Зачем?

                Потеря вкуса клубники.
 
 Ладонь на лбу. Я дую на тебя. Температура тела бежит стремительно вверх. Желание подняться туда, вверх за температурой, чтобы побороться с ней на шпагах. Зачем художник твоего тела рисует эти красные споты на твоем лице? Я и его поборю! Уйди налет с языка. Испарись чертов пот. Тело-желе. Твои губы похожи на смесь клубники с гнилью. Всегда боялась гнилого хлеба, но сегодня эта гниль – лучшая пища для моих жадных и адски здоровых губ. Зачем это страшное придыхание у тебя в груди? По моим щекам катится что-то очень похожее на раствор для мытья окон, такое же очищающее, облегчающее освобождение грязи с сердца. Моя душа сейчас зеркало твоей болезни: не разобрать, черви это в душе или кусочки твоих последних вздохов, роящиеся в глубине моего тела.   Терпеть не могу, когда роются в душе – сейчас блаженствую. Чем больше ковыряний, тем больше существование и ощущение рядом тебя. Почему мои губы не чувствуют даже клубничную гниль? Невыносимо терять червей из сердца, очень жестоко не наслаждаться таким уже приятным ощущением твоих новых губ. Зачем столько жидкости для мытья окон? Где черви? Хочу вернуть хотя бы руки-желе, не могу ощущать просто тело. Клубника. Черви. Жидкость. Зачем мы тогда прыгали под дождем? Я ела клубнику, ты яростно поглощал черешневое суфле с моих когда-то улыбающихся створок в мир внутренних кипений страсти. Мокрые майки. Небесная река текла сквозь нас. Зачем мороз по коже? Зачем твоя майка была накинута мне на выступы ниже шеи, дабы вернуть тепло моим черешневым суфле?.. Нет никого. Осталась лишь плесень на моем черешневом суфле. Черви уползли туда, к тем, у кого есть чувство существования. Без червей высохли баки с жидкостью для мытья окон – для мытья моей озябшей души. Гниль. Твой последний выдох остался в суфле навсегда, вот только есть, и уж те более жадно поглощать это суфле, уже не сможет никто. Мокрые майки…   

                Умерщвляя плоть, душа, коробясь, еще боролась.   

Угол здания, в котором тягостные триста шестьдесят пять дней за тремястами шестьюдесятью пяти днями блекло текут. Сегодня вспоминала тот день, -единственный день, когда я видела мужчину с моими ушами. Странное дело, казалось бы отростки на боках головы. Что может быть примечательного? За свои годы, а их уже стало больше, чем пальцев на обеих руках, видела многих представителей животного мира, наделенных отростками по бокам головы. Но ни одно существо не было с такими очертаниями, с такими, как у того мужчины. Вот   уже семь утра, сейчас придет одна крикливая дама. Она постоянно тратит на всех столько жизненных сил, брызгая на нас своей ядовитой слюной. У нее в глазах усталость и боль, ей нужна моя помощь. Я встаю, подхожу, пытаюсь дотронуться до ее руки. Зачем ее тело совершает игру всеми нервными клеточками? Почему люди страшатся показаться обнаженными душой перед теми, кто может облегчить их муки. У них на сердце живут так много ужей. Они их жалят. Зачем не выпустить свободолюбивых тварей господних туда, где им не придется бороться за то, что им даровано природой - волю! Бедная женщина.   Видно многое в ее глазах: целая пустыня печали, песок которой рассыпается в мелких кристалликах, из которых и состоит то, через что она смотрит на мир – глаза. Каждый раз, во время брани, ветер сдувает бархан за барханом, застилая ей все больше глаза на прекрасный мир. Что-то цепкое хватает меня за запястье и тащит в «ящик» страха. Здесь бьют за ослушание всех приспешниц этого маленького домика молитв – монастыря Святого Свята. Что такое боль? Сейчас – это чувство безысходности, потери человека с такими родными ушами. Боже, с каждым ударом плетки я отчетливее вижу что-то черное, усатое и такое коварное. Появляются глаза, в которых никогда не застаивалась жидкость.   Зачем в его душе нет даже легкого дуновения добра? Ежевичный цвет преследует его внешность. Я в бешенстве отскакиваю, выхватываю предмет моей боли. Легкий «мертвый» угорь с легкостью обвивается вокруг моей мучительницы. Дальше существо ежевичного цвета лобзает мою душу, разум мой в подчинении похитителя души. Зачем я творю боль, которую я не ощущаю, но причиняю? Месть? Награда? Помню только ощущения освобождения от пут моего ежевичного сожителя. Он улетел и, как и все люди, которые влетали, карябали мне сердце – он исчез. Почему после родства с кем-нибудь я всегда ощущаю пустоту? Зачем все улетают, убегают, исчезают, испаряются? Для тех, кто не знаком с этим адски раздирающим ощущением, я объясню: вы соблюдали пост, ели скоромную пищу, но вот настало разговение. Вы, помолившись, сели за стол с обильными угощениями. Ваш желудок уже нарисовал в красотах: что, в каком количестве съест его помощник – маленький ротик. И вот, взяв, в руки вилку, причмокнув, усилив слюноотделение, закрыв глазки от настигающего блаженства, - наконец, мгновение подготовки заканчивается, вы яростно раздвигаете веки и видите, о ужас, вы видите: стол пуст, и рядом с все пусто. Все пусто. Все старания насытиться пищей провалились, так и мои старания найти ту душу, на которой, как на облаке, можно оставить греть свою дорогую душу, не боясь грязного дождя, раздирающего, как молния, предательства, опасности, той, которая заключена во взгляде коршуна. Я была   бы защищена, а не находилась бы под пулями зла, лжи.   
 
                Вначале фрустрационного пути.   

 Что-то мне как-то странно режет глаза, ужель я здесь на Земле и яркий свет цыплячьего куска яичницы так и норовит попасть в мои еле открытые очи. Хм…женщина в поту бездыханно лежит на каком-то сооружении, похожем на ту ветку, на которой я с дроздом сидели в надежде, что восхительный закат будет длиться вечно. Ах, пришел мужчина ко мне. Не может быть, кто приклеил ему мои уши? Как я теперь буду слушать своего дрозда? Этот мужчина с ворованным моим богатством начинает гримасничать и у него начинает что-то набухать в краешках его серых глаз! Зачем он намочил свои щеки водой? Он дергается и вода хлещет по его щекам. Зачем? Меня берут люди в белом, но вовсе не ангелы. Я не привыкла к ним. Смотрю сквозь свет охры на ту, которая мне кажется самой родной. Почему? Кто она? Я мерно покачиваюсь в объятиях тех, чьи руки измараны веществом, которое некогда текло по венам той, - родной фигуре на страшном столе. Мне плохо. Там, где-то в глубине чувство такое, какое я испытала разве что, когда дрозд был ранен. Меня положили. Лежу. Долго лежу. Мерно подкатывает чувство ненужности меня этому миру. Кто та женщина и мужчина? Зачем у него мои уши?.. Глубины сознания пусты.      

                Миг всеобъемлющего чувства.   

Белое поле. Окно, подернутое инеем. Забавно. Зачем я здесь? Три года назад я сказала ему: «Ладно». Мужчина с красным усом и коричневым усиком привез меня сюда. У меня лопнули сосуды под кожей на некоторых местах на моем истерзанном тельце. Этот мужчина с взглядом коршуна есть причина моих пятен. Сегодня был правый кулак. Зачем? Моя душа стала как бедная мушка, трепещущая под ногтем мальчишки-садиста. Ему стоит нажать на мушку хотя бы двумя пальцами, и все – мушки нет! Нет души! Почему никто не слышит мой ор? Период белых покрывал медленно подошел к концу, да и весна уже давно обогатила нас новыми ростками жизни. Мои ноги, сами того не ведая, привели меня в место, где чудесные создания с божественным оперением и с самым чистым голосом, туда, где огромные ростки тянутся подальше от грязной грешности земли к месту небесной благодати. Из моих глаз текла жидкость. Я не всхлипывала. Моя душа привыкла лишь отдавать океаны соленых морей взамен на ничто. Ничего бумерангом не возвращалось. Всегда пустота в ответ. Вдруг из-за могучих ростков показались три ярких очертания превосходных цветов – маков. МАки МАнили своей МАгической притягательностью и буйством красок. Зачем мое сердце так усиленно бьется? Зачем я чувствую, что эти маки – символ появления родственной души? Я поднимаю свои два отверстия в визуальный мир и все формы восприятия окружающего начали кричать, нет-орать, нет-безумствовать, они яростно завопили, что то, в чьих руках эти три красных творения природы, это то, у него мое все. Он мой. Я его. Наши руки сами потянулись навстречу. Жидкость из глаз убежала далеко под землю. Из моей души протянулась невидимая леска, и, о чудо, из его души леска уже давно была рада встретить то, что искала так долго. Два отверстия души, нет их теперь четыре. Мы видим больше, ощущаем глубже, думаем по-разному, но все это бежит, течет и устремляется в копилку родственных душ. Я ем клубнику. Он яростно потребляет черешневое суфле.       

                Эпилог. 

Зачем я голодаю? Зачем копилка душ давно опустошена? Зачем океаны соленой жидкости с ревом текут из души, дух жизни и надежды которой отошли вместе с НИМ навеки?