Пари

Пари

Они учились в одном институте в одной группе. Все девчонки сходили с ума от красавца Давида, одна Светка оставалась к нему равнодушна. Душа любой компании, заводила на курсе, почти отличник – чего ей не хватало?
        Нельзя сказать, чтобы Давида это сильно задевало, и без нее поклонниц хватало. Однако для картины всеобщего обожания ему не доставало одной-единственной светкиной души.
        На одной из вечеринок он пригласил ее на танец.  Другая бы повесилась на шею. Подобострастно заглядывая в глаза, начала бы намекать на развитие отношений. Но Светка, как всегда, оставалась безразличной к любимцу института.
        Он сделал вид, что шепчет ей что-то на ухо. Не расставаясь с ролью покорителя сердец, на самом деле тихо спросил:
        - За что ты меня так не любишь?
        - Не знаю, - прошептала девушка.
        И даже голову не подняла, продолжая смотреть мимо юноши.
        Музыка еще звучала, а Светка высвободилась из объятий Давида, не дождавшись окончания танца. Присела на подлокотник кресла и склонилась над Васькой, конопатым смешным однокурсником. С ним ей почему-то было интересней. Мгновенно завязалась беседа, через несколько минут они уже над чем-то добродушно смеялись.
        Не то спиртное в голову ударило, не то скопилось напряжение, которое появлялось в нем в присутствии Светки, но Давида прорвало. Он  незаметно подобрался к девушке, лавируя между извивающихся в танце тел сокурсников и, ухватив ее за локоть, потянул девушку на себя:
        - А я знаю! – зашипел он ей в ухо. - Ты мне завидуешь!
        - Чему? – отпрянула от пьяного верзилы девчонка.
        - Всему! Я красивый и умный. И мне все легко дается. А ты только экзамены умеешь сдавать! И больше ничего!
        - Давид, опомнись! Какая муха тебя укусила? – растерянно пролепетала Светка.
        В общежитии назревал скандал, и Васька отвел девушку домой.
        Про стычку вскоре забыли, как о досадном недоразумении, и все оставалось по-прежнему. Давид был в центре всех событий, а Светка – так, в виде бэкграунда.


        Была другая вечеринка. Она ничем не отличалась от прочих. Тем разве, что неприязнь Давида к неприступной девчонке обострилась как никогда. Он сидел за кособоким самодельным столиком – убогим детищем бедного студенческого быта - и разлагольствовал:
        - Все могу, если захочу! – испытующе поглядывал он на Светку. – Хочешь, пароход с пристани угоню?
        - Зачем? – удивленно спросила девушка.
        - Перепрыгну с крыши общежития на крышу соседнего дома!
        - Можешь. Не сомневаюсь, - услышал он в ответ невозмутимый насмешливый голос.
        - Скажу декану, что он дурак!
        - А он не дурак! Успокойся!
        И снова назревал скандал. И снова Светке предложили убраться. Но тут уже девушку разобрало.
        - Знаешь, - произнесла она с неприязнью. – Ты действительно можешь многое. Но далеко не все, как тебе кажется…
        Зрачки ее сузились. Взгляд сделался жестким и наполнился холодом. Она впервые смотрела с такой неприкрытой ненавистью на человека. По крайней мере, никто и никогда ее такой не видел за эти несколько лет совместной учебы. Давид же не унимался.
        - Что? Скажи что именно, и я сделаю! – кипел он, выходя из себя.
Светка уныло посмотрела в потолок (этот самовлюбленный дурак окончательно ей надоел) и начала лениво перебирать в уме варианты.
        - Ну например…
        - Говори! - задыхался от злобы Давид.
        - Ну вот представь себе… - не торопилась Светлана.
        - Да не тяни ты! - стали подгонять ее однокурсники. Им тоже было интересно узнать, что же такое она сейчас выкинет.
        - Ночь… - продолжала Светка мечтательно.
        - Ну? – сверлил ее нетерпеливым взглядом Давид.
        - Ты вдвоем с красивой женщиной… Представил?
        - Представил! Дальше!
        - Она у тебя на руках… - почти прошептала девчонка.
        - И что?!
        - Вот и я спрашиваю, - насмешливо произнесла однокурсница. – И что? Что ты будешь делать в этом случае?
        - Ну как что? – растерялся Давид. – Известное дело! Что делают в таких случаях…
        - Говорю же слабак! – презрительно ответила девушка. - Это может каждый! А вот смог бы ты… скажем…
        - Да говори ты быстрей! Чего резину тянешь! – почти хором проревела заинтригованная компания.
        - Ладно! – собралась с духом Светка. Затем посмотрела в упор на Давида и безжалостно произнесла, чеканя каждый слог - Смог бы ты просидеть так всю ночь и просто: рассказывать, к примеру, анекдоты… Или песню насвистывать?.. А еще лучше…
       - Ну что, что? – едва сдерживая смех, загоготали веселые студенты.
       - Поступим еще чудней, - подзадоривая публику, произнесла Светка выдерживая томительную  паузу. – Ты ей всю ночь будешь… - девчонка снова посмотрела в потолок, - будешь…
       - Читать лекцию о запасах медного колчедана в Сибири! – подсказал ей Васька и расплылся в улыбке.
       - Петь колыбельную! – нашлась наконец Светка. - Как младенцу! До самого рассвета! Идет?
       Взрыв хохота. Девчонка над ним издевалась, это уже не вызывало ни у кого сомненья. Уязвленный в самое сердце, Давид вскочил и начал кричать, сжав со злости кулаки:
       - Ты ненормальная! Дура! Закомплексованная! По твоему шизоиду психиатричка плачет! – и в бешенстве выбежал из комнаты…
       И снова все устоялось. Однажды он чуть не провалил экзамен, и Светка вовремя подбросила ему шпаргалку. После экзамена они случайно встретились на улице, и он проводил ее до дома. Уже попрощавшись с ним, девушка набралась наконец смелости и попыталась извиниться за свою глупую выходку в общежитии, но ей помешала болтливая соседка. На том и разошлись…


        После окончания института все разъехались по разным городам. Геологом Давид так и не стал, эта профессия была уже не престижна. Однако он без труда сделал карьеру в бизнесе. С его-то талантами! Преуспевающий, довольный собою, он жил в центре Москвы и о студенчестве не вспоминал. Пора эта была для него как последний этап разгульного детства. Но однажды его вызвали на родину. А родина была в горах. В небольшом селении умирала его бабушка. Единственный родной человек…
        Застать ее живой Давиду не удалось. Он даже на похороны не успел, так долго добирался. И все, что осталось сейчас от нее - это старые вещи и ветхое жилье, которое иначе как хижиной назвать было нельзя.
        Он сидел у очага, смотрел на огонь и вспоминал дорогого ему человека. Как бабушка пекла лепешки, как поила его отварами трав, когда он болел, как тихо напевала, сидя у старого очага. Седая прядь волос упрямо выбивалась из-под платка и падала ей на лицо. Она старательно ее убирала тонкой сухой рукой и принималась дальше перебирать сухие веточки растений. Пучки травы еле слышно шуршали, огонь в очаге потрескивал, тень, словно призрак, сонливо колыхалась у нее за спиною.
        Бабушка никогда не ругала его. Не потому что смотрела сквозь пальцы на шалости внука. Просто она его понимала. Потому что их души жили в унисон.
        Одиночество стало невыносимым и он пошел в горы.
        Все здесь напоминало о детстве. И столетний дуб, в дупле которого он прятал школьный дневник. И старый колодец, в котором он утопил когда-то новые кеды. И развалины старой заброшенной крепости…
        Он пошел дальше, к склону горы, и вот тут, у ее подножия, наткнулся на неподвижно лежащее тело.
        Это была женщина. Она лежала ничком. Очевидно, ударилась головою о камень при падении. И пролежала тут довольно долго, судя по тому, что кровь на растрепанных волосах уже запеклась. Но жизнь еще теплилась в ней, пульс прощупывался. Давид перевернул ее навзничь и сразу узнал. Это была Светка, его бывшая однокурсница…
        Как она сюда попала? Какая беда с ней стряслась – выяснять было некогда. Он взвалил ее на плечо и понес к дому.
        Всю ночь она бредила, бессвязно бормоча о каких-то пробах.
        Медикаментов в доме не оказалось. И Давид стал через силу поить ее отварами, рецепты которых вспоминал на ходу. Благо вся старая хибарка была увешана пучками разных трав. Однако жар не спадал, а только усиливался.
        Бежать за врачом? Далеко. Пока его разыщешь, пока вернешься… Женщина может потерять последние силы и угаснуть совсем. Второй смерти он себе не простит. И он остался со Светланой…
        Жар сменился ознобом. Женщину трясло от холода, и он укрыл ее ветхим одеялом (другого здесь не оказалось). Но и это женщину не спасло, ее по-прежнему знобило.
        Тогда он завернул ее в свою куртку, взял на руки и стал согревать своим теплом.


        К утру озноб и жар, постоянно сменявшие друг друга, стали спадать. Женщина перестала бредить, но в себя еще не приходила. И он догадался, что это кризис. Или она выживет, нашлись бы только силы, или же умрет. Оставалось только ждать.
        И он ждал, качая ее на руках, как младенца. Качал и тихо напевал старинную бабушкину песню, которую слышал в далеком и счастливом детстве. Кажется, это была колыбельная…
        О старом глупом пари он и не вспомнил, потому что хотел сейчас лишь одного: чтобы женщина осталась живой. И больше ничего.
        Качал и пел. Качал и пел.  До самого рассвета…


        Наконец она начала приходить в себя. С трудом приоткрыв тяжелые веки, женщина задумчиво уставилась в облупившийся потолок. Смутно представляя себе, где находится, она  приподнялась затем на локте и осмотрелась кругом.
        В завешенное пучками сушеной травы небольшое оконце весело пробивалось шкодливое солнечное утро. Сочная зелень влажной травы во дворе, которую с удовольствием щиплет смешная коза с колокольчиком на шее. Щебет птиц. Любопытный воробей на подоконнике, склонив голову набок, уставился на нее темными бусинками глаз. Все это показалось ей давно знакомым и до удивления родным. Она ощутила сейчас даже вкус козьего молока на своих спекшихся губах.
        Не сразу, правда, но женщина вспомнила: это та самая покосившаяся от времени хибарка, в которой несколько дней назад она заночевала. Но старой милой женщины, хозяйки жилища, она здесь не увидела. Зато в углу,  перед закопченным разбитым очагом сидел темноволосый парень с воспаленными красными глазами. Устало согнувшись, он хмуро смотрел на догорающие угли. Думал о чем-то.
        Это был ее однокурсник, она узнала его.
        - Давид? – еле слышно прошелестела Светлана. – Что ты тут делаешь?
        - Песни пою, - угрюмо отозвался тот.
        Женщина помолчала. Потом разочарованно произнесла:
        - Не изменился, - и вяло опустилась на подушку.
        Она так и не узнала, что он выиграл тот давний спор…