переставая бить в бубен, начал вести с ней разговор: слышался то голос шамана, то низкое рокотание речи духа. В какой-то момент тень встала на ноги, и прыгнула на Ханеду. Тот, как в танце увернулся от неё, прикрывшись бубном. Теперь Дмитрию казалось, что Ханеда тоже вырос, и в руках у него вместо бубна и колотушки оказались щит и меч: шаман то наносил удары колотушкой по тени, то защищался бубном от ударов злого духа.

Вдруг, Дмитрий перестал повторять свою сбивчивую молитву, вскочил на ноги, и побежал к горе. Он быстро отыскал палку, которая была воткнута рядом с горой, выдернул её из земли, и побежал к сражающимся. Палка оказалась тяжелее, чем обычный деревянный хорей; по всей длине её украшал резной орнамент, который вдруг явственно проступил на её поверхности. Дух взглянул в сторону Дмитрия, махнул рукой в сторону тундры, и из-за плотной завесы морозного тумана выбежали пять полярных волков. Другой рукой он отбросил Ханеду в сторону, и двинулся навстречу Дмитрию.

Ханеда что-то хрипло прокричал ему, но Дмитрий уже не слушал, он набирал разбег, отведя руку с хореем назад, как легкоатлет – копьё. Когда противники сблизились достаточно, Дмитрий метнул своё «копьё» в тень, та в последний миг пыталась остановиться, и чувствовалось, что она испугалась, но хорей уже пронзил её ногу. Взвыв, тень упала на колено. Волки тем временем приближались к Ханеде; глаза их блестели голубоватым отсветом. Шаман сбросил с головы свою шапку, достал из-под одежды короткий самурайский меч, и встал, приготовившись обороняться. Волки стали обходить его со всех сторон, но Ханеда ни на секунду не упускал их из вида. Когда те бросились на него, Михаил несколькими неуловимо быстрыми движениями уложил троих волков на землю – головы отдельно от туловищ; остальные два, увидев убитых товарищей, и раненого духа, отступили назад, и скоро скрылись в темноте.

Ханеда сделал знак рукой Дмитрию, чтобы тот не подходил ближе, а сам подошёл к духу, который всё так же стоял на одном колене, и тщетно пытался вытащить хорей из своей пронзённой ноги. Шаман снова завёл с духом свой разговор, но теперь голос его противника звучал не так грозно: в нём всё ещё чувствовалась сила, но было ясно, что дух понимает свою беспомощность. После разговора Ханеда подозвал Дмитрия подойти, и сказал:

- Хомсен Нга спрашивает тебя, желаешь ли ты уничтожить его, или ты позволишь ему уйти в своё жилище. Он обещает не выходить без твоего разрешения в эти края, и оберегать тебя от других духов, которые могут напасть на тебя. Чтобы показать, что он отдаёт свою жизнь в твои руки, он раскрыл своё истинное имя.

- Скажи ему, что мне не нужна его защита: я под защитой своего Бога - Отца, Сына, и Святого Духа. Жизнь его мне тоже ни к чему – пусть уходит туда, куда желает, но пусть обещает не нападать впредь на людей, которые ходят в этих краях.

- Достойный ответ, - похвалил Ханеда, и перевёл его Хомсен Нга. Тот выслушал, и утвердительно кивнул головой. Потом пророкотал короткий вопрос, и шаман вновь перевёл его Дмитрию, - Он спрашивает, не вытащишь ли ты своё оружие, которое причиняет ему такую сильную боль, из его раны?

- Я избавлю тебя от боли, - и Дмитрий взявшись за конец хорея, одним сильным рывком вытащил его из ноги поверженного духа. Тот застонал, медленно поднялся на ноги, и сказал что-то, Ханеда тут же перевёл:

- В память о честной битве, о милости победившего, и об обетах, данных здесь, он оставляет этот камень. Если Хомсен Нга нечаянно выйдет без позволения победившего его в здешний край, пусть этот камень напомнит о заключённом мире.

- Пусть этот хорей стоит здесь в напоминание о моей победе, и о том обещании, которое ты дал мне, - Дмитрий воткнул хорей рядом с камнем, и дух скрылся.

Ханеда подобрал и надел свою парку, сложил шапку, бубен и колотушку в сумку, отёр кровь с лезвия меча, и убрал его в ножны. Подошёл к хорею, посмотрел на него, и тронул Дмитрия за плечо:

- Пойдём, герой, буря надвигается! - ветер действительно усиливался, и с неба стали падать редкие крупные хлопья снега.

                6.

Вернувшись в посёлок, Дмитрий с Михаилом прошлись по вагончикам, проверяя состояние пострадавших: на счастье, ни один больше не умер, и все оставшиеся в живых мирно спали. Они зашли к Василию, который тоже уснул в генераторной, разбудили его, тот рассказал, что примерно час назад все больные уснули – он ещё ставил им уколы, но видимо, они успокоились и без обезболивающего. Сигнал бедствия он послал по радио, подтверждение о получении тоже пришло, но обещали эвакуировать всех только после пурги. От ужина он отказался, сказав, что уже перекусил на скорую руку.

Потом они зашли в столовую, поставили готовиться ужин, а Ханеда спросил:

- Табачку не найдётся?

Дмитрий достал кисет и трубку, Ханеда взял немного табаку, набил свою длинную трубку, взял один из амулетов, который был пришит к поясу – это оказалось обычное кресало, высек искру на сухой мох, который достал из сумки, раскурил трубку. Дмитрий воспользовался спичками, и некоторое время они молча курили.

- Слушай, а чего этот хорей оказался таким тяжёлым?

- Ну, это не совсем обычный хорей.  Это – тот самый, которым первый человек проткнул покров, и который выпустил злого духа на землю. Сделан он из бивня нарвала – морского единорога, а шаман Выддутана, когда отобрал его у человека, нанёс на него рисунок-оберег, и воткнул рядом с Заповедной Горой... Ну, то есть, я теперь это понял, а до этого я думал, что это легенда.

- Погоди, ты ведь в легенды должен верить! Какой ты без этого шаман?

- В легенде переплетены правда и вымысел, и отделить одно от другого не всегда легко… Вот ты сегодня породил новую легенду, которую будут пересказывать другие шаманы. Кстати, покажи-ка, - Ханеда протянул руку к цепочке, не которой висели крестик и медальон. – Да, старые! В общем, считай, повезло тебе…

- Ну, я ведь все-таки крещённый, а духов именем Господа изгонять, вроде, по Библии положено, так что ничего удивительного.

- Да? А ты, например, читал забавную историю в Деяниях про сыновей Скевы, которые, услышав, что Апостолы изгоняют бесов именем Христа, захотели тоже такое дело провернуть, но первый же дух, которого они заклинали именем Иисуса, сказал: «Кто такие? Я вас не знаю!», в общем, их не послушался, и побил так, что они нагие убежали от него? Ты представляешь, сколько бы ты нагой продержался на таком морозе, случись сегодня с тобой такое? Так что не всё так просто…

- Странный ты шаман!

Ханеда в ответ только улыбнулся, выбил пепел из трубки, продул мундштук, снял со стены гитару, подстроил её, и тихо запел:

…Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь (4).

(1) зимник - дорога, проложенная по снегу или льду, и действующая только в холодное время года.
(2) куст - здесь, несколько нефтяных или газовых скважин, объединённых на небольшой территории.
(3) хорей - длинная палка для управления собачьей, или оленьей упряжкой.
(4) В. Высоцкий, «Белое безмолвие»