Молния

Каково вы думаете, умереть на закате? Пошло? Это попахивает мелодрамой. Но она этого не знает. Белоснежная кобыла по кличке Молния не знает, что на закате умирать банально. Она и не знает, что умрёт. Может, только чувствует?
Белоснежная грива отливает в бархатном кровавом прощанье солнца. Закат. Глаза Молнии слезятся. Нет, лошади не плачут. Просто песок из-под копыт, наверно, разъедает её умные глаза с длинными пушистыми ресницами. Он сам так часто ей говорил, что у неё доверчивые глаза. Да, доверчивые. Молния, когда её ещё не звали Молнией, была доверчива. Тогда лишь ветер мог звать её по имени. Оно было тогда другим, но она его теперь уже не помнит. И ветер, который по привычке запутался в её густой молочно-белой гриве, не знает, как её позвать. Поэтому он просто остаётся рядом, ласкает её гриву. Но Молния не замечает. Она бежит на закат, что есть сил. А сил у неё немало.
Она вспоминает другой закат. Он был человек. Он стерёг её, скрываясь в зарослях у реки. Она его почуяла. Ветер сказал ей. Но она не захотела слушать. Сквозь редкую листву она отчётливо различила его глаза. Его фигуру. Он был как хищник. Но Молния не чувствовала угрозы. Она только… любопытство. Пожалуй. Ветер настойчиво шептал её чуткому уху, что он враг, сообщал её резным ноздрям, что от него пахнет кожей, потом, нетерпением. В руках его была верёвка. Она удивилась: зачем это? Эта штуковина ничем не поможет: если он набросит ей на шею эту петельку, она рванётся что есть сил – а он окажется на земле. Один удар её копыта – и он никогда больше не захочет этого повторить. Ворон выклюет его горячие глаза, вечно голодные и подлые, гиены растащат его плоть. Странно, что ей до этого наглого незнакомца? Но ей стало жаль его. Ей?! Она же не любила прежде никого, кроме ветра, кроме этих глухих пустынных мест. Она любила лишь долететь до края обрыва и резко остановиться. Позволяя ветру запутаться в её гриве, посмотреть вниз на соскользнувший в пропасть камень, развернуться и полететь к реке, а там, в прохладной тиши, уже никуда не торопясь, медленно, пылающими губами прильнуть к её ледяным водам.
Молния в гневе встряхнула головой, глаза блеснули, она развернулась и сорвалась с места. Но поздно. Петелька, казавшаяся игрушкой, сомкнулась на неё мускулистой гордой шее. Она оказалась вовсе не такой безобидной – она резала своими жёсткими волокнами, оставляя на белой шее красный, грязный след. Борьба длилась долго. Солнце почти спряталось за дальним холмом. Только тогда он стал что-то говорить. Молния пятилась, билась, рвалась. А он говорил. Он просил её. Она его обманула. Как только человек ослабил хватку и верёвка скользнула в его окровавленных руках, молния рванула, что было сил. Он упал на землю. Но не выпустил её. Молния занесла над ним копыто. Удар – и конец. Но у них были такие похожие глаза. Почти её глаза глядели на неё из сумрака. Они говорили ей больше, чем вкрадчивый шёпот прежде. Они говорили: я так, как и ты люблю эти места, я люблю ветер, а он любит меня, я люблю побежать что есть сил, а на краю обрыва остановиться, провожая взглядом падающий камень. Они говорили: я не причиню тебе боль. Молния смешалась, прянула ушами и встала, как вкопанная. Человек поднялся, выпустил верёвку, подошёл к ней. Он протянул руку – зубы клацнули у самых его пальцев. Он рассмеялся. А потом вдруг прыгнул и оседлал её. Молния вздрогнула всем телом, но он обхватил своими жилистыми руками её шею и обхватил ногами упругие бока. Она носила его, как бешеная, а он лишь шептал что-то да смеялся. Она не сумела его сбросить.
С тех пор он стал звать её Молния. Другие люди смеялись над ним, говорили, что при таком норове лошадь надо учить кнутом. Учить пребольно и часто. А он снова смеялся. Он знал, что с ней так нельзя. Да и зачем? Молния слушалась даже его дыхания, понимая, чего он хочет без слов. Она могла иногда свернуть с пути или полететь слишком рьяно навстречу знакомому ветру. Но человек это понимал. Может потому, что у них одинаковые глаза?
Только однажды он приметил недалеко от их лагеря ещё одну лошадь. Он пошёл за ней и взял её легко. Потом объездил. Молнию он стал брать редко, а больше скакал по окрестностям на своей новой кобылке. Она послушно ходила под седлом. Человек решил продать Молнию своему другу. Он выбрал день и вошёл к ней в стойло. Вывел её, вскочил верхом, и они полетели.
- Знаешь, - шепнул он ей, - это ничего, правда. Он тебя не обидит. Но нам больше не по пути.
Молния знала, что у хозяина новая лошадь. Но она была уверена, что он набалуется. Боль сжала её горло, заныл невидный след от петли на шее. Молния развернулась, встала на дыбы и рванулась. Человек вскрикнул и выпал из седла. Он несколько раз смешно пытался зацепиться за упряжь, но тщетно. Он рухнул на землю. Но тут же вскочил на ноги. Молния ринулась к нему. Она горько сожалела, что сбросила его. Ему ведь было больно. Но человек выхватил верёвку, моментально набросил ей на шею, вскочил в седло и повлёк её в лагерь. Молния повиновалась.
Он завёл её в загон и пустил. Она рванулась, но верёвка всё ещё была на шее. Человек засмеялся. Он выхватил хлыст. Молния замерла. Он размахнулся и ударил. Хлыст свистнул в воздухе и с тяжёлым свистом опустился на неё спину. Она снова рванулась. Он снова ударил. Ещё, ещё… ещё. Из последних сил Молния подняла голову и взглянула ему в глаза. У них были разные глаза. Он стал хозяином, а она… Кем стала она? Рванулась – верёвка вырвана из его рук и полетела. Ворота загона высокие для неё – Молния с размаху выбила их своей грудью. И полетела на закат. Человек остолбенело смотрел ей в след. Он ясно теперь понял, несмотря на гнев, что его новая любимица вовсе не стоит её.
Молния летела на закат. Раны рвало, словно в них впились гиены, глаза разъедала песчаная пыль, что она поднимала за собой. Сил было немало. Ветер снова играл гривой. Можно ведь долететь до реки, омочить пересохшие пылающие губы в её ледяных водах. Но Молния летела к обрыву, чувствуя, что за ней летит смерть. Она и не думала убежать. Но смерть она хотела встретить так. Солнце почти опустилось за дальний холм. Ворон, облетая свои владения, утробно прокричал над ней. А Молния всё летела, быстрее и быстрее. Даже ветер уже не поспевал за ней. Только тёмное облако уже щекотало ей уши своим ледяным дыханием. Молния холодела. Она не чувствовала, как на кровавых губах выступила пена, как оступались ноги, раз за разом. Чаще и чаще. Пока одна нога ни подвернулась. Молния вскрикнула и рухнула на землю. В едкий песок, который нестерпимо жёг её раны. Он взглянула в небо. Чернота опустилась на неё. Молния задышала. Быстро и тяжело, как будто хотела удержать жизнь в себе. Небо стало бледно-синим. И Молнии почудилось, что она видит в темноте глаза своего человека. И они такие, как её. Она вскрикнула, из глаза выкатилась маленькая капелька и скользнула к губам. Молния почувствовала на губах привкус пота и кожи. Такими были руки её человека, когда он в сумерках обнимал её шею. Последним, что она видела, был ворон, спускавшийся выклевать её доверчивые глаза. Но она этого не знала. Молния просто горько ощутила привкус того, что стало её жизнью и смертью. Но забвение было сладким. Как будто её Человек закрыл ей веки своей солёной рукой.