Ужас

Он сидел на жестком скрипучем стуле и смотрел на дверь. Смотрел, не отрываясь, боясь лишний раз вздохнуть и пошевелиться. Там, за дверью, жил ужас. А здесь, в одной комнате с ним, толкались плечами тоска и безнадежность. Казалось, к чему мучаться, мерять глазами белый дверной проем с  направленным ему прямо в лоб отверстием замочной скважины, вздрагивать от каждого шороха, доносящегося из-за неплотно прикрытой двери? Не лучше ли встать, сделать три-четыре решительных шага, обхватить горячей ладонью прохладный цилиндр дверной ручки и рвануть его на себя? И уже встретить то, что затаилось там, открытой грудью, обветренным лицом, распростертыми объятиями! Но куда там! Он почти физически ощущал тонкую зеленую дымку страха, сочащуюся из-под двери, стелющуюся по полу, жадно обволакивающую его лодыжки! И по ним, по лодыжкам, голеням, коленям, ползущую к его бедному сердцу. Сердцу, трепещущему в груди, как птаха со сломанным крылом на ночном шоссе в ослепительном свете фар огромных и безжалостных колесниц. Эх, если б крылья! Подбежать к открытому окну, легко отодвинуть занавеску и полететь! В небо, чистое, спокойное, беспечальное. К яркому теплому солнышку, к пушистым тучкам, к дождику, что омоет его воспаленное чело и враз снимет все заботы и скорби. Унесет их к земле, и там, далеко внизу впитается вместе с ними в иссохшуюся почву, напоит ее и прорастет чудесными цветами забвения и тихой красоты. Но нет, нет крыльев, а если бы и были, нет сил, чтобы расправить их! Есть силы ждать, вцепившись руками в сиденье, закусив губу и вздрагивая всем телом при каждом подозрительном звуке. И есть силы открыть обметанный рот в беззвучном крике, когда дверь, наконец, откроется, и медсестра, как ангел судьбы, безжалостно повлечет его туда, в распахнутую на него пасть блестящего кресла боли с зависшим над ним скорпионьим жалом бормашины!