Исповедь афганца. Рассказ

   - Говорят, когда убьёшь человека, он будет долго сниться по ночам, - начал рассказ тот, кого мы называем "афганцем". С виду ничем не отличался от нас, кроме как уверенностью держаться, прямотой, откровением и ещё чем-то, едва уловимым, присущим только человеку, пережившему смерть и сеявшему её...

   - Ничего подобного, - с пренебрежительной лёгкостью продолжал собеседник после короткого раздумья, - всего за службу набралось тринадцать. Чтобы не сбиться со счёта, делали штык-ножом на прикладе зарубки. И из этой чёртовой дюжины первые двое, помню, были не душманы.
Видя наши удивленные лица, он словно в оправдание пожал плечами:
   -А что было делать?

   ...Тогда, в очередной раз, мы с лейтенантом ушли в рейд. Во взвод командир отобрал самых отъявленных,- к главному он стал подходить из далека.
   - Уходя в горы мы мало чего  брали с собой; рацию, по три-четыре полных магазина, гранату-лимонку, фляжку с водой и несколько пачек патронов с сухпаем. В горы всё не упрешь, а так легче. Два дня поднимались - вымотались.Но судя по координатам, мы уже вышли на плоскогорье, где засели душманы.

   Наша задача, как и другой, идущей с противоположного направления группы, состояла в том, чтобы, согласовав по рации действия с двух сторон, зажать их и уничтожить. Во-о-от тут они нам дали жару!.. - глаза рассказчика преобразились.
   - Конечно, духи нас заметили сразу и начали поливать из пулемётов,- пылкий рассказ перешёл в эмоциональную жестикуляцию.

   -Головы не поднять. Летёха орет:"Вперед!" А куда вперед? Откуда палят-то, не знаем. В горах, за счёт эха, кажется со всех сторон строчат...
Матюгнёшься на него, очередь куда попало дашь и лежишь. Да он и сам понимает - особо не настаивает. На рожон лезть - дурь собачья. А потом знает - рыпнется, свои же прикончат, а в полку скажут - душманы прихлопнули. Поди потом разберись...

   Трое суток пластом лежали, ни назад , ни вперед. Чуем, застряли глухо. За это время разглядели их точку. На плоскогорье одна единственная возвышенность. Они в ней углубление выдолбили, булыганами обложили края, и кругом пулеметы навтыкали. По рации с полком связались, доложили обстановку. Прикинули - гаубицами и "Градом" не достать - далековато. Ближе подтянуть - горы мешают. Пообещали подмогу с воздуха.

   Часа не прошло - слышим, вертолет стрекочет. Над нами низко прошёл. Развернулся. Ну, думаем, сейчас как шарахнет ракетами, ото всех мокрое место останется. Нет. Он над душманами завис, те опомниться не успели, как на них гранаты посыпались, и сразу ниже - метров до пяти от земли. Из него десантура прыг и давай поливать из автоматов. Пять секунд и от духов одно название осталось.

   - Спецназ!... - сказал афганец многозначительно, вкладывая всё самое чудодейственное в это понятие.
   - Всего-навсего четыре офицера - десантника, а мы трое суток камни грели... Ну те свое дело сделали и на той же вертушке умотали. А нам обратно пешкодралом. По другой тропе пошли. Спускаться легче, но всё равно все злые, голодные. По пути кишлак попался. Решили его прочесать, хотя прекрасно знали - никаких душманов здесь нет и в помине. Обычно прочесывали так; через дверь врываешься и всех к стенке. Потом начинаешь искать, только не духов, а анашу, да из вещичек чего получше.

   Так было и в тот раз. Когда на меня старуха с серпом налетела, я не понял. Что-то заставило меня обернуться. Хорошо увернулся,так бы башку и снесла. Я на неё ствол наставил, кричу:
    - Апа!? Апа!? Ты чего?...
Сдурела старая, снова на меня поперла, по своему лопочет, глаза навыкат... Тут уж я не выдержал, нажал на спусковой крючок.

   Вышел на улицу,смотрю - за мной бабай с дубьем бежит. Я и его прикончил. До кучи. А уходить стали, молодую афганку "оттянули", грохнули и в арык бросили.
   - После такого, - сделал он же вывод, - любой на их месте мстить будет...
   - И если полковое начальство не знало, чем иногда занимаемся в рейдах(что мы дураки, на себя докладывать), то местным жителям, как говориться, рассказывать нечего...

   Я тогда понял - в войне, любой, нет правил и правды. Еще понял, что сила с любой стороны творит негласное беззаконие. Превосходство пораждает насилие, безнравственность, оправданную своеволием. Он продолжал рассказывать о том, как несколько раз ездили колонной машин в Союз за новым вооружением, о наших девчонках в солдатских юбочках, стройных и липучих. О том, как нелегально провозили с собой награбленное в запасках, чтобы загнать их тем же девчонкам и кутнуть на вырученные деньги, о ранении и "похождениях" в Ташкентском госпитале...

   Слушая его правдивый рассказ, я пытался разобраться в психологической сути, заложенной в нас. И понял, что многое, очень многое зависит от обстоятельств, так или иначе влияющих на сознание. Зачастую обстоятельства заставляют слабого унижаться, сильного проявлять храбрость. И только нравственные устои тяжелым противовесом накладываются на эти самые обстоятельства. Если моральные качества сильнее всего, то они не лишают его человечности и в конечном итоге выделяют его как личность. В данном случае я увидел другое...