Калиниченко Н. Парадоксы религии. Религию не трога

Калиниченко Парадоксы религии

Лекция 1

РЕЛИГИЮ НЕ ТРОГАТЬ?

Один... ну, очень известный художник, прочитав мой сборник “Против глупости”, сказал, что написавший этот сборник – очень неглупый человек, но вот религию он критикует напрасно. Религия – это святое, и критиковать её негоже. Тем более, что её уже многие критиковали, но чего они добились?
Да, сегодня религию уже никто не критикует. И уже некому разобраться, что же она такое.
Принято считать, что религия – это вера в Бога. Но на самом деле это не так. На самом деле в Бога никто не верит. Зачем? Он же не врёт. Он вообще не говорит. И это вовсе не мешает “верующим” его любить. И они его любят, они за него болеют, они ему соболезнуют, они ему сочувствуют, они его молят и ему молятся. И вера здесь, в религии, ни при чём. Ближе к истине те, кто считает, что религия – это связь с Богом, поскольку “релегаре” с латыни значит, связывать. Но и они  ошибаются, потому что Бог сам по себе есть та связь, которая, согласно любой религии, связывает всё со всем. Всё ведь – по воле Бога.  Лишь отношение людей к Богу – по воле людей. То есть связь людей с Богом – это чисто человеческая связь. И суть этой связи в том, что Бог для религиозного человека – это ключ ко всем его вопросам. Откуда взялся мир? Он создан Богом. Почему ты так несчастен? Так угодно Богу. Что нужно делать, чтобы быть счастливым? Надо любить Бога. Религиозному человеку не надо думать, что, как и почему. Ему достаточно следовать Священному Писанию. Облегчает это жизнь? Безусловно. Ну, так почему бы и не быть религиозным? И, наоборот, в некоторых случаях религия – не только не помощник, но и вообще ни к чему. Такие естественные науки, как механика, физика, химия, биология вполне обходятся без Вед, Кабаллы, Библии и Корана. Они, как сказал Лавуазье Наполеону, в гипотезе Бога не нуждаются. Да и другие,  искусственные, т.е. гуманитарные или общественные науки тоже лишь допускают существование чего–то, что находится выше их понимания, но в качестве своей основы они не приемлют его. Правда, всё это не мешает ни естествоиспытателям, ни искусствоведам быть религиозными в быту. И здесь уже пора вспомнить о свободе совести. И  собственно о совести.
Совесть сегодня понимается как внутренний судья. Или надзиратель. Но и по сути, и буквально совесть – это религия. Именно поэтому свобода совести – это свобода вероисповедания, свобода религии. Религия – латинское слово, поэтому славяне его  понимают как угодно, но только не так, как следует. Например, Протоиерей Александр МЕНЬ, чрезвычайно начитанный православный священник, считал религию преломлением Бытия в сознании людей. Но совесть – русское слово, и русским его не так просто читать иначе, чем оно написано. Очевидно ведь, что совесть – это то, что с вестью. В этом, буквальном, смысле совесть – то же самое, что и вестник. Или, на латыни, ангел. Но это и связь, которая без вестей не связь. Следовательно, религия – не преломление или там отражение чего бы то ни было, а всё же связь. Или ещё лучше и ближе к религии – свет. От света – святость. А теперь сравните: святой, светлый, совестливый. Очень похоже, не правда ли? И вполне понятно, почему. Слова–то эти – однокоренные. Но в их ряду отсутствует ещё одно слово от того же корня – связанный. Или – обязанный. Это слово важно тем, что оно показывает суть совести. Ещё одно слово от того же корня уточняет и дополняет её. Слово это – обещанный. Обещание – это тоже связь, как и обязанность. И нам ничто не мешает считать, что  общим для перечисленных слов корнем является слово “весть”. Свет – это та же весть, только с переставленными звуками. Но это и веда, поскольку веда – это весть, у которой звук “С” пропал, а глухой звук “Т” стал звонким “Д”. Весть – это и буда, которая будит, и беда, которая не даёт спать, обязывает бдить.  Наконец, весть – это и обет, и завет. И всё это – в религии, и всё это – в совести: вести и веды, вестники и будды, обеты и заветы, свет и святые.
А вот теперь вопрос: чего же не хватает религии, чего нет и не может быть у совести? На то, что религия ущербна, указывают не столько атеисты, сколько художники, философы и учёные вместе взятые. Будь религия совершенной, всех этих специалистов, всякий раз перебегающих ей дорогу, не было бы. Но они есть. А то, что при этом ущербная религия не исчезает, указывает на то, что художества, философии и науки страдают тем же недостатком, что и она, родимая.
Чего же им всем не хватает?
Ответ, как ни странно, – в совести. Или – в религии. Как уже было сказано, совесть – с вестью. Или с ведами, бедами, обетами и заветами. Но она – без знаний. Ну, нет в совести знаний и не могут они там быть, потому что там – веды. А веды – это те же виды, но никак не знания. Я видел НЛО, но я его не опознал. Видеть видел, слышать слышал, читать читал, веду телепередачу об этом и разные разговоры на каждом углу,  короче говоря, ведать ведаю, но знать не знаю, что это такое. Не опознал. Тем более, что и не знаю, как это делается. Совесть – она ведь не об этом, не о знаниях. Совесть – о святом, о светлом, о заветном. Поэтому её как–то даже боязно трогать. Никто ведь не знает, что будет. Зато совесть спокойна. А чего ей суетиться? Художники ведь тоже совестливые, и философы с учёными тоже не знают, что такое знания и что значит, знать. Для тех, кто с подачи недобросовестных филологов думает, что веды на санскрите – это знания на русском, добавим к уже сказанному, что в санскрите знания звучат как жняна, т.е. по–русски. Для тех же, кто думает, что раз люди живут без знаний, значит, они им и не нужны, заметим, что люди без знаний не живут. Те, кто живёт по совести, не люди, а монахи. Художники, философы и учёные хотя и живут по своим правилам, а не по монашеским, тоже далеко не люди, потому что у них тоже нет знаний. И, конечно же, живут они как нелюди, и некоторым из них так жить даже очень нравится. Червяку нравится жить по–червячьи, а художнику – художественно, поэтому у каждого из них – своя нравственность, как именуют свою совесть художники. Отказаться от того, что нравится, не в состоянии ни червяк, ни художник. Монах может, а  художник – нет, потому что нравственность, или как ещё говорят, вкус – это несколько выше, больше, чем совесть. Монашеская совесть – вещь сугубо личная, индивидуальная, и не побоимся этого слова, эгоистичная. Схимнику, отшельнику, монаху глубоко наплевать на мирское, на родных и близких. Ради своей связи с Богом он готов убить даже сына. А вот художник уже не такой. Этот уже поразвитей. Для него любовница – святое. Или – любовник. Следующий уровень совести – философы. Для этих уже важен коллектив, важна коммуна, важно общество. Философы – они общественные животные, они – социалисты, они – коммунисты. И, наконец, совесть учёных – это высший уровень совести. В том числе – и самый богатый, потому что совесть учёных включает и монашескую совесть, и художественную, и философскую, и научную. И эта совесть у них, у учёных, именуется информацией. И с их точки зрения и религия, и художество, и философия, и наука есть не что иное, как информация. Но какой бы богатой ни была информация учёных, у неё – всё те же недостатки, что и у религии. Во–первых, наименование латинское, а потому такое же непонятное, во вторых, знаний в ней тоже нет. Совесть есть совесть хоть в зачаточном, священном, хоть в зрелом, научном состоянии.
Так что правы те, кто считает науку религией. Правда, правы и те, кто считает религией художество, а также философию. Зато неправы все те, кто считает религию, художество, философию и науку сознанием. Всё это – разные религии, но – религии, всё это – разные совести, но – не сознания. В этом–то – и их беда. В отсутствии знаний.