Бабино машино счастье

БАБИНО МАШИНО СЧАСТЬЕ

портрет в прозе

Кто ж не знает, что жизнь — это черно-белая дорога? Сегодня повезло, назавтра проиграл, вчера был безумно счастлив, а на другой день до слез жалко себя, несчастного. Но есть у каждого правила исключения. Существуют, хоть их и немного, люди, которые счастливы постоянно (другой вопрос — могут ли они в таком случае это счастье ощущать? Не привыкают ли к нему?) и есть такие, которых всю жизнь преследуют горе и неудачи.
Наверное, как и первые, они тоже привыкают к своему несчастью и уже не замечают его.
А может, я неправа. Что мы можем знать о степени счастья других, если и свое-то не всегда получается распознать, оценить, удержать...
Со своих позиций я могу считать кого-то несчастным, но,  возможно, у того человека есть в душе что-то, неизвестное мне, что делает его в собственных глазах самым счастливым на земле.
Мне кажется, я знала женщину, чья жизнь была грустным существованием. Так думаю я, и прости меня, Баба Маша, если я ошибаюсь в наличии и размерах твоего счастья...
Она была одной из наших соседок по лестничкой площадке. Я прожила в том длинном пятиэтажном доме семнадцать лет и помню ее с раннего детства. И всегда она была для меня старушкой, которая как будто и родилась вот такой вот старой — потому что я никогда не замечала следов дальнейшего старения на ее лице или в ее фигуре, как и никогда не видела ее более молодой, даже на фотографиях.
И зимой, и летом голову ее покрывал платочек, завязанный где-то у подбородка. Платьев у нее было немного — ситцевые, с цветочками или какими-то узорами, - она носила их круглый год, просто зимой поверх летнего варианта надевала кофту или пальто. В общем, обыкновенная русская старушка.
Я думаю, в молодости она бросалась в глаза — стройная, с длинной русой косой, большими голубыми глазами  - красавица Маруся. От той красоты остались лишь глаза, да и они утратили свой блеск и яркий цвет.
Я ничего не знаю о ее детстве и молодости. Помню только, она рассказывала, что родители ее умерли рано, оставив после себя много детей. Она была самой старшей, и ей пришлось заменить сестренкам и братикам маму с папой. Бедность и смерть познакомились с ней уже тогда. И за что-то часто стали наносить потом визиты. После родителей она похоронила нескольких братишек и сестер.
У Бабы Маши был муж и трое детей. Дед Вася целыми днями (если это было летом) сидел на балкончике и пускал колечки дыма. Лысина, огромный, на все лицо, нос и папироса во рту — таким он отпечатался в моей памяти. Он беспрерывно курил, а если и делал перерывы, то для того, чтобы кашлять. Кашлял он тоже бесконечно много. Так и умер от рака легких, не думаю, что бросив курить и перед самой смертью. До того, как умер дед, Баба Маша похоронила старшую дочь и ее мужа — они ушли друг за другом.
Так она осталась с младшим сыном Женькой и внуком-сиротой Андрюшкой. Вторая ее дочь, кажется, благополучно вышла замуж и жила с семьей в другом городе.      
Женька (она сама так его называла, и потому все мы повторяли за ней) работал монтером на телефонной станции, что находилась прямо в нашем доме. Периодически его выгоняли оттуда за пьянство и прогулы, потом брали обратно. Временами он уходил жить к каким-то своим сожительницам. Одно время был даже, кажется, женат. Потом опять возвращался к Бабе Маше.
Бывали и у него золотые времена, когда он работал в нескольких местах, не пил. Раз умудрился даже машину приобрести. Возил на ней мать на огород. Но это продолжалось недолго — потом машину он все-таки пропил.
А огород — это особый разговор. Вообще-то, в городе нашем почти у всех он был, огород, основной поставщик еды и запасов на зиму. Главной темой разговоров у Бабы Маши был огород    или женькино пьянство.
«Четыре дня не пьет», - сказала она нам однажды с гордостью, и фраза эта стала в нашей семье крылатой.
На своем огороде Баба Маша бывала чуть ли не каждый день. Когда возвращалась оттуда, всегда угощала нас, детвору, на улице чем-то вкусненьким, а потом и в дверь тихонько стучалась, передавала ведро яблок или ягод — у нас-то огорода не было.
Вот я вижу, как устало бредет она с трамвая, в одной руке старенькая коричневая хозяйственная сумка, а в другой — тяжелое ведро. Рядом с ней плетется Андрюшка, тоже полны руки урожая.
Правда, позже уже ни он, ни Женька ей практически не помогали, и мы не представляли себе, как она одна, старуха, справляется с этим своим огородом. Потом она его все-таки продала, и потеря земли была сродни еще одной смерти.
Питались в семье у Бабы Маши в основном картошкой, в разных ее видах. Мясо позволяли себе редко, и, конечно, не из вегетарианских соображений. Помню, она как-то сказала, что они не любят курицу, на что мой папа потом, уже не при ней, заметил, что если взять и зажарить курочку так, как наша мама, то вряд ли Андрюшка и Баба Маша от нее откажутся. Наверное, старая Баба Маша не была изысканным кулинаром. Мама частенько угощала ее блюдами с нашего стола, давала ей мясо, рыбу, разные дефицитные товары.
Не припомню, чтобы я когда-нибудь видела на лице Бабы Маши улыбку. Вид у нее всегда был несчастный, подавленный, обремененный, говорила она обычно тихо, с деревенским акцентом, окая. Внука называла Ондрейкой. Была она очень верующая. Знала и соблюдала все посты и праздники, ходила в церковь по воскресеньям и оттуда приносила моей бабушке просвирки. А бабушка заставляла меня их съедать. Я не любила эти булочки и как-то побаивалась и брезговала их — они казались такими же старыми, черствыми, пахнущими церковью и старостью, как и та, что их приносила.
Мы были для нее, пожалуй, самыми близкими из соседей. Она частенько занимала у нас деньги до пенсии — в такие моменты она становилась еще тише и несчастнее. Хотелось сделать для нее что-то такое, чтобы распрямить ее плечи, и увидеть, как смеются ее глаза и губы.    
Несмотря на то, что сама она жила чуть ли не впроголодь, коты не переводились в их доме. Васьки, Кузи и Мурки сменяли друг друга — одни убегали, другие умирали, третьих сшибали машины. Коты всегда были откормленными, и лениво лежали возле квартиры после своих гулянок, ожидая, когда отворится дверь.
В раннем детстве мы с Андрюшкой были друзьями. Он часто приходил к нас в гости, и я оставалась у них, если дома было не с кем.  Андрей был башковитым мальчишкой, с золотыми руками. Мог починить любой телевизор, приемник, телевизор — этакий талантливый самоучка. Помню, рисовал мне умопомрачительные схемы, а потом объяснял, как они действуют. Что тогда, что сейчас, вся эта наука для меня — как темный лес, но слушать было забавно, и я тоже заражалась этим, приходя домой, делала вид, что и сама  могу начертить настоящую электрическую схему.
Баба Маша гордилась внуком и думала, наверное, что хоть он обеспечит ей спокойную старость. Но после армии Ондрейка пошел буквально по стопам дяди — устроился монтером на телефонную станцию и стал горько пить. Был он некрасив. Мужчине и не обязательно быть красавцем, но он был из той редкой породы людей, которых можно назвать уродами. Уже в ранней юности он облысел, был очень сутул, чуть ли не горбат, без единого намека на физическую выносливость и с полным отсутствием симпатичных черт лица. Но, конечно, не для Бабы Маши. Она считала его красивым и все мечтала о том, что он скоро женится. Но я вообще подозреваю, что у него никогда не было женщин, во всяком случае, никогда мы не видели его с подругой и не слышали от той же Бабы Маши, что он  с кем-то встречается. Папа мой предполагал, что на этой почве Андрей и стал пить. Тогда-то и начались все кошмары.
Дядя и племянник спивались и не работали, а бедная бабка одна на свою пенсию содержала этих свалившихся на ее голову неудачников, да еще и терпела от них побои, за то, что не хотела давать денег на водку. О том, что они ее колотят, она, конечно, молчала, но было не трудно догадаться и по синякам, и по тихим ее стонам и слезам. Все трое активно занимали деньги у моего папы. Мы советовали ему отказывать им, думая, что так они бы стали меньше пить, но это было иллюзией — они просто одалживали у других или подсылали Бабу Машу.
А потом начались драки. Женька бил Андрея, и наоборот. Дядя был физически посильнее, так что, доставалось обычно Андрею. Это еще больше ударяло по его самолюбию, и он в пьяной горячке клялся Женьку убить.
Через стенку мы слышали их крики, потом в нашу дверь раздавался звонок, и на пороге Баба Маша, или скорее, ее тень (так она была на нее похожа) умоляла моего отца пойти их разнять. Папа всегда шел и , конечно, справлялся с двумя пьяными, лишенными сил, соседями.
Жалко их было всех — ведь мы же знали Женьку нормальным мужиком, он был совсем беззлобным, всегда готовым помочь, если дело касалось его ремесла. Да и Андрея понять было можно. Более всех было жаль Бабу Машу. За что страдала она? Всю жизнь только и делала, что кого-то ставила на ноги, кого-то хоронила, никого не обижала , а лишь безропотно принимала отпущенное ей, а теперь вот сидит она в уголочке давно не видавшей ремонта кухни , сжавшись от страха, что они друг друга переубивают или ее.
Но бог смилостивился над нею, пощадил, - не дал увидеть кровавую развязку этой семейной трагедии. Она уже была сильно больна и лежала в больнице почти без сознания. Женька и Андрей остались в квартире одни. Напившись, как обычно, стали выяснять, кто в доме хозяин. Родители мои в ту ночь слышали шум и возню, какие-то крики, но не придали этому значения, такое происходило в последнее время все чаще и чаще. Тогда папа не пошел их разнимать. Наверное, рано или поздно это все равно бы  произошло.
Наутро, протрезвев, Андрей сам сознался, что убил Женьку. Не ножом, не топором, а просто бил его, тупо  бил, пока тот совсем не отключился. В этот раз победил он — видимо, дядя был чересчур пьян, чтобы сопротивляться.
Женьку похоронили, Андрея увели в наручниках, а Бабе Маше ничего не сказали. Так и померла она, надеясь, что мальчишки ее возьмутся за ум.


И если можно еще сказать, что сын и внук ее сами загубили свои жизни, то в чем же ее вина?
И как  могла она изменить свою жизнь, как ей было перейти на белую полосу дороги? Найти деда-миллионера, уехать в Америку, выгнать и сына, и внука? Или просто родиться в другое время, другим человеком?
И все же, может, я чего-то не понимаю в этой жизни, и лучше бы спросить у нее самой, у Бабы Маши, была ли она счастлива?
Когда она ездила на кладбище проведать своих, то всегда заодно обходила все знакомые ей могилы, и потом докладывала нам, что у нашей бабы Таи все в порядке — цветочки растут, сорняки прополоты.... Кто-то сейчас ходит на могилу Бабы Маши?
И так хочется верить, что там, где сейчас живет эта бедная старушка, больше не бывает у нее черных полос,  а долгожданные покой и радость пришли и к ней.
А я поставлю за тебя свечку, Баба Маша....