Из слов

В кабине пикирующего башенного крана отчаявшемуся пэтэушнику не место…
Да меня и не должно было там быть. Если бы с детства я не бегал к матери на стройку. Если бы я, к примеру, родился в семье английской королевы. И если бы не мой наставник Валентин… Будь он неладен!
 
Его башенный кран работает рядом с моим. Валентин опытнее меня. Иногда мне кажется, что он словно врос в свой кран. Но это обманчивое впечатление. Он работает долго, может, половину своей жизни. И это дает ему право оглашать своими негодующими криками территорию нашей стройки. Он терпит тупость строителей полдня. Потом высовывается наполовину из кабины и заводится отборным матом минут так на десять. Вдоволь помитинговав, он спускается с верхотуры, подходит к каждому из строителей и извиняется за сказанное, пожимая им в знак примирения руки. Получив индульгенцию, лезет к себе наверх и уже молча работает до конца смены. Такой вот персонаж!

А мне что? Я – молод! У меня за плечами только окрапленая дешевым портвейном пэтэушная жизнь, в кармане гарантированный оклад в 118 рубликов за месяц плюс десять процентов премии. В итоге получается неплохой улов. В мечтах – новая квартира от нашего домостроительного комбината, которую мне дадут через три года моей ударной работы на стройке. Потом, думаю, можно и семьей обзаводиться. А пока делаю так, что у моей девушки кружится голова. Иногда тайком от начальства я взбираюсь с ней в кабину моего крана. Романтика, блин!

На стройке я сразу прижился. Строители они ведь народец ушлый. Начальства нет – сразу за пол-литра. Меня просят: посмотри, мол, Серега, по сторонам. Ежели кто из мастаков объявится на горизонте – дай знать звоночком крана. А мне что? Мне не тяжело.
Вот только Валентин… Он странный какой-то. Поработаешь так с его на кране и сам запросто окуклишься.

На кране мне работать нравится. 45 метров над землей – красота. Уже не человек, но еще и не птица. Внизу копошатся строители. Кричат «вира-майна», а некоторые из шибко грамотных норовят знаками со мной объясняться, а есть и такие, которые флажками зачем-то машут. А чего махать-то? Слышимость же прекрасная. Пусть кричат, легкие разрабатывают.
Все бы ничего, да только вот Валентин… Он в этот день на работу какой-то задумчивый пришел. Может, в семье у него чего не заладилось или после «вчерашнего»? Кто ж его теперь знает...

Я поднимаю плиту, он – арматуру. Во момент поворота крана он мою плиту своей арматурой и задел…
От удара застонали тросы, и туловище крана угрожающе накренилось. Я только через стекло кабины заметил, как внизу подозрительно проворно перемещаются фигурки рабочих. Подальше от стройплощадки. Я машинально бросил взгляд на ограничители грузоподъемности. Сделал всё так, как учили. Стальное туловище крана балансировало на грани своего падения и моей жизни. Я уже представлял, как отрываются от рельсов колеса опорной тележки, как, словно домино, рассыпаются противовесы. В кабине крана напротив – вытянутое испугом лицо Валентина…
 
… Ее согнутый пальчик настойчиво стучал в стекло моей кабины.
- Чё надо?
- Сам не догадался?
- Вот бабы! Обязательно надо ответить вопросом на вопрос…
- У меня с собой книжка одного автора. В ней, между прочим, есть история и про меня.
- Ну, наливай!
- Ты не понял. Книжка уже написана и издана…
- Говорю же, наливай! Писатель твой её ведь еще не обмывал? Не по-людски, а то читаться не будет…
- Я… Как бы тебе это объяснить…
- Да уж не тупой… Объясни хоть как-нибудь.
- Короче, ты о музах слышал?
- Ну, были такие тётки… Кажется в Риме или в Греции… Но это давно было…
- Не «тётки», а сущности в женском обличии!
- Вот-вот, именно сучности. Ты книжкой своей перестань тут у меня перед нос размахивать. Я к твоему сведению, на работе. И вообще, здесь тебе находиться не положено! Ясно? Тоже мне, муза выискалась… Погоди… Так ты хочешь сказать…
- Теперь - мои поздравления! Свершилось!
- Нет, ну так быть не может…
- Еще как может…
- А ты чего – обиделась что ли на своего писателя?
- Нет. Просто дело сделано. Ему теперь вдохновение не скоро понадобиться. Так что теперь я к тебе…
- Ты ничего не перепутала? Я и в школе-то не очень любил читать… Поэтому рассказов и не пишу!
- Это пока ты их не пишешь… Наш мир состоит не только из железобетонных конструкций. Он построен еще и при помощи слов. И, поверь моему опыту, это очень увлекательное строительство...
- Спасибо! Просветила! Мне что теперь головой надо крепко удариться, чтобы ты меня посетила… Погоди… Я что уже ударился? Или еще ударюсь?
- Ты сегодня догадлив, как никогда!
- Знаешь, мне тут демагогию с тобой разводить некогда. Я – крановщик, а не писатель!
- Уже нет…
- Чего «нет»?..

…В кабине пикирующего башенного крана отчаявшемуся  пэтэушнику не место. Перед глазами почему-то пронеслись фотографии аварий со стендов по безопасности: неуклюжие краны, распластавшиеся на земле и уставшие краны, прислонившиеся казалось только чтобы передохнуть к соседним домам.
О чем я тогда думал? А думал ли я? Ни горе старушки-матери, ни слезы моей девушки, ни взрослая хмурость моих товарищей – все это не могло тогда прийти мне на ум. Было ли страшно? Ну, скажу так, это было еще непознанное мною ощущение.

Я лежу, зажатый в скорлупе смятой кабины и усыпанный осколками битого стекла. Стекла, в которое только мгновенье назад настойчиво барабанил согнутый пальчик странной незнакомки.
Хочу перевести дыхание и вздохнуть полной грудью. Но не могу! По-моему, пару ребер я себе точно сломал. Рука, словно плеть. Похоже, что сломана тоже. Из рассеченной брови левый глаз заливает кровью. Но слышу крики, и понимаю, что еще жив. Вижу бегущего ко мне по странной траектории Валентина. И только потом соображаю, что это моя голова лежит в таком мудреном положении. Он подбегает ко мне – бледный как полотно. Губы подрагивают, в глазах – страх. Он кричит мне что-то, и я понимаю, что я должен ему ответить, но мои губы меня не слушаются.
Я слышу, как мужики галдят рядом, мол, чего ж ты учудил-то Валентин? И слышу, как Валентин оправдывается и говорит им, что задумался…

И я задумался тоже. О том, что если, Бог даст, выберусь из под искореженных металлических ферм крана, то больше уже никогда не сяду в его кабину.
Может все-таки за письменный стол?