Тоска по Богу. Размышления о религиозности

               

                Цветы. 
               
                1.
Ими любуются все, кому не лень – от ничтожнейшего до величайшего. Их пожизненно запирают в стенах квартир либо безжалостно выбрасывают
на помойку (что грозит прежде всего букетам). Но цветы – фаталисты, и смерть для них – всего лишь уход от бессмертия…
Что значите для цветов Вы, читатель? В общем-то, цветы должны быть равнодушны к Вам, поскольку Вы не слон и не коза – но!  Вы – единственный оценщик красоты, и поэтому с человеком цветы составляют некое целое.
Вы спешите, Вы чем-то озабочены – и цветы держатся вдалеке от Вашего сердца. Мир меньше Вашей «заботы» - когда глаза устремлены лишь на Цель!
Вы отдыхаете – и цветы приближаются к Вам, несмотря на опасность быть сорванными. Ибо уважающий себя мужчина обязательно подарит цветы женщине, а та, в свою очередь, обрадуется подаренному букету.
«Всё врут заповеди!» - думает  распускающийся бутон, читая в древней книге призывы не приближаться к человеку. Современные цветы знают, что человек думает о делах даже «отдыхая».
                2.
…Сегодня Вы – несчастный, попавший в беду человек. Сегодня слово «зачем» переросло заботу и не оглядывается более на цель. Вы пытаетесь отвлечься, обвиняете себя в несерьёзности, но увы: с этой минуты  на Вас, как на серьёзном человеке чья-то безжалостная рука поставила жирный крест!
Впрочем, не пугайтесь: борьба идёт с переменным успехом. Запад, например, серьёзен и под крестом, а на Востоке слово «серьёзность» вообще неизвестно в силу отсутствия противоположного понятия.
И даже Тот, кто пытается вытащить Вас за уши из горизонтальной системы координат, тоже, между нами говоря, частенько обвиняет себя в недостаточном профессионализме!
Что же такое «серьёзность»? Это – защита человека обычного от человека высшего, живущего в том же «носителе». «Серьёзность» из мира и зрения делает «мировоззрение», сведя бесконечное к набору словоформ изощрившегося ума.
               
                3.
Волна красоты и благоухания, что идёт от цветущего сада, не одинока.
Ей навстречу, из садов неведомых, находящихся в глубине моего естества, поднимается волна восхищения красотой, волна дружеского расположения – не скажу «любви»: нет во мне любви! – волна некоей мощи, положительной к миру.
Величественная – и неразыскуемая; очевидно  всемогущая – и бессильная, мощь эта полнится водами разных источников: человека, сверхчеловека в человеке, собирательного организма человечества, коему имя – Многий; и – Предначального, творящего время и жизнь во времени.
                4.
Желтовато-коричневые воды равнинных рек, мутные и бешеные в половодье, тихие и умиротворённые под лучами осеннего солнца – вот человек!
Огромная серо-стальная масса движущейся воды, ещё не море – но уже и не река… Могучие потоки Амазонки и Миссисипи, Енисея и Ганга – вот сверхчеловек.
И совсем другой мир – океан. Река ограничена берегами; океан сам граница всех берегов. Он рисует очертания материков и островов так, как ему захочется!.. Чего «хочется» человечеству, не знает никто; но голос Многого  каждый слышит шумом океанского прибоя.
Что, казалось бы, по сравнению с водой, значит воздух? Так, нечто эфемерное, в тысячу раз менее плотное, чем вода… Однако это «нечто» заставляет океан то скакать до небес в адской пляске, то лежать без движения, как дебелая матрона, ухватывающая порцию утреннего загара.
Ветер, невидимый, но обвевающий каждого – вот Предначальный этих сравнений!
                5.
Школьная физика вещает: белый – сумма всех цветов. Не будем спорить с физикой, дело это неблагодарное. Но, будучи школьником, я попробовал сложить семь красок в надежде получить белизну. Увы, получилось то, что и должно было получиться: грязное пятно.
Достигнем ли мы понимания Бога, изучив досконально (есть ведь среди нас умные люди!)  все религии мира, «сложив» их для себя? Скорее всего, мы поймём, что такое «религия» –   и только.
Что, например, означает «святость»? Это «то», к чему  НЕЛЬЗЯ  прикасаться  «грешной человеческой мыслью».
Что же такое «грех»? Это – измышление через «нельзя»; стремление объяснить живое неживым, разложить непрерывную линию на ряд точек – и объявить её состоящей из них! «Грешник» подменяет сущность изображением сущности – и этот «грех» действительно первороден, ибо никто из живущих не мыслит сущностями, но лишь «представлениями» о них.
Действие же через «нельзя» называется виной.
                6.
О!..
Сказав «О!», мы уже встали на колени и протянули руки к небесам. Такое положение традиционно считается наиболее подходящим для выражения преклонения. Но более всего, по мнению большинства людей, Творец обожает молитву. Возможно, для него разбираться в бормотании миллионов так же увлекательно, как для нас разгадывать кроссворд; возможно, всё обстоит иначе, с точностью «до наоборот». Но ни того, ни другого мнения мне Господь высказывать не изволил; а посему стоит ли уподобляться древним язычникам, разговаривавшим с истуканами!
Мысль твоя, чувства твои Богу известны; и оттого что ты произносишь их вслух, непрерывно кланяясь, убедительнее они не станут.
Почему же люди продолжают  совершать ритуальные действия? Первое и главное – большинство людей без таковых не мыслит веры. Наслаждение сопричастностью Богу, отсутствующее в будничной жизни, –вот что для них «ритуал»!
Стоит ли говорить, что эта тяга к Богу, это наслаждение сопричастностью всегда эксплуатировались говорящими от имени всевышнего!..


                Храм внешний: взгляд извне.

                1.
Вознесённость – вот основная черта Храма. Некто, бегая и суетясь (а, по-современному, «перемещаясь»), живёт в ЭТОМ мире; взобравшись на гору, он впервые воочию видит мир ДРУГИМ. «Лепота-то какая!» - восклицает герой словами киношного Ивана Васильевича.
Человек «дремучий», религиозно невежественный, войдя в Храм поглазеть на убранство, тем не менее, испытывает некое новое для себя чувство. Вознесённость Храма «отрывает» его от почвы, в которую он безнадёжно врос; предчувствие высоты властно охватывает изумлённую душу… Внутренняя полость Храма напоминает – а, по сути, является рупором, через который глас Божий доходит до посетителя. Великолепное слаженное пение хора (у христиан) довершает дело – и вот уже душа человеческая открыта… Кому?..чему?.. а не всё ли равно!..
                2.
Талантливо построенный Храм не «соперничает» –  приближается по воздействию на человеческую душу к воздействию природной красоты. Античные народы не разделяли духовную и телесную красоту – вспомним одинаково прекрасные скульптуры людей и животных – и мощное великолепие античных храмов.
Душа северного человека расправляла крылья от картин иных: от медленно опускающегося на землю снега – спутника и предуготовителя вечного обновления природы; от потрясающего зрелища зимнего звёздного неба. И Храм должен был дать этому человеку впечатления, перекликающиеся с породившими эту инстинктивную духовность. Античный человек приглашал богов на землю; северный был непрочь оказаться в гостях сам.
                3. «Приидите ко мне!..»
Услышав этот мощный призыв, не спешите бросать уютное кресло и мчаться навстречу неведомому.  Спросите: зачем и куда? И если вместо разъяснений Вы услышите обещания – не ходите. Никто не нашёл в религии обещанного; к Богу человек приходит сам, ища ответы – но и, придя, продолжает задавать вопросы. Ибо религия не есть ответ, а лишь изображение ответа: никто не мыслит сущностями, но только представлениями о сущностях.
Если же разъяснения даны, и они Вас удовлетворяют – пусть Ваши действия зависят от Вашего интереса.
Но давайте, читатель, выберем третий вариант и спросим: а почему, собственно, именно этот человек говорит «приидите ко мне!..»? Ибо мы с Вами люди подозрительные, навидались (вместе с человечеством) всяких говорунов, а посему вопрошать – наше естественное свойство (и право!).
Первопричина призывания человеком других людей может находиться как в самом человеке, так и на иных уровнях о которых мы ранее говорили: сверхчеловек, Многий; а, возможно, и Предначальный, имеющий истину в себе.
Оставим в стороне наиболее частую из причин: желание власти. Тогда зов «приидите ко мне!..»  самим зовущим понимается  единственно как желание поделиться некоей Истиной, важной для всех. Поскольку личность
зовущего занимает всё его сознание, приходящее с другого уровня вначале воспринимается как «озарение», как религиозное «событие» - правда, потом частенько присваивается… И если провозглашаемая «истина»  воспламеняет сердца (не умы!)  многих людей – мы видим рождение нового пророка, а то и основателя религии.
                4. Ученики.
Напитки, в том числе и истина, разливаются в сосуды приуготовленные; главное – чтобы пьющий мог в полной мере оценить достоинства напитка. Увы – из всех напитков истина единственная меняет свойства в зависимости от свойств хранящего её сосуда! Истина учеников не тождественна истине учителя; непрерывная линия разделяется ими на отрезки и объявляется состоящей из них.
На смену ученикам приходят ученики учеников, а с ними муть и взвеси «легендарности». Кристалльно чистая  вода родника становится водой реки. Пророк (если к тому времени он ещё жив) не узнаёт своего детища; но и детище не узнаёт своего родителя! И если родитель пробует воззвать к первозданности, ученики учеников докажут ему, что толкование учения более важно,  нежели само учение.
                5. Священнослужители.
Тоска по Богу заставляет одних – строить Храм в своей душе, других – стремиться в Храм внешний, дабы в нём воспарить душой ко Господу.
Ученики учеников учеников, ставшие хранителями учения (к тому времени потерявшего подвижность и превратившегося в изредка колеблемое ветрами озеро) приходят в Храм руководить встречей человека с Богом. Если Пророка можно было назвать служителем истины, то «малых сих» – служителями священного учения – священнослужителями.

                Ветреная погода: ругатели и бунтари.
                1
Экий ветрище, однако! Хлещет невидимой пятернёй по «мордасам»; задирает юбки, бесстыдник! Но зато заметает в закутки мусор; позволяет вдохнуть свежего воздуха прямо на городских улицах. Наконец, приносит очистительную грозу – и «чёрные кони уже роют копытами землю в саду». Бунт природы против всего устоявшегося, постоянство на уровне степени – вот что такое ветреная погода!
                2.
Честь и хвала ругателям! О, скольких, уже схватившихся обеими руками за края неба, ссадили они на землю своими дурацкими замечаниями! Сколько примеривавших хитон пророка в гневе сорвали его с себя после того как ругатели стали показывать на них пальцем и хохотать!
Ругателей не любят все. Высоколобые учёные мужи забывают литературный язык, встретив ругателя, и переходят на язык неформального общения – лай. Церковь морщится  и делает вид, что не слышит – хотя были времена, когда у неё находился ответ, раз и навсегда удовлетворявший ругателя – казнь. Кстати: в двадцатом веке «аукнулось»…
                3.
Смысл конфликта между ругателями и их оппонентами (заметьте, читатель: я говорю о людях достаточно умных – далеко не о всяком болтуне) – в столкновении «несерьёзности» и «серьёзности»; смотрения на мир с весёлым изумлением – и мировоззрения, где нет места непонятному…
Как же тогда истина находит своего выразителя, если «серьёзный строит из известного, а ругатель нахально и остроумно разрушает колоссы на хилых фундаментах? Нельзя  построить, не разрушая; но нельзя и разрушить, не построив; следовательно, «чистые» строители и разрушители для выражения истины не годятся. Нужен некто, имеющий в себе равных первого и второго, а ещё третьего – «толмача», знающего языки обоих; нужен некто единый  «в трёх лицех» - нужен пророк!
                4. Бунтарь.
Истина своего выразителя, конечно, находит; но как найдём его мы с Вами, читатель? Какими свойствами  должен обладать пророк, чтобы «обходя моря и земли, глаголом жечь»?
Исходя из характеристики, данной великим поэтом, пророк должен быть «мобильным» и обладать двумя вещами: хорошо подвешенным языком и чутьём к «жгучим» темам.
Оглянувшись вокруг, мы довольно легко находим людей, отвечающих этим требованиям. Неужто все – пророки?
Нет, конечно же, нет! Бунтарь – вот имя каждому из них. Пророк призывает к установлению справедливости; бунтарь – к расправе над несправедливостью. Свет истины на лице пророка; костром собственной правды освещено лицо бунтаря. «Ругатель»  ругает и высмеивает; бунтарь уничтожает…
«Пасионарная личность», «сильная личность» – вот обычные книжные названия бунтаря. Его предназначение – завоёвывать власть. Затем наступает пора других книжных названий: «железная рука», «ежовые рукавицы»…
Бунтарь не служит Истине даже если выступает на её стороне. «Позволять»  Истине быть самой собой, вне зависимости от планов и предпочтений, способен только Пророк.
                5.
Четыре вида цветов вырастил я в моём цветнике, читатель.
Но никак не удаётся вырастить тот цветок, ради которого  любовно приготовлена почва, построена стена, защищающая участок от ветра – сделано всё, что в человеческих возможностях. Великий «закон подлости» сработал и на сей раз: к вящему удивлению, это трепетно ожидаемое, хрупкое растение выросло на пустыре, среди лопухов и глухой крапивы!
Досада меня разбирает; но, помнится мне, что даже сверхчеловека в себе я не знаю, не говоря о Многом и Предначальном.  По крайней мере, пустырь испытает моего «протеже» многими видами истин, а не только упорно мной предлагаемой – моим «мировоззрением».

                Свет во тьме: Восток.

1. О, я боюсь тебя, Восток!  Свет первого дня и тьма последней ночи – ты выпускаешь их на волю, не спрашивая и не предупреждая нас.
2. О, Восток – «кузница кадров» будущего человечества! Передовой отряд твоего войска – ислам – уже очищает земли Запада от бледной, беспомощной расы «гуманистов». Но ислам лишь воин: строители придут позднее.
3. Неисчислимость Востока издревле обозначалась словом «тьма». Какой бы свет ни воссиял на этих просторах, он всегда будет «светом во тьме».
4. Сохраняющий жизнь – её теряет. Запад, пытающийся забальзамировать постоянство человека, теряет жизнь Целого, основанную на регулярной смене поколений. Обществу Востока не грозит подобная участь: оно зародилось ранее западного, но о возрасте его и сроках жизни можно лишь догадываться – хотя я наблюдаю за ним уже пять тысяч лет!
5. Для кого же сияет свет во тьме? Для частиц этой тьмы – но тогда почему они столь долго остаются ими?
Свет во тьме сияет для Всей тьмы – ибо без него тьма не может познать самоё себя.
     7. Посмотрите на западного атеиста – он бродит по земле,   пронизывае-               
мый  Божественным  светом, - но этот свет для него лишь       «представление о свете».  Западный верующий заменил Бога на «представление о Боге» - но как можно всерьёз верить в «представление»! Недоверяющая вера Запада – это безделушка, хранящаяся «на всякий случай». Если она вдруг потеряется, большинство этого просто не заметит.
6. Тьма Востока мудрее: пользуясь светом, она не познаёт свет – она познаёт себя в свете. Традиция не даёт частицам Тьмы ставить вопросы, непосильные для своего уровня – уровня человека.
7. Сверхчеловек же, в принципе предназначенный для их постановки и решения, рождается в человеке позже его появления на свет и развивается медленнее. В тех редких случаях, когда даты рождения совпадают, а скорости развития близки, мы наблюдаем феномен «гения». Таким гениям на Западе более всего свойственно блестящее «исполнительство»; иногда – предвидение будущего. На Востоке, с его неизмеримо более высоким духовным потенциалом,  их удел – познание мира на уровнях, отличных от человеческого.
8. Восток любит богатство – но не призывает  к «любви» между живущим скромно и живущим в роскоши. «Любовь» в той форме, в которую её принято облекать на Западе, - форме истерического заклинания, не наполненного, к тому же, внутренней силой, - на Востоке вообще не имеет никакого значения. Обычай побуждает любить родственников; религиозная традиция – единоверцев. «Выпускать пар» позволяет борьба кланов, временами переходящая в войну. Может даже показаться – на примере радикального ислама -  что «тьма Востока» порождает лишь ненависть и нетерпимость; но что  вы хотите от силы, предназначенной именно для вытеснения и уничтожения «неверных» и расчистки жизненного пространства для идущих следом «строителей»!
9. Ибо строители – вот истинная Тьма Востока, основа жизни,   продолжающейся в течение всей обозримой истории человечества.
 
                Запад: нисхождение в гуманизм.
                1.
Оставим на время вне поля нашего зрения медленно, хотя и неотвратимо, надвигающуюся Тьму с Востока и обратим взор на Запад. Там всё ещё сияет щедрое солнце; пляжи полны смуглой  ребятни и неподвижных туш представителей белой расы. О, они  всё ещё господа; они и умрут господами – и это избавит их от вопросов, которые (вот нечем заняться!) волнуют нас с Вами, Читатель.
Увы: сеткой  морщин покрыта кожа белой цивилизации; невидимая паутина колеблется воздухом в ещё жилых комнатах… Болезнь, похожая на старость, - болезнь вырождения духа незаметно захватила города и веси Запада.
                2.
«Дам тебе власть над всеми царствами мира»…
К середине двадцатого века Он своё обещание выполнил. Все царства мира управлялись из западных столиц, а тем, кто оставался вне этого управления, предлагалось не высовываться из своих хижин.
Теперь тому «Христу», которого олицетворяли господа с сигарой во рту и многими нолями  после цифр на банковских счетах, предстояло решить – какое будущее будет строить мир  под их управлением.
                3.
Это будущее называется кратко: зарабатывание денег. Жизнь, данная Богом для множества путей, превращается – на веки вечные! – в трёхглавый математический кошмар: работа, потребление, развлечение – о, этим сказано всё!
Это будущее также называется «бездуховность». Понятие «духа» из основы жизни сделалось сначала «вторичной», менее важной частью жизни; затем, постепенно, и вовсе «бесполезной» выдумкой.
Главная идея этой «трёхглавой математической Гидры» – идея «счастья». Работа, успех, счастье – эта парадигма является сакральной истиной современного общества. «Сакральной» – поскольку успех в делах, по мнению западного христианства, –  знак «богоугодности».
                4.
Вывод, который был сделан Западом на основе этой «истины», выглядит так: если «успешность» угодна Богу, то человеку незачем тратить время на так называемое «духовное совершенствование». Иными словами, любой человек духовен изначально. И с этого момента появляется знаменитая формула гуманизма: всё – во имя человека, всё –  для блага человека. Человек может быть виновен с точки зрения закона, но с точки зрения гуманистической религии он непогрешим, если успешен и богат!
                5. Что будет?
Увы – ничего хорошего. Как я уже говорил, неосознаваемая цель мусульманского «наводнения» в Европе – вытеснение хозяев с тем, чтобы стать хозяевами самим. Неизбежное при этом «скрещивание» ислама с гуманизмом произведёт потомство, чья речь будет «гуманистической», а ментальность останется исламской. Вместе с этим «Аллах» у этого потомства из ценности абсолютной под влиянием гуманизма станет ценностью «в ряду прочих», а гуманистическое отношение к личности сменится чисто прагматическим.
                6.
«Не доверяй!» – кричу я будущему искателю «духовности» в «потемневшей» Европе. В эпоху великой исторической смены ориентиров новой духовности ещё только предстоит родиться!  Духовной пустыней станет Запад в обозримом будущем; пустыней полной монстров и многообещающих миражей!
И пока «Тьма с Востока» не придёт на приуготовленное пространство и не обживёт его – строя «новый Запад»! – я не благословлю моего искателя на свершение миссии его!

                Исход из Вавилона.
                1.
Некто, бывший во мне, встал и сказал: «Пора!»  И мы вышли на улицы вечного города – города, где жил народ, у которого из всех времён  есть только «сегодня».
Я не спрашивал, куда мы идём; просто глазел по сторонам, и обрывки мыслей всплывали без всякой связи с происходящим. «Так бывает, когда заканчивается жизнь» – подумалось вдруг.  «И когда начинается» – донеслось от шагающего впереди.
                2.
Недостроенная башня одиноко возносилась над морем плоских крыш – её уже не будут достраивать совместными усилиями. Зато дальше, с обеих сторон тенистой аллеи, стали вздыматься величественные храмы – одни со многими колоннами, другие со шпилями и куполами… Ручьи и реки, состоящие из людей, втекали в открытые двери святилищ; но мы всё брели куда-то, где сквозь зелень уже не проглядывало ни одно строение.
                3.
Затем кончилась и аллея… «Оборвана нить – подумал я – Вавилон позади!» 
«О, нет!» – сказал идущий впереди. «Нить бесконечна, пока есть разматывающие клубок. «Жизнь» – имя ему; прядильщик же называется Богом».
«Где же он?» – задал я глупый вопрос. Но ответ меня поразил: «Когда-то ты был им!..» – задумчиво сказал ведущий.
                4.
В пустыню привёл меня мой провожатый. «Вот тут постился Иисус  в течение сорока дней; а вот здесь я сыграл отменную роль, искушая его тем, чем он, в сущности, не мог искуситься.  Но надо отдать ему должное – он об этом даже не вспомнил: отрекался на полном серьёзе!»
«Кто ты?» – спросил я, заранее зная ответ. И вновь мне пришлось краснеть: «Когда-то я был Им!..» – прозвучало над пустыней. «Кем?» – я уже не спрашивал, поскольку дрожание воздуха само сложилось в слова «… и Искусителем, и Искушаемым…».
                5.
Тогда спросил я своего товарища: «Ты видишь, что я глуп; зачем я тебе?»
Молчание было мне ответом; с трудом я понял, что спрашивал у себя, а, стало быть, сам должен отвечать.
«Вот видишь – сказал провожатый – ты не глуп. Ходи в своей одежде и не рядись в несвойственную! Мысль приходит к тебе, не спрашивая разрешения; но к людям, для которых правила приличия – прежде всего, мысль ходит с неохотой, ибо она как-то не удосужилась приобрести приличного платья».
                6.
Горы приблизились. Мы шли по тропинке над пропастью, и у меня кружилась голова при взгляде вниз. «Но почему голова не кружится, когда я всматриваюсь в небесные глубины? Наверное, потому что в небо нельзя упасть, а, тем более, внезапно…».
Молчит мой спутник.
«Где-то здесь жил Заратустра! Не это ли его пещера? не потомок ли его орла кружит над нами; не правнучка ли его змеи греется на солнце?..»
Молчит мой спутник.
Не исчез ли он? Но нет, вот он – всего в пяти-шести шагах впереди; лишь тень утёса на мгновение скрыла его от меня… «А что же будет с ним, когда я умру?» – вдруг подумалось мне. «О да, в это трудно поверить, но я умру тоже» – спутник мой вновь ответил на незаданный вопрос. «В нить, длящуюся бесконечно, впрядываются всё новые и новые  волокна – таков основной закон единства-множества и так достигается нетождественность себе любой субстанции. А это значит, что у нас с тобой есть будущее, но не в нынешнем виде и не в виде наших бренных останков; будущее наше в том, что мы навечно вплетены в общую нить Жизни».
                7.
«Один вопрос остался у тебя – сказал мне мой спутник – задай же его, и я буду знать, что приходил незря!»
«Вот это номер! – воскликнул я. – Разве обычный человек может предугадать, что потребуется посланцу Господа!..»
«Ты ошибаешься: я не посланец Господа. Зачем ему посланцы, если Он – во всём, и всё – в Нём? Я – твоя же сущность, но не тождественная тебе; я тот, кто родился в тебе.»
«Почему же ты знаешь больше, чем я, да и знание это какое-то…» – тут   я замялся, а он подсказал: «другого уровня. Потому что мир устроен иначе, чем думают обыкновенные люди! Давай же, не ленись и спроси, что тебя волнует больше всего!»
«О, но ведь об этом… только об этом! – я думаю постоянно: и при свете моего любимого светила, и зевая над тетрадью в первом, а то и во втором часу ночи!..»
«Что означает наша с тобой ходьба?»  – выпалил я, и краска залила мои щёки, и уши запылали…
«Тоска по Богу ведёт нас. Мимо известного и мимо неизвестного; от  того, что было, к тому, что будет. Тоска по Богу, неисцелимая и непреходящая – ибо Господу так же нужна наша нужда в нём, как и нам – его присутствие в мире!
Теперь ты можешь идти дальше один – продолжал мой провожатый – ибо у меня есть свои вопросы к Создателю».
И я очутился там, где началось наше путешествие – на шумной улице Вавилона, города, где живёт народ, имеющий «Вчера» и «Завтра» в бесконечном «Сегодня».
                2009.