Письмо 13. Мы и они

Но я же и та, кто тебе всех дороже,
Дышу твоим телом, живу в твоей коже.
Я часть твоей сути, ты часть моей плоти,
И наши сердца каждый миг на излете,
И наши суставы всю жизнь на изломе,
И наши тела -  словно в смертной истоме.
И все же пока мы не ангелы оба,
Я буду с тобой, но не рядом, - до гроба.
И только тогда мы с тобой вознесемся,
Вздохнем и для жизни счастливой проснемся.

Пугающе удивительно то, что эти строчки родились задолго до печального конца описываемых мной событий, как будто в самом начале наших отношений уже содержался, как зародыш в яйце, их ужасный финал. И мы уже давно не мы, но вот вопрос – а существовало ли это мы в нашей жизни, или мы только думали, что есть мы, и есть они, и мы – гораздо сильнее, выше и прочнее, чем все вместе взятое вокруг нас?

Надо признать, что и здесь у нас с тобой были непреодолимые разногласия. Ей-богу, по пальцам можно перечесть то, в чем мы не противоречили друг другу, но эта тема была явно не из их числа. Для меня это «мы» возникло сразу же, и было так же естественно, как любить тебя физически и духовно, как желать тебя каждую минуту, как дышать тобой и нашими отношениями. Для меня «мы» означало семью, единение, природнение, самоотречение, все, что угодно, но только не противопоставление себя другим людям. Мы были просто мы – два человека, безмерно любящих друг друга и поставленных жизнью в необычайно трудное положение, выйти из которого с честью – почти невозможно, но и оставаться в нем с достоинством – тоже нельзя. Мое представление о нас, не скрою, было слишком романтично даже для моего возраста – нечто среднее между «Гранатовым браслетом» Куприна и фильмом Тодоровского «Любовник» - возвышенное и в то же время земное чувство, страсть и холодный рассудок, желание и возможность его осуществить. Я почему-то была уверена, что у нас с тобой, в отличие от других несчастливых, разделенных браками пар, все должно получиться как надо. Ты, в отличие от меня, на собственном горьком и неоднократном опыте знал, что ничего хорошего из нас не выйдет по определению – ни ситуация, ни люди рядом с нами, ни обязательства внутри нас не позволят нам быть вместе, и, в конце концов, мы разделимся и снова останемся еще более одинокими, чем были прежде.

Надо отдать тебе должное – ты предупреждал меня о том, что нас ждет именно такой сценарий, но что мне было с того, если я любила тебя и не могла иначе. Мотылек не летит на свет с тако й скоростью, с которой я стремилась каждую минуту быть с тобой – говорить по телефону, писать сообщения, видеть тебя, быть с тобой как женщина. И чем больше мы были вместе, тем невозможнее была для меня разлука с тобой, ибо я испытывала жуткую тоску – не скуку, не желание физической близости, а тоску – тоску по тебе, по твоим глазам, голубым, словно небо, по гусиным лапкам морщин, мягко светящимся изнутри, по нежной, легко краснеющей коже, пахнущей сладким и терпким ароматом мальчишеского тела, по слабым нежным, как у ребенка, волосам, по твердому мужественному и в то же время ласковому голосу, и эту тоску я ничем не могла заглушить.

Было время, когда и для тебя тоже существовали именно мы – связанные таинственной, необыкновенной силой, действующей на расстоянии  - ты чувствовал меня, а я тебя, мы знали, что с нами происходит, находясь далеко друг от друга, мы разъединялись физически, но оставались одним целым духовно. Иногда это были краткие периоды, свободные от ссор и разногласий, периоды острой тоски друг без друга, безмолвные драмы, иногда – просто мгновения, во время которых происходил электрический разряд, и мы вдруг с особенной силой ощущали боль и страдание друг друга. Думаю, это и было то, ради чего наша с тобой встреча была подстроена там, наверху, - чтобы мы оба впредь помнили и знали, как это бывает и как это должно быть. Ведь как Адам и Ева, мы были изгнаны из рая, стоило нам познать истинное счастье…

Как горько знать, что нас не будет ровно вечность,
Как горько чувствовать, что нас уже почти что нет.
Как горько понимать, что нас хранит моя беспечность,
Как горько слышать твой жестокий правый бред.

Как больно видеть умиранье слов и чувства,
Как больно знать, что нам не вынести зимы.
Но жить одной среди проклятых стен – искусство,
А ведь за ними - мир, в котором я могла быть «мы».

О, я еще очень долго цеплялась за это «мы» уже тогда, когда нас не было, когда мы стояли не рядом, а друг против друга, не плечом к плечу, а упираясь в грудь кулаками. Я очень долго не могла поверить в то, что для тебя «мы» могло иметь право на существование только в одном-единственном случае – если я стояла ЗА тобой, а не РЯДОМ, если я стояла одна, склонив голову и умоляя о пощаде, если я оставалась в целом мире сиротой, отчаянно нуждаясь в твоей защите. Тогда я бы могла рассчитывать на то, чтобы быть с тобой вместе, но, будучи замужем за другим человеком, я автоматически оказывалась по ту сторону крепостного рва, за которым ты оборонялся от целого мира – включая меня. Эта метаморфоза происходила буквально у меня на глазах – стоило тебе всего на мгновение вспомнить, что я не твоя жена, а лишь возлюбленная, что я каждый вечер возвращаюсь в другой дом, к другому мужчине, как ты тут же менялся в лице и начинал видеть во мне врага. Мне было все равно, возвращался ли ты домой к жене или нет, потому что тогда я слепо верила в твою любовь, и этого мне было вполне достаточно, но тебе было мало видеть и чувствовать, ты всегда требовал от меня каких-то гарантий, сроков, обязательств, словно мы занимались бизнесом, и ты хотел быть вдвойне, втройне уверен в том, что твой партнер, то есть я,  тебя не кинет.  Это было чрезвычайно важно для тебя, поэтому ты не раз обвинял меня, но не в измене, а в настоящем предательстве – предательстве тебя с мужем – ведь если «мы» не складывались для тебя в одно целое, должны были быть «они» - те, кто нам мешают, те, кто разрушают нашу жизнь и лишают заслуженного счастья.

Давай же теперь поговорим о них – сыгравших такую важную роль в нашей истории. И здесь нам с тобой не сойтись, словно двум берегам одной реки. В моих глазах мы были виновны перед ними – в обмане, в украденном счастье, в пренебрежении семьей и детьми, в лишении времени, заботы и во многом другом, и я знала и чувствовала свою вину каждую божью минуту, проведенную с тобой. И это несмотря на то, что я из кожи вон лезла, чтобы наши семьи не чувствовали себя обделенными вниманием, совместно проведенным временем, супружеской любовью, наконец. Я понимала, что мы не имеем права ни осуждать их за подозрения, ни корить за недоверие, ни упрекать за холодность – как бы ни была велика их вина в общем семейном разладе, наша с тобой все равно весила тяжелее, ибо предатели не они, а мы.

Ты и здесь видел ситуацию в совершенно ином свете. По твоей версии, мы ни в чем не были виноваты – наоборот, это они довели нас до того, что фактически бросили в объятия друг друга. Будь у нас с тобой все хорошо в семье, спрашивал ты меня, разве мы бы пошли «налево»? Таким образом, для тебя наша встреча оказывалась вынужденной мерой от одиночества, разрубанием проблемы, клубок которой мы не могли распутать дома, чем-то искусственным, к чему нас подтолкнули обстоятельства в лице наших вторых половин.

Мне эта точка зрения представляется не только неверной, но даже оскорбительной. Более того, я совершенно убеждена, что наша любовь была предрешена и предсказана задолго до того, как в наших семьях и душах поселилось одиночество и разлад. Наша любовь была послана как испытание не только нам, но и им, как бог послал Ионе кита, как заставил Исаака поднять руку на собственного сына, как поразил слепотой девочку Вангу. Наша любовь была преподана нам как урок, и им она тоже пошла в назидание –  нас она сожгла дотла, их же -  слегка опалило грозным пламенем. Наша любовь была не только нашей, она стала и их любовью, и делом их жизни тоже. И они тоже сумели внести в нее свою лепту.

Как тяжело, что я не ты,
Как тяжело, что я другая.
Как тяжело средь немоты
Не понимать, слова теряя.

Как ни горько мне это признавать и говорить, но мы действительно не были созданы друг для друга. Скорее наоборот, бог создал и склонил нас друг к другу, чтобы показать нам, насколько чужими и незнакомыми могут быть самые близкие и родные люди. А возможно, в его замысел входило иное – дать нам возможность по-иному взглянуть на них – тех людей, которые бок о бок с нами проживали эту странную историю, не знаю. У нас нет возможности ни задать этот вопрос лоб в лоб, ни спросить их, почему они все это терпели – ведь это будет их урок, и я уверена, они выучили его назубок. Именно поэтому они столько лет молчали, глядя на то, как мы сходили с ума от безысходной, незаконной, негармоничной любви, как калечили друг другу души, как выедали сердца, пожирали прошлое и будущее, ломали судьбы и карьеры. Именно поэтому они столько лет отстраненно наблюдали, как любовь – огромный, пятнистый яростный зверь, мечущийся в тесной клетке, - крушит мир внутри нас и между нами. Именно поэтому они столько лет шли по тяжелому, горестному пути, наблюдая по дороге агонию чувств и побуждений. Их сила была и есть терпение, и перед этой силой наша любовь оказалась безоружна. Ее смирили великодушием, точно ошейником, ее сковали долгом, словно льдом, ее стиснули заботой, словно обручами, и она разбила морду и лапы в кровь, и упала, и больше не встала.

И тогда даже я поняла, что нас больше нет, хотя я до сих пор не могу с этим смириться. Я никуда не ушла от извечного чувства вины и готова в любой момент нести наказание за ложь и обман, но это, в чем я и ты, бывшие мы, виновны перед ними. Перед нами в прошлом и перед тобой вчера и сегодня я не чувствую никакой вины, хотя ты много лет профессионально и настойчиво упрекал меня в предательстве. Я делала то, что могла, и даже больше, я жила нами до последнего момента, когда, корчась в пыли у твоих ног, я умоляла тебя не убивать нас – наше чувство, наше прошлое, нашу возможность родить ребенка, но ты сделал это, потому что ты уже не принадлежал к нам – ты переродился в одного из них, и с холодным любопытством наблюдал за моими муками. Я запомнила этот испытующий равнодушный взгляд на всю жизнь – твоими глазами на меня смотрели они, и они торжествовали победу и праздновали мое унижение. И ты был с ними…