Дрынолёт таёжный имени Степана Игнатича

- Егор!
- Чё опять?
- Воды в баню на стирку мне натаскал?
- Уже час как! Очухалась!
- А печь затопил?
- Дымит вон, што паровоз!
- Ты мне, штоб не просто дымит! А по людски, штоб горела! А то, как на позапрошлой неделе! С утра в субботу баню затопил – а токо в воскресенье к вечеру помылись!
- Да горит! Горит! Проверял уже, разворчалась! Поисть чёнить дай лучше!
- Картошку тушёную будешь? Но её греть надоть! Или винегретом пока обойдёсси?
- Сыпани винегрету тады!
- Хватит стоко?
- Пойдёт! Ну а это, Клавдея! Стопочку-то налей ради праздника!
- Какова праздника?!
- Ну, дык…суббота…баня!
- От после бани и налью! Ежели печь не потухнет!
Дед Егор, горестно вздохнув садится за стол. Бабка Клава оборачивается к супругу, перекинув посудное полотенце через плечо и уперев руки в бока.
- И не вздыхай даже! Расповадился! Кажен день ему по рюмочке надоть! Министэр тут выискалси! Хватит! С соседом набедакурили прошлую неделю! Мало? Самогонный аппарат они испытавали! Чуть хату не спалили вон!
- Ну не нашу же…у Степана пробовали-то.
- Ишо бы здесь нюхать ту гадость! Кухню-то он побелил, или стоит так же, как после бомбёжки?
- Побелил, кажись.
- А чё-то я его редко вижу эту неделю! А сёдни, даже и ни разу! Сходи, позавтракаш када! Кабы не помер он!
- А чё Пушок выл у нево?
- Да не слыхала.
- Тады живой. Но серавно схожу, посмотрю. Мало ли чё!
Позавтракав и накинув телогрейку с фуражкой, обув пимы на резиновом ходу, Егор выходит на крыльцо веранды. Щурится от лучей апрельского солнца. Пришла весна. Настоящая. Вон как воробьи радуются. Облепили куст сирени в палисаднике и чирикают наперегонки – у кого голос краше. Даже кумушки-сороки не могут слово, какое вставить. Сидят на проводах две сплетницы - раскрыли клювы, наблюдая за мелкими птахами, галдеж их слушают. Мухтар возле будки дремлет, изредка шевеля ушами, прислушиваясь. Сосулька свесилась с крыши, переливаясь искорками падающих капель. На небе сплошная бирюза – куда хватает взгляда. Тайга вокруг деревни переговаривается весёлым гулом. Льдинка на тротуаре превратилась в лужицу – парит. Егор смотрит в соседский двор. Собачонка Степана – Пушок нежится на поленнице дров. Веранда открыта, но хозяина не видно.
- Пушок! Ох, и дрыхнуть, Пушок!
Кобелёк очнувшись, подпрыгивает и подаёт голос.
- Ну, ты сторож, Пушок! Заходите, люди добрые – берите што хотите! Где Степан-то твой? Позови, ежели дома!
Пушок спрыгивает на землю и колобком шерсти катится к избе. Слышно, как скребет когтями по двери, заливаясь требовательным лаем.
- Чево тебе? Раззвонилси!
На пороге показывается Степан. С босыми ногами, в трико с лампасами, в футболке с трафаретом советского знака качества.
- Здорово, Степан! Это я его попросил позвать!
- Здорово, Егор! Чё случилось штоли?
- Да Клавдея гутарит, што тебя с утра не видела! Сходи, говорит, глянь! Может, околел, говорит уже! А мы не знаем!
- Куды я денусь! Задумку доделываю! Погодь! Щас накину чёнить да покурим!
Дед Егор подходит к забору. Мухтар, гремя цепью, подбегает сбоку. Встаёт на дыбки, одной лапой упираясь в Егора, другой в штакетину. Шершавый собачий язык, играя, слюнявит стариковскую щёку заодно с ухом и «Беломорканалом». Папироска ломается пополам и падает в слежавшийся снег двора.
- Тьфу ты! Мухтар! Засиделся с утра! Поиграть захотел! У-у-у пси-и-ина!
Егор трепет лайчонка за мохнатую шею, чешет за ухом и отталкивает.
- Всё! Отстань! Хватит, казал!
Кобель гавкает, как бы для порядка и отступает назад в сторону конуры, к нагретой солнцем плахе тротуара. В это время выходит Степан, уже дымя козьей ножкой. Запах самосада приятно щекочет в носу.
- Степан, я удивляюсь! Вроде бы одни семена содим в одинаковую землю! Водой одной и той же поливаем! А табак твой почему-то вкуснее! Сыпани-ка на самокрутку! Однако, тоже охота подымить самоделкой!
- Держи, жалко чёли! А халява, Егор – завсегда вкуснее! Давно пора знать-то! Газетка есть?
- Дома. Щас схожу!
- Да стой ты уж! На! У меня завсегда нарвата имеется! Еээх, Егор! У тебя для куренки токо лёгкие свои!
- Ну не надо тады, раз жилишь!
- Да шучу я, шучу! Кури на здоровье!
Дедки расслабляются. Клубы дыма переливаются цветами радуги.
- А чё за задумку-то мекетишь?
Степан морщит и без того сморщенный в задумчивости лоб, крякает с ноткой важности. Мол, мы вам не вы – мы ещё те специалисты!
- Забретаю я. Забретаю, Егор. Нову технику для нас, для крестьян.
- Што за технику-то?
- А штобы хоть каво, хоть куды на себе возила! Хоть за рыбой в распутицу! Хоть за зверем по бурелому, где конь не пройдёт – ноги переломат к хренам. По грибы, по ягоду в любо время году.
- Чё? Везде, так и пройдёт?
- Везде! Даже ишо больше! Хошь, пошли до меня в хату – сам посмотришь, как покурим! Заодно и подмогнёшь! Колёсья осталось накачать! Три штуки! Да не полностью, так малёха воздуху подбавить! Качков по двести насосом!
- Чё трёхколёсный аппарат чёли?
- Не-е! Одно-то я уже надул! А тут ты меня на втором крикнул!
Затянувшись по пару раз, выкидывают бычки под ноги, притаптывают.
- Ну, пошли Егор!
Посредине, почти на всю избу стоит железная конструкция, собранная из двух старых велосипедов. В углу свалены здоровые колёса.
- Вот вишь, Егор! Это я весь основной хребет техники сварганил с рам двух лисапедов. Один у меня в сарайке валялся, другой у Кости – кузнеца с эМТээСа за литру сторговался! Почти новый! Вот! И знашь Егор, как эту технику назвал?
- Да откуда ж!
- Щас!
Степан торжественно проходит мимо, приподнимает занавеску над лежаком печи и вытягивает кусок фанеры, окрашенный в красный цвет.
- Вот, сушилась краска тут! Это эмблема техники! Читай!
Изобретатель с довольным выражением лица поворачивает фанерку надписью к Егору.
- Дрынолёт таёжный имени Степана Игнатича. Што Степан Игнатич откедова, я понял. А чё за дрыналёт-то, Степан?
- Ну, это я так технику свою назвал! От слова бензопила! Вишь движок от «Дружбы» присобачил.
- А причём бензопила-то в дрынолёте?
- Ну, ты кода пилу заводишь, как она тарахтит? Дрын-дрын-дрын! Вот от этого дрына и назвал дрынолётом! Мы ж в тайге с тобой живём! Потому-то, дрыналёт таёжный. А имя с отечеством прибавил, што красиво получается! Как самолёт Максим Горький был! Как ледокол Ленин! А у меня именной дрыналёт будет! Сообразил?
- Ну, не дурак!
- Вот вишь, всё до безобразия просто! Рама с двигателем и колёса! А вот колёс-то таких, мир ишо не видал никогда! Моя гордость! Обода на кажно колесо собрал с двух банных тазиков оцинкованных. Специально Катерине в сельпо восемь штук заказал, штобы привезла! Она ишо удивлялась! Дед Степан, говорит! Ну я понимаю, што ты из одного тазика в бане моешься, во втором ноги стоят-греются, в третьем веник запаривается! А ишо-то пять, говорит, зачем! Чё я ей, объяснять буду? Серавно не поймёт, или брякнет по деревне, што я умом тронулся на старость лет! Сказал шуткой, што в кулацком хозяйстве и клоп – скотина! И запас жрать не просит! В общем, посмеялась-посмеялась, да и привезла мне восемь штук! Сверху камеры с Газиков-грузовиков натянул! Тоже там, в эМТээСе у Кости прикупил! В общем, колёса давай подкачам, да испытавать надо!
- Надо, так надо! Где насос-то?
- Вот он! Общем, по двести качков в кажное! Поехали!
Через полтора часа шины переливались накачанными боками.
- Скручивать дрынолёт во дворе придётся. Я уже замерял – в дверь не пройдёт, ежели в избе собрать. В два раза шире проёма. Ну, ничё! На улице уже тепло! Там присобачим – не замёрзнем!
Выносят по частям чудо инженерной мысли в ограду. Свернув козьи ножки, присаживаются перекурить на колесо. Бабка Клава выходит из избы, увидев из окна, как пенсионеры что-то готовят непонятное.
- Што удумали опять? От сарайки подальше отнесите! Не дай бог, опять чёнить подпалите! Греха с вами не оберёсси! Седые давно, а всё, как дети грудные!
- Здравствуй соседушка! Не беспокойся! Это техника! Вроде вашего мотоциклета!
- Здравствуй, Степан! Мотоциклет…опять удумали! Смотрите мне!
- Всё нормально Клавдея будет! Ишо сама по грибы али за ягодой попросисси съездить на ём!
- Боже упаси! На этой страхатени!
- Это не страхатень, Клавдея! Это дрыналёт-вездеход!
- Всё равно, от сарая подальше уберите!
Покурив, приступают к сборке. И скоро конструкция на колёсах гордо возвышается посредине ограды. Дед Степан крестится, плюясь через плечо.
- Ну, хоть и неверушый! А серавно - с богом!
Дёргает стартер. В холостую. Ещё – такая же история. И так пять минут безрезультатного мучения.
- Тьфу ты – нуты! Аж пот прошиб! Чё за зараза-то! Заводился же, как часы! Чё за напасть!
- Чёт бензином не пахнет Степан! Ты его в бак-то наливал?
- Склероз треклятый!!! Точно! Вот мерин беспамятный!
Конструктор забегает в сарай – через миг уже заливает бензин в бак аппарата. Дёргает трос стартера. Двигатель оживает. Треск мотора бензопилы бальзамом ложится на сердце изобретателя невиданной техники. Степан поднимает руку, чтобы перекреститься, затем передумав, машет этой же рукой.
- Сами с усами! Ну! Так, не так – перетакивать не будем! Што Егор? Пробую! Ежели чего – не поминай лихом!
- А чё с тобой доспеица-то? Садись, да езжай, ежели поедет!
- Поедет! Пенсию, што влупил - отрабатывать надо!
Степан с трудом забирается в седло, пробует работу рычага газа, выжимает сцепление. Взревев, оглушительно треща вездеход, прыгает вперёд необъезженным арабским скакуном и врезается в сложенные дрова. Колёса отбрасывают заглохнувшую тут же конструкцию назад. Дед Степан вылетает из седла и пластом приземляется на поленницу. Дрова, немного поразмыслив, гремят и разваливаются, беспорядочно топорщась. Конструктор кряхтя, усаживается на эту кучу.
- Степан, ты цел?!
- Живой кажись. Газ закусил не вовремя, зараза такая! А скорость не успел выдернуть! Но, зато! А, Егор! Ты видал? Дрынолёт-то едет! Значит, не зря я месяц жизни угробил! Лишнюю чекушку не куплял по силе воли! Не зря! Ну, держись округа глухоманьская! Скоро все удивятся дрыналётом таёжным имени Степана Игнатича!