Май в начале октября

Мы стояли под деревом со спелым сиреневым инжиром. И виноград уже почти поспел и свисал тяжелыми фиолетовыми гроздьями. Красивый профиль Мая был так близко, что я могла бы коснуться его щеки носом или губами, если бы догадалась это сделать, если бы осознала, что это наша последняя встреча до мая следующего года, а может и вообще последняя. Май говорил для меня, но не смотрел на меня и казался таким же бесстрастным, как при нашем знакомстве. Это было самое удивительное знакомство в моей жизни.

Семинар, на который я приехала в Севастополь, уже закончился, но хотелось еще погреться на южном солнышке, полюбоваться на закаты над морем. Кроме меня оставалось еще несколько человек. Мне было не очень уютно среди них, как я ни старалась наладить непринужденные, дружеские отношения. Видимо, сказывалась перенасыщенность  общения с себе подобными. Тянуло к очищающему единению с природой.

В этот день – последний день сентября – я собиралась поехать за медом, о покупке которого договорилась накануне. Но по пути решила посмотреть на живописное место - арку, пробитую морем в обломке скалы, - и искупаться на мраморном пляже, находящемся неподалеку от этого места. Выйдя из автобуса, я  оглянулась: у кого бы спросить, как пройти к арке в скале. В мою сторону шел молодой человек. Его длинные черные волосы и бордовая рубашка зафиксировались в моей памяти, хотя обычно я не обращаю внимания на внешность. Когда  он приблизился, я задала ему мой вопрос. Он ответил, что до моря я могу дойти с ним, а там он покажет, куда идти дальше. Так как мой попутчик, похоже, не собирался первым прерывать молчание, я в благодарность за его любезность решила развлечь его беседой и для начала спросила, не собирается ли он, как и я, спуститься к морю или, может быть, он живет поблизости. Он промолчал. Я сказала, усмехнувшись:

- Больно любопытна. Буратино длинноносый, - имея в виду себя.

Почему-то, несмотря на то, что меня игнорировали, мне стало весело. Невозмутимость молодого человека была непонятна. Хотелось его возмутить. Но мои шутки не нашли в нем отклика.

Подошли к обрыву, за которым простиралось Черное море. Но черным оно было только по названию - у берега, далеко внизу, живое море было прозрачно-изумрудным и постепенно изменяло цвет до синего у горизонта. Яркое горячее солнце было в зените. Если бы не желтая трава у обрыва, казалось бы, что осень еще далеко, правда, в этих краях  солнце выжигает траву в разгар лета.

Молодой человек  направил меня по тропе вдоль обрыва, предупредив, что безопаснее идти поодаль, по дороге. Немного отойдя, я обернулась – мой проводник исчез. Обрыв очень крутой – спуститься там невозможно. К счастью, черные волосы показались над выступом скалы. Я успокоилась и пошла дальше, любуясь открывающимися восхитительными картинами. Вот и арка в скале, но далеко внизу. В траве слегка протоптана тропинка, но такая крутизна не для моих шлепанцев. К мраморному пляжу, который где-то рядом, должен быть более доступный подход. Увидев каменные ступеньки среди деревьев, обрадовалась. Но, подойдя ближе, уткнулась в надпись «Проход запрещен – обвалы». Пошла поверху. Ощущение себя над находящимися далеко внизу высокими холмами, почти горами, местами поросшими зеленью, местами скалистыми, за которыми простирается море,  было захватывающим – хотелось полететь. Удерживала лишь полная уверенность в том, что я не сплю.

На пляже было немноголюдно, и я за неимением купальника решилась искупаться в одних трусиках. Выйдя из воды, накинула свою длинную красную юбку на голову, прикрывшись от солнца и от возможных взглядов, и стала дописывать рассказ, начатый еще в поезде по дороге в Севастополь.

- Если пройти дальше, то можно выйти на безлюдное место.

Я подняла глаза: мой длинноволосый проводник, которого я уже успела забыть. Но, вновь увидев его, обрадовалась и сразу согласилась с ним пойти. Надела футболку и юбку, как оказалось, напрасно, потому что  пришлось идти вдоль отвесной скалы по камням, периодически захлестываемым волнами. Когда мы добрались до малюсенькой лагунки, мои юбка и футболка оказались мокрыми. Молодой человек сразу разделся донага и, ничего не говоря и не глядя на меня, лег поодаль на камушках.

Я попыталась вернуться к рассказу, но удивление неординарным поведением попутчика, хоть я и полагала, что случайного и недолговременного, почему-то не давало покоя моему любопытству. И мне таки удалось узнать о причине его задержки на обрывистом склоне: он намеревался заснять виды на море для последующего создания сайта в Интернете.

Разогретый солнцем и, может, убегая от моих расспросов, мой не очень податливый собеседник пошел купаться - заплыл не очень далеко, вернулся и лег на прежнее место. Я, подумав, что уже достаточно долго пытаюсь общаться с человеком и до сих пор не знаю, как к нему обращаться, спросила о его имени.

- Игорь.

- У меня есть знакомый Игорь, и вы на него похожи, - у того Игоря тоже были правильные черты лица и длинные черные волосы. Он завязывал их сзади, за что получил прозвище Хвост.

Опять наступило молчание. Я искупалась. Когда вышла из воды, Игорь подошел и сказал, что можно было и без купальника – я была в трусиках.

- Вы не занимаетесь эзотерикой? – спросила я не совсем кстати. Может, чтобы сменить тему -  естественно, на ум пришла та тема, которая занимала меня больше всего.

- Физико-математическим моделированием в связи с эзотерикой.

Я пришла в восторг – ведь это то, что меня больше всего интересовало в последнее время. Я сказала, что тоже пытаюсь найти объяснение тонким состояниям с научной точки зрения, и  кратко изложила свою теорию попадания в ничто (тишину, нирвану), как в непроявленный мир, если не фиксировать моменты проявления, основанную на том, что в вакууме из ничего появляются плюс и минус (он и она) и снова сливаются в ничто, но это происходит с непредставимой скоростью. Моя теория рассчитана отчасти на чувство юмора - чтобы ее воспринять, надо быть знакомым с физикой вакуума, и в то же время быть не очень серьезным. Игорь, похоже, не понял - по крайней мере, не пришел в восторг от моих умопомрачительных открытий.  Сказал, что знание математики легко проверить, и спросил:

- Чему равна производная от е в степени х?

Я долго вспоминала, и когда он решил подсказать, мы вместе сказали:

- е в степени х.

Потом он стал описывать свое логическое обоснование причинно-следственного механизма. В свою очередь, и я не очень поняла – поняла только, что он уверен в том, что никогда не надо лгать. Игорь дал мне распечатку своей статьи «Как жить в истине», сказал, что, если еще встретимся, принесет книгу по логике.

Я вспомнила, что мне давно пора ехать за медом. Игорь, несмотря на то, что хотел увидеть закат и снять его для фильма (еще раньше говорил, что в этом году только второй раз удалось оторваться от работы и приехать к морю под предлогом создания фильма), все-таки пошел со мной. Волны увеличились. Идя следом за Игорем и подняв юбку как можно выше, я просила море на время уменьшить волнение. Как ни странно, на сей раз мои одежки не намокли. Когда поднимались  по склону, я еще раз предложила Игорю остаться у моря, но, к моему удовольствию (мне нравилось общаться с ним, хотя тогда и расстаться не было бы большим огорчением), он проигнорировал мое предложение.

До остановки автобуса оказалось не так близко, как я ожидала. По дороге  Игорь рассказывал о том, что работает системным администратором, и что его достают своей непонятливостью тупые бухгалтерши. Видимо, с ними у него ассоциировалась несвобода от работы для хлеба насущного, и в его голосе появилось легкое раздражение. Но, осознав, что изменил своему намерению всегда быть в позитиве, о котором упоминал раньше, стал рассказывать о своих друзьях экстрасенсах-лекарях. Чувствовалось его уважительное отношение к тому, что он с его друзьями делают для, как ему нравилось подчеркивать, многих людей.

Как мы ни старались сокращать путь и идти быстро, на автобус не успели – он возник из-за поворота и, помахав нам хвостиком, исчез за другим поворотом.

Мы  вышли на асфальтированную дорогу и пошли по ней к остановке. Игорь, вернувшись к своим исследованиям западного и восточного типов мышления, сказал, что учитель Кастанеды Дон Хуан  велел ему – Игорю, – чтобы жить в истине, избавиться от русской души, пребывающей по большей части во лжи, подразумевая склонность оной к трехзначной логике, то бишь к нелогичности.

- И где же ты встретился с Доном Хуаном? – к тому времени я уже в одностороннем порядке перешла на ты.

 Игорь воспринял мой вопрос серьезно, но не стал уточнять место встречи. Я сама предположила, что, наверное, во сне.

На остановке Игорь достал локатор, так он назвал проволоку, согнутую буквой «г» и свободно вращающуюся в цилиндрике, и приблизил его ко мне. Локатор сделал чуть больше оборота и остановился. Игорь сказал, что это мой запас тонкой энергии - 375 градусов, что у обычного человека локатор поворачивается не более чем на 90 градусов, у него самого вначале было  менее 90 градусов, теперь около 700.  Мой дракон гордыни радостно вскинул голову. Но, демонстрируя скромность, я сказала, что это у меня семинарская энергия - что скорей всего было правдой.

Маршрутка  не появлялась. За медом уже было поздно ехать. Мы перешли на противоположную сторону – я намеревалась  вернуться восвояси - на дачи садового общества.

В ожидании автобуса Игорь рассказал о своем знакомстве с экстрасенсами. Они руками вылечили его серьезно травмированную собаку. После чего он стал обучаться у них.

- Но ведь если считать, что болезни – это наказание за грехи, не берет ли лекарь карму своих пациентов на себя? – спросила я.

- 85%  болезней оттого, что люди вешают чужие проблемы на себя.

Мне это очень понравилось - я и сама склонна была думать так же, а своим вопросом выразила чужую мысль.

В автобусе Игорь рассказывал о том, что в Севастополь попал после окончания московского института - сам нашел место в  севастопольской Академии и настоял, чтобы его распределили  туда вместо предлагаемого почтового ящика. После того, как Украина вышла из СССР, Россия позабыла о своих русских, оставшихся в Украине. Игорь был в их числе, и, видно было, что обида на родину глубоко сидит в нем. Может, отсюда его намерение избавиться от русской души, якобы появившееся с легкой руки Дона Хуана.

Солнце приближалось к верхней части обрыва, за которым скрывалось море. Я надеялась, что, выйдя на моей остановке, мы можем успеть полюбоваться закатом и Игорь осуществит свое намерение запечатлеть его для сайта. Но, когда мы вышли, Игорь сказал:

- Заката уже не будет.

Солнце скрылось, и только его бледно розовый шлейф парил вдоль горизонта.

Игорь, несмотря на то, что должен был появиться на работе до восьми часов, а время уже приближалось к семи, пошел меня провожать.

Я немного рассказала о нашей Школе, семинар которой недавно проходил здесь на дачах, и предложила познакомить его с кем-нибудь из школьников.

- Может, я буду полезен, - имелось в виду для школы и прозвучало скорее утвердительно, чем вопросительно.

- Может, тебе будет интересно и полезно, - я попробовала поколебать его самоуверенность и изменить направление мыслей.

- А это не секта, не надо ли там сразу клятвы давать?

- Нет, это как арканы Таро: каждый, кто серьезно захочет и приложит усилия, может постичь их.

На даче, когда мы с Игорем пили чай, вошел Гончар, обычно доброжелательный и довольно мягкий молодой человек, занимавшийся гончарным делом до того, как его гончарная мастерская не сгорела.

- Андрей, - обратилась я к нему, – познакомься. Может, этот человек школьный.

- Я возьму магнитофон, - Гончар забрал магнитофон и ушел, не обратив внимания ни на гостя, ни на мои слова.

Игорь показал мне проспект  с рекламой шотландских овчарок (колли), в котором фигурировала, как эксперт и владелец племенных кобелей, женщина с его фамилией (свою визитку он вручил мне раньше).

- Твоя жена? – догадалась я.

- Не перед Богом.

Меня не очень огорчило, что он женат – на мое отношение к мужчинам обычно не влияет их семейное положение.

Игорю пора было уходить. Я проводила его до выхода из садового общества.

- Что я, девочка, чтобы меня провожать, - произнес он.

Прощаясь, я протянула руку. Его рука слегка дотронулась до моей. Я попеняла на не по-мужски вялое пожатие.

- В прошлой жизни я … потом расскажу.

Возвращаясь на дачу, несмотря на состоявшееся интересное знакомство, я почувствовала что-то неприятное внутри себя и связала это с неосмотрительным приглашением Игоря в школьное пространство.

По той атмосфере, в которую я попала, подойдя к костру, я поняла, что предчувствие меня не обмануло. Тишина отчуждения отгородила меня ото всех. Слова Мастера Джи (человека, благодаря которому появилась школа), вливаясь в эту тишину, усилили давление всеобщего осуждения. Оказалось, что я совершила нечто совершенно недопустимое: я могла навредить школе. Джи сказал, что от меня меньше чем от кого-либо ожидал такого. Мои попытки убедить всех, что Игорь не тот человек, которого надо опасаться, вызвали только насмешки: никто не верил в мои способности хорошо разбираться в людях. К тому же Гончар, когда его спросили о впечатлении от неожиданного гостя, сказал осуждающе:

- Волосатый.

В Костином утверждении:

- Он тебе понравился, - звучала издевка. Костя, видимо, полагал, что вспыхнувшие чувства должны были помешать мне быть объективной, но мне послышались и ревнивые нотки в его голосе.

Я возразила, будучи в полной уверенности в своем  беспристрастном отношении к Игорю. Действительно, как мужчина он на меня не произвел сильного впечатления: наверное, все мое внимание было захвачено обилием ментальной информации,  чувств же хватило только на удовольствие от ее поглощения.

Под всеобщим напором моя энергия сопротивления быстро иссякала - я согласилась, что поступила опрометчиво и готова сделать все, чтобы исправить содеянное.

Ночь прошла в муках раскаяния. Утром, по договоренности с вечера, я должна была уйти, чтобы в случае прихода Игоря проще было бы выпроводить его.

Я провела почти весь день в Херсонесе. Помолилась во Владимирском соборе: у всех попросила прощения и всех простила. Примкнула к экскурсии. Произвел впечатление рассказ экскурсовода о симпозиумах, устраиваемых жителями Херсонеса в 3-4 веках. Собиралось не более девяти мужчин на первом этаже деревянного двухэтажного дома, на втором этаже жили женщины и дети. Главным и непременным занятием на симпозиуме было питие вина, которое делали в каменных подвалах, сохранившихся до сих пор. Из женщин приглашались только гетеры. Если приходил неприглашенный мужчина, его не прогоняли, но относились к нему презрительно и называли «паразитом».

Игорь был приглашен мною, только я не имела права приглашать кого бы то ни было, не посоветовавшись с Джи или Костей.

Возвращаясь из Херсонеса, у дачной калитки столкнулась с Васей. Накануне Вася меньше других осуждал меня, можно сказать, даже принял во мне участие. Именно ему было поручено выпроваживание Игоря. Я, конечно, сразу пристала с расспросами. Вася рассказал, как долго не удавалось убедить Игоря в том, что ему не надо сюда больше приходить, потому что я уехала и что вообще  я не в себе, и никаких конференций (Игорь по интернетовской привычке спросил так о семинарах) здесь не проходит. Только когда подошел Костя, подтвердил мою неадекватность и сказал, что меня родственники забрали лечить, Игорь, наконец, ушел. Вася отметил, что Игорь не школьный: самомнение большое.

Когда я подошла к костру, Костя рассказывал об утренней операции по избавлению от неугодного гостя:

- Я ему говорю: «Да, есть тут ненормальная. Несет несусветное: что может зарабатывать тысячу долларов в месяц, а сама …», Вася подсказал: «бутылки собирает».

В общем, мой образ приобрел наглядность и законченность. Я веселилась вместе со всеми.

На следующий день мне все-таки пришлось уехать, Костя сказал:

- Ты не уезжаешь, а конспирируешься.

Для школьников я возвращалась домой, а на самом деле переселилась в соседнее садовое общество «Утес». Сняла маленький домик на большом участке с плодовыми деревьями, поспевающим виноградом и высоко поднимающимися по веревкам огуречными плетьми с до сих пор завязывающимися огурчиками. Дачная улочка выходила к морю, вернее, к краю обрыва. Море было далеко внизу, и спуститься к нему здесь было невозможно.

 Устроившись на новом месте, позвонила Игорю. Договорились о встрече. Узнала его издали по волосам. Пошла навстречу, улыбаясь. Ответная улыбка была едва заметной, но мне удалось ее поймать: в отличие от нашей первой встречи я не натолкнулась на непроницаемую стену. Пошли рядом к «Утесу».

- Извини, что так получилось, – я чуть замялась и, ухмыльнувшись, неожиданно для себя сказала – про школу я придумала.

- Зачем? – спросил спокойно, в своем стиле: без удивления и осуждения.

Продолжая врать:

- Чтобы заинтересовать, – замолчала, осознавая бессмысленность изобретения объяснений. – Ну, в общем, такая ситуация сложилась. Может, сам догадался?

Он промолчал. Я заговорила о его статье, которую прочитала, но не во всем разобралась.

Подошли к даче, на которой я поселилась.

- Теперь я здесь живу. – Открыла замок на калитке и пригласила пройти. – Можно угоститься хозяйским виноградом.

Сорвал кисточку.

За чаем Игорь говорил о преимуществе операционной системы Lunix перед Windows,  об Интернете, о том, что постоянно общается с сестрой, которая живет в Канаде, и не только, как я поняла, по Интернету: у них что-то вроде телепатической связи. Когда речь зашла о его встрече с Костей и Васей, сказал:

- Прикидываются дураками – такими и будут.

По дороге к морю я рассказала о сахадже-йоге, с которым познакомилась, когда искала дачу для переезда.

Мужчина средней упитанности и средних лет, сидя в позе лотоса на краю отвесного обрыва, медитировал на заходящее солнце. Я остановилась поодаль, а когда он обернулся, спросила, не знает ли он о сдающейся даче. После обстоятельных расспросов сказал, что знает, и повел показывать. Пока шли, поведал о том, что здесь проходила встреча сахадже-йогов, что он меня научит, как быстро прочистить энергетические каналы и что чуть ли не тут же наступит просветление. По вытоптанности и неухоженности участков, на которые  меня привел йог, было ясно, что здесь перебывала тьма народа, не очень заботящегося о том, что будет после них (за школьными дачами мы под Костиным руководством ухаживали, даже травку сажали). Комната, предложенная йогом, мне не приглянулась, как и перспектива жить по навязанной программе. Это и повлияло на мое решение поселиться в другом месте.

Подошли к маяку. В позапрошлом году я была здесь с герметиками.

Каменистая тропа, неизвестно когда проделанная первопроходцами, прихотливо, но в основном с учетом доступности и кратчайшего пути, постепенно спускалась к морю. Ландшафт был знакомым, но при приближении к морю перестал узнаваться: раньше тропа, извиваясь среди кустов и деревьев, доходила до обрыва, вдоль которого висел канат. По канату можно было спуститься на небольшой галечный пляж. Сейчас растения были погребены под обвалом: на десятки метров громоздились каменные глыбы.

Игорь повел меня вправо и, перебираясь по камням, мы вышли к морю в безлюдном месте. Искупались по очереди – вначале он, потом я. Игорь достал бутылку кагора. Пили по глотку. Я по школьному обыкновению каждый раз произносила тост. Когда  моя фантазия иссякла, обратилась к Игорю:

- Теперь твой тост.

- Я поддерживаю твой.

- Ладно. За просветление, - и добавила, шутя: Если бы поселилась у йога, уже бы просветлела.

Игорь положил руки мне на голову. Потом поводил руками вдоль спины, не касаясь.

- Сердечная чакра  очень сильно развита за счет других.

- Что, это плохо? – спросила я, радуясь, так как всегда думала, что сердечная чакра у меня слабая.

- Надо, чтобы они гармонично были задействованы и каждая решала свои задачи, а не сердечная за все остальные работала с большой нагрузкой.

Пошли купаться. Пока я карабкалась по камням у берега, Игорь успел поплавать и вернуться. Я все еще не окуналась – вода была прохладной.

- Холодно? – спросил и легким движением руки прислонил к себе.

Я не сопротивлялась, так как его тело было теплее воды и прикосновение этим было оправдано.

Выходили в обнимку. Я села на камне. Игорь лег в пену, как он сказал, - волны обдавали его пеной. Непонятно, как он умудрился на разномастных камнях развалиться в такой непринужденной, вольготной позе.

- Май (Игорь сказал, что его космическое имя Май, я решила, что оно ему очень подходит), у тебя кошек нет, только собаки? Лишь кошки могут лежать в таких мягких позах.

Когда Май вышел из пены, мы о чем-то говорили стоя, и как-то неожиданно он спросил:

- Пойдем купаться или пить?

- Что ты решишь, – сказала я, отметив про себя, что это не свойственная мне реакция, и продолжила уже в своем духе, чуть иронизируя: ведь ты действуешь в соответствии с волей Божьей.

Май стоял не дальше, чем на расстоянии протянутой руки. Его неожиданно быстрое приближение было как порыв ветра в тихую погоду. Несмотря на стремительность, ветер оказался на удивление нежным: губы едва касались щеки, шеи, уха. Ветер превратился в солнечный дождь.

Легкими прикосновениями рук к моим плечам Май повлек меня к воде. Мы медленно погружались в воду: Май шел по дну спиной к морю, лицом к берегу и ко мне – я, обняв его за шею и расставив ноги по обе стороны от его ног так, что они не касались дна, предоставив Маю свободу нашего движения. Временами сознание покидало меня – свойственное мне рациональное сознание, - и появлялось иррациональное наслаждение настоящим.

Когда мы оказались на берегу. Май лег спиной на мелкие камушки и меня притянул сверху. От прикосновения к прохладному после купания, но излучающему тепло телу Мая я, было, впала в полузабытье. Потом спохватилась:

- Наверное, и так лежать на камнях больновато, а еще сорок килограмм сверху.

- Это лучше, чем твои сорок и мои восемьдесят сверху.

Мы засмеялись и встали. Май достал вино, набрал немного в рот и, прислонив свои губы к моим, перелил вино в мой рот.

- Впервые так пью вино, - сказала я, расплываясь в блаженной улыбке - Двойное удовольствие – от вина и поцелуя.

Май приблизил пальцы рук к моей груди. Глаза закрылись. По теплым волнам, омывающим мое тело, проникающим в кожу и приятно волнующим, я догадывалась о движениях волшебных рук Мая, хотя они не касались меня.

Когда я открыла глаза, солнце приближалось к горизонту и было не ярко розовым, как в предыдущие дни (я старалась не пропускать закатов), а нежно-желтоватым. Маленькое серое облачко узкой полоской висело слева от солнца, но солнце двигалось до самого моря по чистому небу (обычно оно тонуло в серой дымке, не дотянув до горизонта).

Карабкаться вверх было непросто. Я шла впереди, Май управлял моими движениями, поддерживая за талию. Было весело. Периодически останавливались, чтобы передохнуть и полюбоваться небом, морем, откосом. Когда вышли к маяку, над синим морем на оранжевом небе появилась первая большая яркая звезда.

На следующий день Маю удалось уйти с работы только после обеда. На сей раз к морю спустились с другой стороны от маяка. Лагунка сверху выглядела очень привлекательно и была безлюдна. Но не успели мы раздеться, как появилось семейство. Меня немного смущало соседство, Май же вел себя так, как будто мы были одни. Вечер наступил быстро. Когда поднимались по откосу, покруче вчерашнего, Май снимал камерой, а я старалась запомнить красоту южного, насыщенного яркими красками, головокружительного пейзажа.

Ожидая автобуса на самом высоком месте у маяка, стояли обнявшись. Сердце Мая билось чаще моего. Он сказал:

- Утратил спортивную форму, раньше было меньше шестидесяти ударов в минуту.

Я показала на звезду над морем:

- Наша звезда зажглась.

Назавтра была наша последняя встреча.

Мы стояли под деревом со спелым инжиром. С виноградных лоз, закрепленных высоко на металлических штырях, тяжелыми гроздьями свисал виноград. Май говорил о добре и зле:

- Мощь зла больше, чем добра: средний и даже маленький злодей победит среднего доброго человека, но добра больше и оно не ограничено, в отличие от зла. Человек может умножать добро. Демиургом и царем нашего мира является Люцифер. Он же и творец лжи. Бог не может лгать и творить зло, в этом смысле он не всемогущ. Люцифер отошел от Бога, изменил ему и человека постоянно склоняет ко лжи и злу. Когда человек избавится ото лжи, он вернется к Богу.

Я поняла это так, что Бог вроде дальше Люцифера, вернее выше, но в человеке есть божественная искра. Из нее можно разжечь огонь, где сгорят все страсти, через которые нами управляет Люцифер. Тогда открывается путь к Богу. Ангелы (светлые) - вестники Бога.

Май в профиль похож на ангела (это сравнение пришло ко мне позже, уже по возвращении домой, когда мне попался рисунок ангела с профилем Мая).

- Расстояние не имеет значения, - сказал Май, толи почувствовав мое состояние, толи и ему была тягостна мысль о надвигающейся разлуке. И добавил, что я могу рассчитывать на его поддержку:

- Это почти как ангел-хранитель.

- Может и я что-то смогу, - мне хотелось сделать что-нибудь хорошее для Мая.

Он, смеясь, сказал, что, может, со временем.

Когда Май произнес:

- Я ухожу, - я не могла сдвинуться с места.

Он отошел, обернулся и посмотрел на меня. Я мысленно обняла его и мысленно же сказала:

- Май, я тебя очень люблю.

- Неизбежны расставанье и утрата, -
Ветер шептал виноградной листвой.
Май уходил из осеннего сада,
А любовь оставалась со мной.