Ковчег ч. 1

Глава 1
«Патриарх» проснулся раньше обычного времени. Увиденные отрывки боевого сна, чёрно-белый отпечаток давних событий, заставил его сомневаться в реальности настоящего. Если бы не обильный пот, вызванный приливом адреналина, он ни за что не поверил, что картины воскресших военных воспоминаний оказались всего лишь сновидениями.
- Если вокруг тебя нет ничего, кроме противника… - охнул старик от увиденных картин. – Значит ты на войне! А может именно сны являются нашей настоящей жизнью?.. А то, что мы принимаем за действительность, красочный сон?
Он с силой потёр ладонями лицо, словно стирая неприятные воспоминания. У него было квадратное лицо характерное для людей инициативных, энергичных и дисциплинированных. Откровенные и открытые для общения, они одновременно могут быть очень тяжёлыми в общении, суровыми и бессердечными.
- Как же от меня воняет! - брезгливо сморщился потный человек. - Как тут выспишься?
Подозрительный запах, образовавшийся от переживаний тягостного сна, явно не способствовал полноценному отдыху.
- Ужас! - буквально простонал он. - Хотя, очевидно, что у меня развивается пофигизм большими темпами. 
Старик немного полежал с закрытыми глазами, заново привыкая к собственному телу. В последнее время оно вело себя абсолютно по-свински. Каждый новый день приносил немыслимую боль в местах, абсолютно для этого не предусмотренных природой…
- Хотя бы умереть скорее... - в очередной раз подумал он. - Почему мне каждую ночь снятся два сна? Первый о моей жизни до катастрофы и второй сон, как начиналась жизнь в «Убежище»?
Чтобы опять не провалиться в прошлое, что случалось с ним часто в последнее время, человек свесил с низкой лежанки ноги в затасканном утеплённом комбинезоне и недовольно пробормотал:
- Всегда ненавидел специфический старческий запах, исходящий от пожилых людей, а теперь сам так воняю.
Даже через толстую кожу зашнурованных потомков славянских лаптей, которые старец не снимал, холод бетонного пола сноровисто забрался по чувствительному позвоночнику. Ревматические кости по очереди устроили дежурную перекличку. Леденящий пол комнатки, стылый и сырой, лучшее средство возвращения в действительность.
- Когда только Небеса приберут меня, и я отправлюсь в утилизатор? - спросил он неизвестно кого.
Старый человек по привычке поднял, ставшую чрезвычайно тяжёлой, голову к давящему потолку. На нём щедро цвела какая-то хрень, выведенная «Биологом». Грибковая плесень, отвратительная на вид, давала устойчивое голубоватое свечение. Благодаря ему, в малюсенькой комнате, больше похожей на монашескую келью или камеру смертника, возможно, было сносно ориентироваться.
- Как мне всё надоело, - по глупой привычке старик давно разговаривал сам с собой.
Надоевшая тишина «Убежища» давила на барабанные перепонки, почище пронзительного крика.
- Сколько лет одно и то же! - только наедине с собой он мог высказывать подобные крамольные мысли.
Его неоспоримое право на уединение в собственном мирке иногда угнетало. Делать здесь после пробуждения было совершенно нечего…
- Какая мерзость! - пожилой человек сноровисто протёр влажными салфетками безбородое лицо.
Бриться ему не требовалось, борода, и усы не росли лет двадцать пять.
- Я сам завёл правило, по которому никаких личных вещей членов коммуны в жилых секторах не хранилось… - напомнил себе «Патриарх».
В комнате, кроме кособокой лежанки, помещался только небольшой стол. За ним он много лет назад, тогда с молодыми глазами ухитрялся что-то писать. Вредную привычку писать в темноте он бросил, а столик остался.
- Всё-таки «Биолог» молодец! - восхитился он, обходя лежанку по направлению к двери.
Звуки его шагов напоминали приглушенное шуршание ловких крысиных лапок, вечных спутников человека.
- Теперь люди хотя бы не набивают себе вечные синяки, незряче двигаясь между секторами, - уточнил справедливый старец.
Дверной проём, черневший на фоне паразитирующего свечения, находился буквально в метре от места сна. Он мог даже с закрытыми глазами безошибочно проделать привычный манёвр, но сама возможность передвигаться с помощью зрения необыкновенно радовала его.
- А ведь мы многого добились, - удовлетворённо прикинул человек, растирая ноющую поясницу. - «Химик» и «Зоотехник» так те особенно…
Именно к ним был вчера запланирован ежедневный утренний обход. Хотелось посмотреть, что новенького придумали его верные помощники. Перед обедом у него запланирован урок в детском секторе. Вечером очередное декадное собрание взрослых членов общины.
- Денёк выдался ещё тот! - подумал он, выходя из комнаты.
Несмотря на старческий возраст, его память оставалась превосходной. Мысли отчаянья и слабости в голове постепенно сменились будничными.
- Надо переговорить с «Доктором», - на ходу наметил план действий старик. - Интересно как там дела у «Роженицы»?
На людях он всегда производил впечатление невероятной душевной стойкости и силы. Отбросив все болячки, с прямой спиной, седой статный человек медленно и уверенно двинулся по слабо освещённому коридору вглубь гулкого помещения. Недаром все члены немногочисленной «Общины» звали его «Патриарх».

Крестины
Шурка Иванёнкова, по мужу Сотникова, проснулась раньше обычного. Едва-едва посветлело в их низенькой, рубленной из толстых брёвен хате, приткнувшейся на самом краю брянского села.
- Как-то всё пройдёт? - подумала она, быстро одеваясь, и вышла во двор.
Дом справили недавно, большая семья въехала в него поздней осенью. Умытое весеннее солнышко отогрело стены, и они выделяли резкий властный запах клейкой смолы. Она крупными прозрачными каплями, как слёзы боли доведённого до крика срубленного дерева, блестела на стволах вековых сосен.
- Красота, какая! - Шура на бегу залюбовалась яркими переливами света, на ставших разноцветными, будто драгоценности, вязких бусинках. - Как весной у нас хорошо-то!
Она тяжело вздохнула, словно сожалея о чём-то потерянном, и вошла в тёмный хлев доить «Пеструшку». Впереди её ждал суматошный день, да и боязно было слегка...
- Лишь бы Коля не дознался! - с тревогой прошептала женщина.
Печаль Шуры заключалась в том, что её супруг оказался праведным коммунистом. Он категорически по-пролетарски запрещал крестить их первенца Сашку, могли возникнуть проблемы в парткоме. Она плакала, просила и умоляла, но муж Николай не соглашался:
- Не дозволяю и всё тут!
- Завсегда у нас младенцев крестили, иначе грех великий.
- Вот ещё, поповские бредни, заболеет потом, - говорил он в ответ на мольбы жены. - Даже думать забудь!
- Ну, Коля!
В его словах, конечно, присутствовала доля правды. Сашка родился слабеньким, в самый разгар лютых февральских морозов.
- Прошедшая зима выдалась до ужаса холодная и долгая… - переключились её мысли.
За иную ночь выпадало столько снега, что деревенским мужикам приходилось вылезать наружу через соломенные кровли хат и откапывать двери от снежных завалов. Иначе наружу не выйти, хотя по мудрой традиции предков, двери открывались вовнутрь дома...
- Николаю целых два раза пришлось вылезать через крышу! - улыбнулась она, вспомнив отчаянного мужа.
Вертихвостка-метель наметала такие горы снега, что маленькие, так меньше отапливать, дома выглядели по сравнению с ними хилыми младшими братьями... Всю злющую зиму Шура уговаривала мужа:
- Ну, давай окрестим маленького!
- Подрастёт Сашка, станет пионером, затем комсомольцем, а ты говоришь крестить! - недовольно бурчал в ответ Николай, доедая постные щи. - Скажешь тоже...
- Жестокий ты Коля!
Вспоминая зиму, Шура зябко поёжилась. Даже с проходом майского тепла в душе оставалась зыбкая стылость пережитого. Она с улыбкой подумала, что прошедшей зимой переходя заметённую улицу, приходилось нагибаться, чтобы не задевать электрические провода на столбах.
- Особенно Коле, он такой высокий! - с нежностью подумала она.
Слой лежалого снега на несколько метров поднял уровень грунтовой дороги и провода висели на уровне груди.
- Но! Не балуй, - больше для вида, чем по злобе, Шурка прикрикнула на корову, начавшую вдруг сильно махать хвостом. - Огрею больно!
Та надумала потренироваться перед летним нашествием оводов и мух. «Пеструшка» сонно и понимающе посмотрела на молодую хозяйку. Она знала, что никто и никогда не поднимет ни руку, ни палку на кормилицу семьи. Меланхолично отвернулась к яслям с сеном и продолжила жевать вечную жвачку...
- Ты смотри, какая балованная! - шутя, упрекнула корову опытная доярка. - Сейчас мы тебя подоим, потерпи родная…
Упругие струи парного молока, сшибающего с ног сытным запахом, звучно ударили в стенки красивого эмалированного ведра. Ведро и много другой хозяйственной утвари привезла из Германии угнанная туда на работы во время войны, старшая сестра Мария.
- Красота неописуемая! - хвасталась соседям мать.
Семья по праву гордилась ведром, во всём селе подобного не было.
- И корова у нас больше всех даёт молока! - выдавив пальцами последние капли, Шура благодарно погладила впалый бок замычавшей любимицы и пошла в хату.
Мать за это время растопила большую, стоящую посередине хозяйской половины, шумную печь и жарила в ней, на большой чугунной сковородке, оладушки из отрубей. Увидав входящую дочь, она коротко, так как не любила много говорить, приказала:
- Собирайся быстрее!
- Успеваю вроде...
- Гришка-непоседа без тебя уедет, - предупредила требовательная мать.
- Не уедет, Николай договорился...
- Знаю я этого веховея, улетит без тебя!
Младшая дочь послушно подчинилась, но делая автоматически необходимые движения, не переставала думать об упорном нежелании мужа окрестить сына.
- Ну почему он такой упрямый?! - огорчалась она, признавая мужскую правоту Николая, которого сильно и искренне уважала.
Всё-таки он окончил сельскохозяйственный институт, работал у них в колхозе агрономом.
- Куда мне до него с моими семью классами? - подумалось ей.
Сошлись они, когда Николая направили по распределению в их деревню и его назначили на постой к соседям Иванёнковых. Был он не местный, из другой, даже не соседней области. На завидного жениха положили глаз несколько видных невест, он выбрал её.
- Он такой представительный! - шушукались подружки.
Свадьбу сыграли полтора года назад, в сентябре. Всё прошло, как положено, с танцами, песнями, дракой.
- Словом всё, как у людей! - благодарно вспомнила она.
Так по замысловатому рисунку судьбы Николай стал её мужем. Вечно недовольная, будто придавленная тяжестью прожитых лет, мать поставила на самодельный, крепко сбитый стол, миску с вкусно пахнущими оладьями и сказала:
- На, поешь, худющая ужас!
- Сашенька из меня последние соки вытягивает, - заметила она.
- Сегодня всё закончится, станет тихим...
Отполированный многократным субботним соскабливанием, дубовый стол принял чашку молока и драгоценные остатки вишнёвого варенья в небольшой, глубокой тарелке.
- Ешь, - мать гремела чугунками. - Силы тебе сегодня понадобятся... Храни Господи!
- Как скажете мамо!
Шурка механически ела и вспоминала, как стали жить после свадьбы. Она тогда по-бабьи боялась, что не забеременеет.
- Иначе пойдут по деревне пересуды... - Шура всегда страшилась сплетен.
По деревенскому обычаю, молодуха рожала в первый же год.
- Пустоцвет! - иначе сразу злословили бабы.
Только через пару месяцев она вспомнила, как за несколько лет до встречи с Николаем, гадала с девками на святках. Ей в ту ночь привиделся в зеркале суженый, незнакомый парень, в светлой рубашке.
- Жених не наш, явно приезжий! - подумала она и благополучно забыла.
Одной майской ночью молодая женщина поняла, что это был Николай, в той самой рубашке, в которой они расписывались.
- Значит, он и есть мой суженный! - она успокоилась, поцеловала мужа и через положенное время узнала, что забеременела...
Родилась девочка, но муж хотел сына. Только через пять лет она снова поняла, что беременна.
- Пока Сашка маленький, - распорядился супруг, - дочку лучше отдать бездетным родственникам в городе!
Когда она вспоминала, мать что-то говорила. Шура очнулась, когда положила на лавку отрез домотканой льняной ткани.
- Смотри, сделай всё как надо! - поучала мать. - Передашь матушке...
- А удобно будет? Она, небось, привыкла к фабричной…
- Делай, как говорят!
Дочка согласно кивнула, не отрываясь от нехитрого завтрака. Она не любила резкие звуки и предпочитала подумать в тишине.
- Как страшно было! - вспомнилось ей, когда подошёл срок рожать.
Дорога в ближайший городок, где находилась районная больница, оказалась полностью занесена снегом. Дороги, в общем-то, не было.
- Так, неширокая просека в лесу... - сказал Николай, когда увидел её впервые.
Гусеничный трактор с утра пробил недолговечный туннель, но снег всё шёл и шёл... Вечером внезапно начались схватки, впопыхах собрались и выехали.
- До утра не потерпишь? - поинтересовался он.
Через пару километров, на дорогу выскочила стая диких кабанов. Секач, матка и с пяток маленьких поросят. Они долго бежали в свете фар машины не в силах перепрыгнуть стен из метрового снега.
- Не могла потерпеть с родами! - Григорий, брат роженицы, управлявший фельдшерским «УАЗом», потом долго укорял её.
Мол, не вовремя собралась рожать, так бы подавили свиней, было бы мясо. Стая ухитрилась свернуть, а машина, упёршись в возрождённые сугробы, встала намертво. Там Шурке, на тридцатиградусном морозе и довелось рожать. Утром их еле вытащили...
- Сыночек, родненький, - она быстро и ловко взяла на руки проснувшегося Сашку.
Он требовательным криком заполнил пространство светлой половины дома.
- Сейчас покормлю тебя... - покормив сына грудью, стараясь не шуметь, почти на ощупь, Шура принялась одеваться для выезда в город.
Натянула лучшие и единственные фильдеперсовые чулки, платье в крупный горошек. Праздничная зелёная и тёплая кофта, новые резиновые сапоги завершили выходной ансамбль.
- В такой день нужно быть красивой! - решила она.
Пора идти на колхозный двор, где получали наряд и разъезжались в разные стороны служебные машины. Провожая её до двери, мать сказала:
- Только никому не рассказывай, зачем едешь.
- Чтобы Коля не узнал?
- Родственники набегут отмечать, не прокормишь…
- Ладно! - пообещала Шура тихим голосом и вышла.
Идя по просыпающейся, родной деревне, со спящим Сашкой на руках, она продолжала вспоминать недалёкое прошлое. Нескольких месяцев перед этим днём молодая женщина разрывалась напополам. С одной стороны, запрет мужа, с другой причитания матери.
- Что же ты, окаянная, делаешь? - каждый день бубнила пожилая мать. - Зачем лишаешь младенца ангела-хранителя?
- Николай жуть, как против!
Сашка рос беспокойным ребёнком, почти всё время болезненно плакал. Неопытная мать почти не спускала его с рук, спала не раздеваясь.
- Окрестишь, сразу успокоится, - настаивала пожилая женщина. - А ты всё сделай тишком, муж не догадается!
- Хорошо, мамо, так и зроблю...
Мать Шурка боялась. Она была «последышем», родилась после большого перерыва от других семерых детей. У старшей сестры Марии были дети такого же возраста как она...
- Всё одно мне её доглядывать. - Сотникова давно смирилась с участью последней дочки.
Отец семейства умер в начале шестидесятых. Он не воевал в Отечественную по возрасту, в Первую мировую зацепил немецкого плена.
- Культурная нация! - не раз говорил он домашним.
Во время оккупации их дом сожгли немцы за связь с партизанами. Кум Василий зашёл из непроходимого, брянского леса на их хутор Добрыньки разжиться харчами. Отец дал куму краюху хлеба. Кто-то донёс об этом и всю семью скопом арестовали.
- Партизанен! - немцы держали арестованных вместе с детьми в подвале здания бывшей милиции в ближайшем городке.
В сыром вонючем подвале, пропахшим страхом в тридцатые годы раньше мордовали «кулаков» и «врагов народа». Их не кормили, дети даже не плакали от голода. Какая-то женщина просунула через слуховое окно кусок ржаного хлеба. 
- Храни её Господь! - подумала Шура, с благодарностью вспомнив благодетельницу. - Так бы не было меня, не родился бы Сашка…
Вскоре их повели на казнь. Молодой рыжеватый солдат, как две капли воды похожий на их соседа Гришку Попкова завёл машину-душегубку. Это была грузовая машина, марки «Опель» с большим, герметичным кузовом, в который по жестяным трубам подавались выхлопные газы.
- Заходи! - велел он по-русски.
Смерть представлялась быстрой и лёгкой. Измученные голодом и страхом неизвестности люди, были согласны на неё. Кроме их семьи хватало ещё приговорённых местных жителей. Когда начали загружаться в кузов, оказалось, что всем места не хватит.
- Я пойду первой... - мать Шурки не захотела смотреть на смерть своих детей, и взобралась с младшенькой дочкой на руках в вонючий кунг.
Из семьи Иванёнковых на улице осталась одна средняя дочь Наталья. Она то и рассказывала потом об увиденном чуде. Немецкий мотор машины-убийцы внезапно поперхнулся, закашлял, неохотно уступая какому-то давлению извне, и безнадёжно заглох.
- Schwein! - в сердцах выругался водитель и, проклиная войну, принялся копаться во внутренностях автомобиля. - Verflucht Krieg…
Все попытки раздражённого солдата вновь запустить мотор не удались. Семью временно вернули в тот же подвал, из которого через некоторое время их освободили местные партизаны.
- Какой тяжёлый стал! - мягко укорила молодая мать дремлющего сына.
До колхозного двора идти было далеко. Шура устала нести на руках крупного, явно в отца рослого сына. Она присела отдохнуть на скамейку у дома своей закадычной подруги Вальки Бобровой.
- Замаялась... - честно призналась она.
Валя выводила дойную корову на пастбище. По улице, поднимая невесомую пыль, сонно брело деревенское стадо голов в пятьдесят. Сзади ленивого стада, иногда грозно щёлкая длинным кнутом, шёл деревенский пастух дед Конан.
- Шевелитесь окаянные! - приговаривал одетый в длинную холщовую рубашку дед, седой и древний, как мир.
Поздоровались, в деревне все здоровались друг с другом. Валька с ехидцей спросила:
- Куда подруга собралась?
- В больницу, Сашку врачу показать надо. - Шурка твёрдо придерживалась версии, озвученной мужу. - Николай дал попутную машину, она в сельхозтехнику за запчастями едет.
- Дело нужное! - Валька недоверчиво покачала головой, она была в курсе тайных планов подруги. - Ну, ну...
- Я вам бабы так скажу, больницы ваши одна видимость, прости Господи! - встрял в разговор словоохотливый дед. - Вона в старь люди и слов-то таких не слыхивали, а жили по цельному веку.
- То, когда было?
- Навыдумывали больницы всякие, потом хворают...
Пастух, продолжая бурчать, деловито погнал подопечных на заливной луг у реки, а Шура торопливо поспешила дальше по задуманному маршруту. Вскоре новенькая машина «ГАЗ-53», с одноклассником Серёгой Акуленко за рулём, шумно выехала на просёлочную дорогу в город.
- Всё душу подлец вынет. - Шура тряслась по весенней раздолбанной грунтовке в открытом кузове.
В кабину Серёга, весельчак и балагур, посадил Зойку, бухгалтершу из колхозной конторы. Она была городская и притворно недоступная. С заметным гонором относилась к деревенским, позволяя себе лишь снисходительно улыбаться шуткам водителя.
- Потерпи, родненький, - шептала заботливая мать, прижимая сына к мягкой груди. - Скоро приедем…
Уставшая Шура сошла у районной больницы. Рядом высились золотые купола старой, притаившейся среди высоких деревьев церкви. Очумевший соловей, не дожидаясь ночи, завёл вековечную песню.
- Вот и добрались, - присев на мокрую лавочку, она терпеливо подождала, пока кончится немногочисленная служба.
Пожилой батюшка, строго глядя на неё, совершил положенное таинство… Потом она с Сашкой на руках, зашла ради интереса в сельпо, денег у неё всё равно не было. Покормила грудью перенервничавшего Сашку и пошла на место встречи с возвращающейся машиной.
- Слава Богу! - Сотникова быстро и неумело перекрестилась. - Теперь сыночек мой под защитой ангела-хранителя...
Подъехавший вскоре Серёга, посадил их в дребезжащую пропахшую бензином кабину и отвёз обратно домой. Вернувшись в гараж, он между словом рассказал мужикам кого и куда возил.
- Вон оно как! - кому надо, тот понял, и к вечеру в хату Иванёнковых потянулись соседи и родственники.
Мать бросилась в погреб, а там кроме подмороженной картошки, десятка яиц и бурякового самогона ничего не осталось. За долгую зиму всё подъели подчистую.
- Узнали-таки окаянные! - бурчала она.
Хорошо ещё приходили гости кто, с чем мог. Засолка, пирожки и даже кусок сала соседки тётки Дуни оказались на общем столе. Гости много пили, мало ели, зато весело танцевали и громко пели. Местный кузнец, Иван Тимофеевич, мужчина видный и добрый, безжалостно растягивал меха трофейного баяна и кричал Шурке:
- Эх, весёлым парнем вырастит Сашка!
- Это почему же?
- Бачишь, какие крестины у него получились. - Ивана Тимофеевича, родственника по линии матери, она записала в церкви крёстным. - Давай наяривай!
- А уж, каким умным! - вторила ему подруга Валька, деревенская портниха и певунья, крёстная мать новообращённого. - Батя у него шибко грамотный... Эх, эх!
Вечером на велосипеде, вернулся с полей уставший отец виновника торжества. Он с удивлением посмотрел на танцующих односельчан.
- Чего вы разгулялись? - задал он логичный вопрос.
- Соседи решили отметить Первомай, - шепотом ответила жена.
Хотя этот праздник, в общем-то, не отмечали, весной на земле дел много, Николай успокоился, поел и пошёл спать.
- Нашли повод! - недовольно заметил он напоследок.
Гости ещё некоторое время куролесили, затем постепенно разошлись. Хозяйки убрали со стола остатки пира, помыли посуду и легли спать далеко за полночь.
- Вот и отбыли ряд! - радовались женщины.
Лёжа в постели, прислушиваясь к тяжёлому дыханию мужа, Шурка думала, что скоро вставать, доить и выгонять корову на пастбище.
- Слава тебе Господи, всё прошло удачно! - Сотникова перебирала в уме события прошедшего дня. - Благодать-то, какая!
Шура счастливая, от того, что всё прошло хорошо, коротко и крепко заснула. Шёл ей всего двадцать второй годок, и жизнь впереди представлялась бесконечной:
- Вырастет Саша, поступит в институт!
В яблоневом саду за их домом разрывались от любви певучие соловьи. Мир по ежегодному плану стряхивал с себя остатки долгой зимы и поэтому был вечен. В открытое окно комнаты врывался клейкий запах раскрывавшихся берёзовых листочков. Вокруг цвела и шумела буйная весна 1968 года...


Бой
Припадочная лихорадка боя легко воскресила в душе Александра Сотникова доставшееся людям от предков и порядком забытое звериное чувство опасности. Звуки близких опасных выстрелов, крики боли и отчаянья, кипятили кровь. Выпустив длинную, выстрелов в десять, веерную очередь, стрелок на мгновение задержался в проёме разбитого окна.
- Попал? - гадал красный от напряжения стрелок.
Одно из трёх окон его бывшего шикарного кабинета, превращённого в несколько огневых точек, мало напоминало глаза ещё недавно фешенебельного офиса. Изрытое оспинами незрячих пуль, с остатками стёкол от дорогого стеклопакета, оно служило сейчас только одной цели - стрелять, стрелять, стрелять...
- Получили гады! - боец обрадовался, что выпущенные им на волю, кусачие пули, нашли конечную цель. - Ага, не нравиться…
Три или четыре фигурки, забравшиеся на высокий двухметровый забор охранявший завод, получили его горячий привет. Кинетическая энергия раскалённого свинца отбросила их назад, и они свалились вниз, на головы новых штурмующих.
- Хороший выстрел, Александр Николаевич! - рядом неожиданно раздался одобрительный возглас.
- Это ты Резник?! - разглядел он в пороховом дыму долговязую фигуру мастера инструментального цеха.
- А то, кто же? - весело откликнулся тот.
- Занимай крайнее окно… - велел бывший директор.
- Слушаюсь, господин Сотников! - нарочито по-военному ответил Резник и срезал меткой очередью новую партию непрошеных гостей.
Труп упал внутрь охраняемой территории, под кусты буйно цветущего жасмина. Убийственный аромат вызывающе белых цветов, прорывался диссонирующей ноткой среди всепроникающих запахов царства смерти…
- Как там наши? - спросил через некоторое время директор завода.
- Кое-где пока держатся… Большинство отходит к бывшему бомбоубежищу.
- Скоро и мы туда рванём, - сказал он уверенно.
- Пора бы…
- Только патроны достреляем.
- На той стороне, небось, целая гора мертвецов! - предположил неунывающий напарник. - По ним они быстро взбираются на забор.
Они увидели головы нескольких нападавших, вынырнувших с восточной стороны. Наученные несчастливой судьбой предшественников, они не спешили перебраться через крепкое бетонное препятствие. Резник выстрелил по ним из «Калашникова» и кажется, попал.
- Откуда у тебя такие познания в военном деле? - поинтересовался устало присевший на пол Сотников.
- Как и все в Советском Союзе служил в славной советской Армии.
- Служили далеко не все… - буркнул директор и одиночным выстрелом заставил бандитов спрятаться за надёжной стеной.
- Случилось мне служить в части на границе с Монголией. - Резник долгое время стрелял в одиночестве и с большой охотой стал рассказывать. - И был это год, когда в наши бескрайние космические просторы запускался первый многоразовый ракетоноситель «Буран». Я должен был на радарах отслеживать траекторию полёта. Была у нас на территории огромных размеров телескопическая тарелка, которая принимает различные радиосигналы. Наукой доказано, что излучение от тарелки нехилое. Дело было к осени. По каким-то причинам тарелка накренилась немножко вниз.
- Какая причина? - спросил Сотников в перерывах между выстрелами.
- Кто его знает, - отмахнулся он. - Армия, знаете ли…
Новые бойцы устроились на телах погибших товарищей и открыли одиночный огонь по ним из трофейного оружия. По наружной стене здания с противным звуком зацокали кусачие пули.
- Вот сволочи! - выкрикнул Резник треснувшим от жажды голосом. - Никак не успокоитесь, гады!.. Откуда вы только берётесь?
- Так что там было дальше? - напомнил директор.
- Безобразие устранили, виновники происшествия были наказаны! - через минуту ответил рассказчик. - Но территория около тарелки начала желтеть. Все подумали, что неожиданно нагрянула осень. Ну, вроде бы и должно быть так, но не тут-то было! С вертолёта отчетливо вырисовывалось огромное жёлтое пятно в форме овала, а за его пределами травка и не собиралась желтеть. И вспомнился всем инцидент с приёмной тарелкой. Всё встало на свои места.
- Травку облучили немножко! - легко догадался Сотников.
- Точно! - согласился он улыбаясь. - У начальника штаба мозги стали расширяться и закипать. Все получили выволочку по полной программе с применением всех матов и нецензурной брани, которую он мог вспомнить. Как на грех высокое начальство в гости засобиралось, проверки устраивать.
С высоты пятого этажа им было хорошо видно, как один невысокий худой боец, слепо шаря дулом снайперской винтовки, пытается вычислить надоевших стрелков в окне горящего строения. Бывший офис заводоуправления располагался метрах в двухстах от забора, и снайперу не сразу удалось поймать желанную цель.
- Ах ты, сука! - разозлился Сотников.
- Ему нас не достать, - определил Резник и спокойно продолжил: - Ночью меня и нескольких сослуживцев отправили на исправление плешивости поля. Благо зелёной краски много, мы пятно покрасили. Потом было начальство, которое, конечно же, ничего не заметило, и пьянка была, после которой оно улетело восвояси на вертолёте. Как-никак за осенью зима бывает. Вся трава в округе пожелтела, листья с деревьев посыпались, снежок первый прошёл. Припорошило и начальство на вертолёте с проверкой опять. И что же предстало пред их очами с высоты птичьего полёта?.. Правильно! Огромный овал яркого зелёного цвета.
- Качественно выполненная работа, как говорится, на года... - засмеялся Александр Николаевич, хотя обстановка не располагала к веселью.
Он заметил три тонкие тени, мелькнувшие справа от центральных заводских ворот.
- Сдохни, сдохни. - Сотников остервенело нажал на спусковой курок верного АКСа, предварительно поймав их в перекрестье прицельной планки и мушки на потёртом стволе.
«Калашников» заученно дёрнулся, отдачей от выстрела тупо ткнув в давно потерявшее чувствительность плечо. Смачно, с металлическим звяканьем, выплюнул пережёванную ненужную гильзу и замолчал…
- Патроны кончились... - самая страшная мысль, возможная в боевой обстановке, обожгла воспалённый мозг. - Сейчас сомнут…
Нападавшие бойцы сразу почувствовали возникшую заминку. Они обрушили ливень пуль на стрелявшегося в одиночку Резника. Несколько попало ему в грудь, отбросив мёртвое тело вглубь комнаты.
- Твою мать! - застывший от неожиданности Сотников торчал в проклятом окне, растерянно сжимая нацеленный в вечность автомат.
Вдруг внутри его засигналило, запричитало предчувствие опасности.
- Назад, назад! - вопило проснувшееся подсознание, и он ошеломлённый силой возникших чувств, быстро отпрянул от выщербленного проёма.
Как оказалось, вовремя. На том месте, где мгновение назад находилась его голова, расцвёл некрасивый ломаный узор на выкрашенном пулей кирпиче. К удушающему вонизму боя, добавился резкий запах пережжённой глины. Бывший директор затравленно посмотрел на щербатую отметину смерти и постепенно трезвел.
- Нужно уходить, пора... - мысль работала на удивление чётко и рационально. - Час прошёл!.. Наши наверняка уже все подтянулись к месту сбора. Тут делать нечего, рано или поздно бандиты прорвутся внутрь охраняемой территории…
Заученным движением он отстегнул пустой магазин, другим перевернул перемотанную скотчем пару и резко вставил в паз. Фиксирующая собачка звякнула, закусив последний рожок, набитый патронами. Закинув за спину автомат, он побежал по задымленному коридору к выходу из ловушки.
- Хрен вы меня возьмёте, - на бегу думал Сотников, ловко проскакивая мимо обстреливаемых врагами окон. - Не пришло мне время умирать. Погожу пока…
Пространство вокруг горело, грохотало и стонало. Не останавливаясь и стараясь не смотреть на валяющиеся вокруг трупы погибших защитников, он быстро спустился по частично разрушенной лестнице. Не пригибаясь, почти открыто, директор затрусил рысцой в сторону видневшихся в глубине заводской территории комплекса низкорослых зданий.
- Там находится наше спасение, - сказал он неуверенно, - так хочется верить…


 
продолжение http://proza.ru/2011/06/07/773