История одного очага

Дело было в городе Казани.
До 33 лет я жил на улице Баумана в доме №46.  Когда-то это был дом купца В.М.Лошкина, построенный им в 1849 по проекту архитектора И.П. Бессонова.  Дом был двухэтажным с фасада и трехэтажным со стороны двора. Квартира наша представляла собой комнату площадью 35 квадратных метров. Она была поделена фанерными перегородками на три части, имела очень высокий потолок и окнами выходила на  улицу. 

Одно из первых воспоминаний (наверное, зима 42 - 43-го) – металлическая печка “буржуйка” в которой жарко горит огонь. Труба “буржуйки” тянется  в неведомую высь. В комнатах прохладно. Окна “плачут”, и вода с подоконников по тряпкам-фитилям капает в подвешенные бутылки. За трехметровой фанерной перегородкой живет семья Бурман, эвакуированная с Украины. Мой брат Рафаил бросает через стену кубики и кричит:
- Уходите из папиной комнаты.
Отец на фронте.  Мама работает допоздна, и мы ее видим мало. С нами постоянно мамина мама – Нагима дяу ани.

В комнате была своя печь и, позднее, когда из комнаты исчезла “буржуйка” я рассмотрел ее. Удивительная это была печь. Она углом высилась в углу и топилась из коридора. Все называли ее “герметической”. Дверка топки у нее была двойной, подтопка и колосников не было. Не было и задвижки трубы. У печи на четырех метровой высоте была лишь вентиляционная заслонка, связанная с дымоходом, в которую и была задействована труба ранее упомянутой “буржуйки”. Эта заслонка всегда была закрыта. Через много лет, когда мы с братом ломали эту печь, то в дымоходе насчитали 12 ходов.  Топилась печь следующим образом. Открывалась топка.  Загружалось две охапки крупно колотых дров. Дрова прогорали до углей, топка закрывалась. Все.
Топили печь через день. В зиму она брала 10 кубометров березовых дров. Угли складывались в корзину и шли на топку самовара. Температура в комнатах всегда держалась 18-19 градусов.
Пищу готовили на общей кухне, на керосинке. Там же стояли соседские лари и сундуки, керогазы и примусы. Четверть кухни занимала огромная “русская” печь. На печи хранился всякий хлам и корзина с углем. Тут же у печи ставились и самовары.  Саму печь топили только по праздникам и пекли в ней пироги.  Начинали топить за три дня. Сначала пироги пекли соседи из дома во дворе, у которых кухни не было, а завершали жильцы нашего коридора. Жило нас в коридоре шесть семей – шесть хозяек: Вера Васильевна, две тети Маруси, Наталия Ивановна, Хадия апа и моя Нагима дяу ани. Жили дружно. И хотя, бывало всякое, старались поддержать друг друга. 
Делились кулинарными секретами. Помню, как-то тетя Маруся спрашивала:
- Нагима апа, а ты в эчпочмак мясо кладешь вареное или сырое?
- Сырое.
- А как же оно успевает запечься вместе с картошкой, если мясо варится дольше?
- Успевает, – отвечала та.
Нагима дяу ани была человеком добрым, мягким. В юности она один год ходила к абыстай, где научилась читать и писать. В тридцатые годы посещала курсы ликвидации безграмотности (Ликбез). Вот и вся ее учеба, но она была человеком образованным. Читала книги,  написанные арабским алфавитом, латиницей и кирилицей. В книжном магазине “Дом печати” у нее были знакомые продавщицы и они, как в библиотеке, давали ей почитать все новинки татарской литературы.
Шли дни…
В 59-ом на кухню провели газ, а керосинки и вместе с ними “русская” печь ушли в прошлое.  Газ освоили быстро, и он всем очень нравился. В 64-ом газовые горелки установили и в печи. Это была революция. Исчезли из обихода керосин, дрова…
Так мы жили.  Детский сад, школа, работа, заочно университет…
Май (видимо 66-ой), мы с братом готовимся к сессии, дело к обеду. Пищу в бидончике приносим  из “Дома татарской кулинарии”, что в двух кварталах от нас. Получалось быстро, вкусно и не дорого. Бросаем жребий на тему, кому принимать решение: “Кто идет за обедом?!”
Вообще жить на Баумана было интересно. Постоянно приходили друзья, знакомые, родственники…  Кто-то что-то оставлял, что-то уносил, что-то просил передать кому-то или просто заходил повидаться…
Позднее, в 71-ом, мы разобрали печь и поставили в коридоре газовый котел “АГВ”, который и грел нас до тех пор, пока мы не выехали из этого дома. 

В октябре 98-го дом за ветхостью разобрали.