Земля богов. циклопы

Нанести решила визит холостяку. О печальной любви Полифема узнала не только Эллада. Купцы через бурное море её донесли в Финикию. Не каждый суровый мужчина мог слёзы сдержать от отказа божественной девы циклопу. Словесным елеем желала душевную рану титану я умастить, чтоб выпустил он Одиссея, если он держит в неволе крушителя градов.

Я по ручью поднималась, что пресный в лагуну вливался, водой наполняя ситулы. Именем возлюбленного нереиды назвала Киприда прозрачную речушку, которого из ревности убил циклоп. Меня провожал лотофаг крепконогий, на икры его неотрывно смотрела. На песке начертил он картину. Ручей истекал из пещеры, где жил нелюдимо циклоп. Никого он в долине не трогал, пас там баранов и коз, быков лиророгих держал он, питался лишь сыром, сырым молоком запивая, орехи, оливы любил и разные сладкие фрукты, виноград обрабатывал и пил веселящий напиток на отвар грызунов не похожий.

На дорогу едой запаслись: корнями, кокосами и рыбой печёной. В полдень мы сытно поели, запив ключевою водой. Подъём ощущался всё круче, валуны обливая, стал разговорчив ручей. Примятой копытом травою, кусты обходя, устало, особенно я, мы тащились. Заметил нас первым пастух. Бичом сыромятным играя, щёлкая им, как заправский, воитель троян с гребня окликнул меня.

– Ты что здесь забыла, Астарта?
Вот, моя цель, и не нужно слова проливать мне на рану циклопа.
– Мы возвращаемся. Ты сына увидеть стремишься, иль тут остаёшься пастушить?
– Но как же я нищий приеду, с заморской страды возвратясь? В долгах как в шелках Пенелопа, хозяйство в упадке. Ведь ждёт меня с подарками родня.
– Возьми у Полифема отпуск, корабль соберёшь из частей готовых и можешь возвращаться к козам.
– В твоих словах о, женщина, насмешку слышу.
– А хоть бы так! Крушитель градов, дипломат, оратор в сонме равных, царь, наконец, и в роли пастуха, быкам хвосты закручивать способен. И сколько в год положил Полифем золота тебе? Горсть, иль сколько унесёшь?

Ярость овладела Одиссеем, щёлкнул он кнутом и на меня пошёл грозой. Проводник, нисколько не теряясь, метнул в него изогнутое что-то и выбил бич из поднятой руки. Нагнувшись, показал свой зад во всей красе, а был он не одетый. Меня схватив за руку, потянул не вниз, а вверх, ведь шли мы к Полифему, не знал, ведь лотофаг, что целью был мне Одиссей. За ним я побежала, а зачем? Не судостроитель Полифем. Одиссей отстал, оставить стадо он не мог, контракт составил строгий добрейший из циклопов. Заблудшая овца премии лишит.

Ручей уж не бежал – скакал навстречу нам по камням. Мы вышли на тропу, утоптанную стадом дважды в день. Лотофага ягодицы сверкали мне в лицо, настолько крут был склон горы высокой. И вот уже ручей не скачет, падает с утёса на утёс, и пятки лотофага перед носом. Мне кинул он верёвку, и так я на буксире подъём преодолела. Огромный рот пещера раззявила пред нами, ручей бежал здесь робко, стрежнем шевеля. Из пасти тёмной циклопова приюта, что возвышался острым пиком, металл звенел и звоном резал слух средь полной тишины. Видать, что был здесь проводник. Он смело и без колебаний к входу подошёл, меня маня рукою.

В пещере горн пылал. Дебелый муж могучей дланью в рукавице вертел на наковальне пику, по раскалённой молотом усердно ударяя. Увидев нас, перун в огонь он сунул и к нам неспешно подошёл. Ему была я по колени.

Поклонясь, я речью поприветствовала его такой: – Могучий бог, сын черноволосого Владыки1, в поте лица проводишь дни вдали от городов и шумных улиц, куёшь оружие возмездия для Зевса. Меж тем, помыть тебя, ожоги смазать маслом, нет никого. Галатея2 гордая отвергла твою любовь и воздыханья. Лишь каменное сердце способно ток любви не ощутить. Весь мир, где только дышат люди, смущён постигшем тебя горем. Однолюб, ты женщины не ищешь, в работе находишь утешенье. А между тем, как много вокруг вдов, оставшихся, после того как истребил неразумно и напрасно их мужей разгневанный Аполлон. Циклопки были б рады кудри умастить твои и тело.

1 Посейдон, 2 Нереида

Полифем поднял меня до уровня лица. Его огромный глаз посреди лба казался продолжением пещеры. Поцеловавши в лоб, на землю опустил.

– Каким именем тебя назвала мать, и земля какая рожает столь добрых дочерей? Что привело тебя в страну богов? Попусту ко мне никто не ходит. Намедни пришёл Никто и просит богатый подарок всего за то, что гость он нищий. Хоть я рабочий вол, сознание моё пошире человеков, кто, за чем идёт я знаю наперёд.

– Меня зовут Астартой, в крепкостенном Тире я родилась. Окончила там храмовую школу, посвящена Иштар богине. Ты прав, провидец, мы с Никто в тяжёлом положенье. Корабль наш разбил о скалы твой отец, что хвалится трезубцем, откованным тобою. Мы возвращаемся из Трои, разрушенной ахейцами после долгого сидения под ней. Все трофеи наши лежат на дне, их подобрать способен Посейдон, владыка Океана. Кусар-И-Хасис, бог мастерства, любезно согласился в плотницкой своей все выстрогать детали. Лес валить и трелевать, носить узлы готовые на берег нам помогают лотофаги. За помощь просят мех лесных зверьков, они наивные как дети. За этим к тебе привёл меня вот славный парень.

– Горный мех не обычная овчина. Откуда только сей немой народ различие имеет? Мне мех такой приносят лестригоны, живущие у снежных гор, за наконечники для стрел меняют вес на вес. Те меха дарил я Галатее,– циклоп в печали закрыл единственный глаз.– Кое-что осталось. Отставать от Кусар-И-Хасиса было бы постыдно, молва бескрылая, а летит быстрее птицы.

Голос Полифема раскатывался под сводами и эхо давило мои уши. Слышал он меня так же плохо, как и я его, поэтому предложила выйти из пещеры. Полифем вынес угощение: огромные сыры, орехи и виноград. Усевшись на валун, он сказал, ломая сыр: – В отличие от космических богов, питающихся амвросией и нектаром, земные боги употребляют еду людскую охотно и обильно. Мы – дети победителей титанов, дети олимпийцев. Деды наши в тартаре томятся. Истреблённые Сребролуким1 циклопы были первого поколения, рождённого Геей, владевшие громом, молнией и перунами. Своё оружие они добровольно отдали Зевсу, и мой дядя одолел титанов, организовавших заговор против его власти. Десять лет титаномахия творилась, пока Зевс не выпустил гекатонхейров2 из тартара. Они ужасны были, пятьдесят голов и сотня рук, Зевс-отец их ненавидел за уродство и в недра заточил. Их всего трое, титанов пятеро, среди которых Прометей и Кронос – отец Зевса и мой дед. Океан, тесть Зевса, был благоразумен и в драку не полез. Но титаниды не оставили мужей, они крушили горы, ступнёй их сбрасывали в море, вызывая вал Олимпа выше.

1 Аполлон, 2 Сторукие

К удивлению Полифема, во двор входили овдовевшие циклопки, «награждённые» третьей грудью, с подростками. Они смиренно, боясь нарушить рассказ, присаживались на вкопанные камни, оправив шерстяные юбки.
От женской тоски сосцы их затвердели и торчали как обугленные сучья. Юноши глядели исподлобья, но с интересом на меня, была я им коленей выше.

Полифем, коль циклопический собрался род, вынес несколько мехов вина, корзину сыра, в которую могла вместиться я, орехов лещины и пальмы. Не говоря ни слова, жестом пригласил соседок подойти и брать. Каждая взяла в подол по кругу сыра, несколько кокосов и пригоршню, лопаты больше, лесных орехов.
Хозяин продолжал рассказ полезный мне и  подросткам.
– Когда в наступление пошли сторукие, страх титанид парализовал, перспектива оказаться в объятиях паучьих и быть загрызенными ста челюстями, побудила их бежать в свой стан. Поддержанные тремя циклопами: Громом, Молнией и Перуном, сторукие одолели титанов и заперли их в тартаре, что глубже аида. И стал наш род с тех пор знаменитый на Олимпе.

Тут Одиссей пригнал большое стадо, циклопки вызвались помочь. Скотину подоили, по стойлам развели и сосунков подставили под вымя маткам, самцов на время отделив от самок. Сгустили молоко закваской старой, отжали творог, в шкуры завернули. Зарезали овечек до десятка, надеясь пир под сводами устроить в честь гостей. Оставшись без мужей, они переняли работу мужскую, и каждая желала похвалиться сноровкой и уменьем.

– Я здесь Никто,– шепнул мне Одиссей.
– Никем уйдёшь отсюда.
– Так, – прервал наши секреты Полифем,– скотину ты напас, садись, пастух, за ужин. – А расчёт? Договорились, что
за день ты мне платить по мине1 будешь.
– Весов я не имею. Поднимешь сколько?
– И сто и двести мин. Своя не тянет ноша.
– Прекрасно, через полгода, возьмёшь, сколь унесёшь.
– Готов я золото таскать в тайник раз двадцать. Ещё я обучу тебя, циклоп, манерам, законам и традициям за плату небольшую. Тогда похвастаться учёностью своею ты можешь перед…
– Лестригонами… они учёность понимают, – шутит Полифем.
– Кто такие?
– Придёт за остроконечниками один, тогда увидишь. Мне взамен предметы оставляют дороже золота, но легче. Ну, всё, уж больно ты болтлив.

1 505 г

Полифем тут вспомнил о перуне, брошенным острым концом в очаг кузнечный, куда сопло от меха доставало.
– А ну, пацан,– позвал курчавого подростка,– подсоби-ка. Перун переворачивай, я пику оттяну, двумя руками молот ухватив.
Раскалённое железо не звенит. Сменивши молот на молоточек, Полифем по жалу простучал.
– Готово, в чан бросай. С огня да в воду – крепче металл. - Приходи, я обучу, как бить, чтоб меньше силы тратить. Отцовский набор кувалд ещё не растерял? Возмездия оружье поставлять – почётная работа.

Мне предложил дождаться утра. Ночью, после пира, выпроводив всех, Полифем позвал меня в пещеры глубь. Источник тёк нам по ногам, трещал смолистый факел, огромный как костёр, освещая свод, то стены, то границу воды. Циклоп вязанку дров нёс на плече, туго стянутую ременным шнуром. Вот пришли мы в зал, на стенах выбитые долотом рисунки свет выхватывал. На берегу озерца сработан был очаг, дрова сложив между плит торчащих, Полифем в них факел сунул. Когда поднялось пламя высоко, на стене различила нереиду, сидящую на крупном валуне близ моря. Нетрудно догадаться – Галатея. Вполоборота к нам и выставив колено, она смотрела вдаль, на руку опершись.
Выкатив валун из темноты, циклоп поднял меня на камень.
– Сядь.

Огонь отбросил тень мою на стену. Достав в известном ему месте короткую пику, он стал по контуру обстукивать проекцию фигуры. Да если б знала, причёску навела, шкурло бы скинула. Покончив с контуром, добавил глаз, невидимый в тени, и рот и подбородок, само собою – грудь и ноги разделил.

Очаг не потушив, из залы вышли. Пещера сузилась, вода достала бёдер мне, и Полифем поднял меня на локоть. Сам по колена, напрягаясь, брёл, преодолевая напор. Камни штрека, по которому нёсся поток, не остры были, а зализанные как бы. И вот в пространный зал протиснулись меж скал. Он замкнут был со всех сторон и в потолке дыра зияла, в ней звёзды значились. Вместо пола – озеро бездонное, дно лишь у берегов, циклоп мне объяснил. Мы в желудке спящего вулкана. Два горла у него: вершина и пещера. Дышали стены жаром, ощутить который, прижавшись телом, мне пришлось. Кузнечными клещами, лежавшими на камне, мой проводник зажал тугую пробку, торчавшую из стенки, и выкрутил её. Тотчас струя сверкнула, со взрывом в воду пала. Сиянье озарило оплавленные скалы, а пар сокрыл. Шипенье продолжалось, густел туман в пещере, уже кусал за уши, циклопа ж голова качалась над туманом, я бросилась к нему.

– Нечем дышать! – завопила.
Хозяин пещеры нагнулся, меня захватил и поднял над головой. Тотчас меня свежесть объяла, и стола прилипла к груди моей, стану и бёдрам. Когда же я так освежилась, меня возвратил Полифем на зернистое дно. Сам от струи огневой зажёг смолистый факел и угнездил его черен высоко на стене. Подвёл к соплу он пробку и молотом вогнал на место, рассыпав горящие капли вокруг. Умолк котёл кипящий, стал охлаждаться пар. По пояс скрылся Полифем в воде, нащупывая руками лежащее на дне. И подал мне два шара блестящих и горячих, тяжёлых как гранит, один-то еле-еле я удержать смогла. Таких шаров набрал талантов тридцать, построил в пирамиду и сел, на золото любуясь.

– Этим рассчитаешься с богами, хоть богатств у них не перечесть, но независимой всегда остаться важно. Таланта не стоит твой корабль.
– А с тобой, чем расплачусь?
– Открой мне кто Никто. В пастухи его рекомендуешь?

Зачем скрывать мне имя иноземца? Ему я не должна. Он из царствующих худший на земле, славен хитростью, коварством, подлостью, но есть в нём благородство. Вот дев освободил. А юношей под нож подставил. Зачем известность скрыл? Она, ведь, помогает быть принятым с почётом.
– Он – Одиссей.
Циклоп вздрогнул, сверкнул как кошка глазом.
– Ты зренье мне спасла. Ещё давно оракул известил меня о том, что Одиссей лишит меня единственного глаза. Уж в дом прокралась гидра.
– Его я заберу командой управлять.
– С ним ты пропадёшь. Мой отец потопит твой корабль, когда на нём узнает Одиссея.