Моль в головоломке 3

Начало:
Моль в головоломке 1
http://proza.ru/2010/03/20/43

Моль в головоломке 2
http://proza.ru/2010/03/28/1411


Это был котёнок. И как он сюда попал? Он прижался боком к стене, выгнув спину, мелко подрагивая хвостиком, и изумлённо таращил на меня зеленоватые глаза.

«Так это ты тут… юркаешь…» Я отдышался после своей истерической пробежки, выключил ненужный, подслеповатый в ярко освещенном вестибюле фонарик. Присел перед котёнком на корточки. Ночной гость быстро опустил голову, перевёл малоподвижный взгляд на мои руки.

Сердце потихоньку успокаивалось. Я разглядывал котёнка, наслаждаясь пустотой в голове. Пирамида помещений надо мной ощущались так явно, словно я был не на первом этаже городского здания, а в пещере, на глубине метров этак четыреста. Влажно блестящие дёсна сталактитов… кап-кап...

Котёнок подозрительно молчал. Я обозвал его Молчуном, сходил в каптёрку к своему натюрморту и принёс кусочек сала. Наглая тварь опять смотрела мне в глаза с выражением «ну и ну, блин!». Так смотрят на несимпатичного человека, когда он выкинул неслыханную глупость. Смесь крайнего удивления и ледяной отстранённости.

Какой-то ты не украинский котёнок. Надо делать обход, а то я совсем уже…

Насосавшись портвейна, я немного постоял перед столом, тупо глядя на стену. Пожелтевшая блондинка над топчанчиком с усталой улыбкой казала свои прелести. Господи, как мне плохо. Как мне плохо сегодня, если б кто знал!

Слушай, Гена, чудо ты природы! Так и спятить можно. Я нарочито зло усмехнулся, взял лепесток чипсов и засунул в рот. Здание содрогнулось от хруста, где-то наверху посыпалась с призрачных в темноте потолков побелка.

Всё, хватит ныть! Я энергично вышел из своей вахтёрской каморки. Стал было подниматься по лестнице вверх, но почему-то вернулся к лифту. Никогда не ездил тут на лифте. Пуркуа бы не па? Вот почему я вернулся. Или это страх? На лестнице темно… Нервы. Алкоголь не расслаблял, наоборот вязко будоражил меня. Я чувствовал себя сомнамбулой, которая всё делает по велению порыва…

Громыхнуло так, что я чуть не умер на месте. Гудение лифта за стеной, какое-то щёлканье и поскрипывание казалось просто оглушительным в широких квадратных кишках коридоров. Замолкло. Фыркнуло. Двери раздвинулись с таким видом, будто цитировали фильм ужасов, мне даже почудилась некая расширяющаяся ухмылка. Ну-у-у))) Заходи)))))

Зеркальный Гена на стене внутри шагнул мне навстречу, и чуть не вывалился из зеркала (это я споткнулся безвольным носком о металлическую рейку на порожке входа). Я выругался и посмотрел в его хмуро-растерянное лицо. Усики, реденькая бородка… Полные красные, как у вампира губы. Хипповый Дон Кихот, ёлки-светёлки.

Двери задвинулись со звуком потираемых от удовольствия сухих ладоней. Я нажал кнопку. Опять грохнуло внизу, завыло вверху… Я вздымался. Экое словечко! Прям странно его произносить. Прекрасные выброски медленно умирают. Магия слов!.. Поэт!

Кстати, не смотря на почтение и интерес к Карине Сергеевне, я вряд ли влюбился бы в неё, если бы однажды между нами не произошло…

Можно ли сказать, что учительница нарушила профессиональную этику? Более того – поступила аморально? Не мне судить. Но мои предыдущие опыты с девочками я вынужден назвать лишь неуверенными карандашными набросками к картине, которую мы написали с моей Первой Женщиной.

Сейчас вспоминаю, как она сидела, вздёрнув острый подбородок, с дымящейся сигаретой в длинном перламутровом мундштуке, – и её лебединая шея казалась ещё более высокой из-за выстриженного затылка. Смотрю на её скулы, приопущенные ресницы… Лицо она чуть отвёрнула в сторону. И снова пожираю взглядом эту грациозную шею, перечеркнутую вертикальной косой тенью сухожилия. Мальчишеский ёжик и горьковатая, очень женственная улыбка. Смуглая кожа… Кисти рук, которые хочется сейчас же нарисовать.

Она прекрасна, моя, моя, моя Первая Женщина!

Сердце моё тогда разрывалось от любви. Но в этом остром наслаждении, в счастии обладания было чудовищно много эгоизма, за что я и был наказан в последствии.

Я вышел из лифта в коридор. Тишина здесь просто звенела. Каждый мелкий шорох моих движений звучал, как скрежет наждачной бумаги. Всё так же погружённый в драматические события такого, казалось бы, далёкого прошлого, я прошёлся до конца коридора, в тупик, где зиял чёрным квадрат бутафорского города, включил и выключил там свет, (как я уже сделал на первом этаже) и вернулся к лифту.

И тут, сам не зная почему, я решительно направился к лестнице, с ужасом отвергнув даже саму мысль о том, чтобы войти в кабину лифта. Сумрак лестничных пролётов казался мне, всё-таки менее нежелательным и менее отталкивающим.

Это же третий этаж? Здесь мы баловались с подругой? Подумать только, я проходил мимо актового зала, в котором днём порой собирается много людей, они рассаживаются, кого-то слушают… Я думал, что это будет забавно, выбрать именно такое место для нас с нею. Ночью. Фильмов насмотрелся.

Какой же я дурак!.. Мы тогда к четырём часам так нахрюкались, что перестали быть похожи на людей, ведь и коньяк пили, и вино, вперемешку. Заблевали туалет на первом этаж и мою каптёрку. А когда я вызвал такси и стал её выпроваживать (мне уже стало страшно, чем всё кончится), она с пьяным упрямством отказалась уезжать. Истерика началась. Насилу я её вывел и затолкал в машину.

Жаль. Эта девушка мне нравилась, а я так бездарно всё погубил. Я потом ещё несколько раз звонил ей, упрашивал её встретиться, но она под разными предлогами отказывалась. Эта проклятая ночь навсегда стала между нами…

Когда я спустился до четвёртого этажа, то почувствовал, что за мной по лестнице кто-то идёт. Я остановился. Показалось? Прислушался к предупредительной тишине. Потом, задрав голову и наклонившись вбок, попытался заглянуть в расщелину между пролётами. Там вверху было слишком темно.

Да нет, ерунда. Это эхо моих шагов.  Никого здесь не может быть. Здесь только один человек. И этот человек я, Геннадий Петров.

И вдруг, я понял, что меня оттолкнуло от лифта. СТЫД. Невыносимый стыд. Я боялся снова увидеть в зеркале своё лицо. Оказывается, всё это время в моей памяти, между клочками воспоминаний, смутно всплывал сон о человеке с головоломкой, в котором по законам сновидений совместились мой двоюродный брат и Куся, мальчик, с которым я дружил ещё дошкольником.

«Эх, Куся, Куся…» – Внезапно я осознал, что я не помню, как его зовут. Не может этого быть! Как?! На «В», точно! Вадик? Валик? Веня? Вова? Витя? Не Вася точно. Бред…

Слёзы прыгнули мне в глаза. И тут же отскочили обратно. Потому что мною овладела лютая злоба. Страшная, неуёмная злость на себя. Я готов был подвергнуть Геннадия Петрова средневековым пыткам!

Но поскольку я боюсь физической боли, злоба как-то незаметно расширилась и теперь хлопала вороньими крыльями на весь мироуклад. В конце концов, я тогда тоже был маленьким мальчиком! Да что я такого сделал? Некоторые дети делают кое-что и похуже. Да что ж это за мир такой!? Почему всё так?! Почему мы такие свиньи?!.

Думая об этом, я останавливался несколько раз и прислушивался. Я заметил, что шаги, которые замирали всякий раз, когда я резко останавливался на ступеньках, не похожи на мои. Вот сейчас мой последний шаг вышел каким-то неловко шаркнувшим, а там, наверху, звонко пристукнул каблук. А пару минут назад получилось наоборот…

Я отшатнулся в очередной коридор, мимо которого спускался. Здесь почему-то не горело дежурное освещение. По правую руку от меня гущилась сплошная тьма, по сравнению с которой сумрак лестницы выглядел просто маняще.

Я включил фонарик. Передо мной образовалось дымноватое облако света, в которое превратился луч в этой непроницаемой темноте. Я бессмысленно поводил фонариком из стороны в сторону. Слева нарисовался косой желтоватый эллипс, вытянулся, пропал… Снова аморфное облако… Потом такой же эллипс возник справа и, истончившись, также исчез. У этого мрака были-таки стены.

Я шагнул к лестничной площадке…

Был у меня такой случай в раннем детстве. В то лето я отдыхал у бабушки в селе. И вот, как-то вечером я шёл по пыльной сельской дороге, совершенно раздавленный своим поступком – я сильно огорчил бабушку чем-то, а когда она меня стала отчитывать, оскорбил её. Когда я подошёл к реке, то не стал идти по новому, недавно построенному мосту, а свернул к старому, который всё грозились снести.

Этот мост был рассохшийся, дырявый и шаткий. Детям по нему строжайше возбранялось ходить. А я пошёл. Мне было невыносимо тяжко. В горле уже не стоял непроглатываемый ком, горло просто ломило, как будто я заболел ангиной. Сердце изнывало… Я знал, что могу провалиться и утонуть, потому что плавать я тогда ещё не умел. Но я шёл…

Нет, это было не языческое испытание опасностью (если я, мол, такой скверный, значит, мне не дадут жить, а если дадут, то…), и уж тем более, это не была попытка самоубийства, – ведь я обходил дыры, в которых зеленела ряска на поверхности комарино зудящей пучины. Это была, если так можно выразиться, «вызывающая апатия».

Вот и сейчас я ощущал нечто подобное. Уже совершенно явственные шаги сверху для меня ничего не значили. Мне было совершенно безразлично, что сейчас происходит и что произойдёт через минуту. Будущее, которое всегда мерцает перед нашим внутренним взором, перестало существовать. Будущего нет. Потому что мне очень, очень плохо…

Распахнулся ослепительный вестибюль. Я медленно спустился по последнему пролёту. Медленно и как-то покорно, словно дуэлянт, повернулся к лестнице и стал ждать. Шаги, с характерной раскачкой, как это всегда бывает, когда человек, не спеша, на полурасслабленных ногах спускается по ступенькам, звучали всё ближе.

Нижняя часть лестницы была ярко освещена, верхняя постепенно серела, заражаясь сумраком, из которого я только что пришёл… Выше – тьма.

Из тьмы показались ноги, судя по всему, мужчины, потому что я увидел грязные, засаленные джинсы с дырой на одном колене и лакированные, явно дорогие туфли. Невидимый человек остался стоять на промежуточной площадке.

- Скитаешься? – спросил из ниоткуда высокий гнусавый голос.

Я помедлил.

- Да.

И человек спустился на одну ступеньку. По шикарным туфлям его промелькнул сочный блик…


(продолжение следует…)

Моль в головоломке 4
http://proza.ru/2010/04/05/1226