Настоящая ненависть

               
Патроны кончались, а немцы всё шли и шли. Передние германцы  падали под метким огнем советских пехотинцев, но сразу вырастали идущие следом – сжимающие в руках свои автоматы и винтовки со штыками, с лицами, искаженными гнусными фашистскими ухмылками.
Петр Гоняев методично расстреливал немцев одиночными выстрелами из своего ППШ. В последнем  диске оставалось патронов тридцать, и поэтому Петр прицеливался особенно тщательно.
«Интересно, - подумалось ему, - в Германии народа в два раза меньше, чем у нас, а людей они совершенно не щадят. Ведь это, наверно, приказ у них такой – идти в атаку в полный рост?»
Он прицелился в маленького фашиста, с видимым трудом держащего перед собой винтовку со сверкающим штыком, и плавно нажал на спуск. Фашист выронил винтовку и как бы нехотя завалился набок.
Внезапно Петру захотелось покурить. Он представил как будет доставать кисет, набивать трубку, которую вынул у первого убитого им  фашиста в самом начале войны. Белобрысый паренек напоминал соседа Мишку, сына репрессированного инженера Силаева. Было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что он убил, а не его, а плохо из-за жалости к фрицу. Ему бы, как и Петьке, жить да жить… А еще была злость и на фашистов, и на коммунистов, которые то лижутся да договоры заключают, а то начинают воевать, заставаляя людей убивать друг друга …
«Нет, - подумалось Петру, - курить нельзя, а то донесут о том, что я вместо яростного сопротивления фашистскому гаду перекуры устраивал… За это и расстрелять могут…»
Гоняев опять тщательно прицелился в высокого немца с таким же как у него трофейным  ППШ, и снова не промахнулся.
«Прямо снайпер», - с горечью подумалось Петру про самого себя. Ему стало стыдно, что он – сын репрессированного и убитого в советском концлагере священника так старается для убийц собственного отца. Слева от Петра ойкнул и осел на дно окопа  Рашид Абубекеров. Петр не мешкая нагнулся  и снял с автомата убитого диск. Даже несколько лишних патронов могли спасти жизнь.Взгляд скользнул по притаившемуся на дне же окопа политруку Аракеляну.
«Тварь позорная, - усмехнулся внутренне Петр, - только на собраниях храбрый!»
Гоняев так и не мог решить, кого он ненавидел больше – коммунистов или фашистов. Конечно, фашисты лично ему ничего плохого не сделали, а если бы они и евреев  не трогали, то он, скорее всего, давно бы к ним перебежал. Но вот из-за евреев Петр и не стал изменником советской родины.
Отец Петра – настоятель храма Донской Пресвятой Богородицы протоиерей Кирилл еще только когда о Гитлере впервые заговорили, сказал, что дело их проигранное, потому как против евреев хвост подняли.
«У евреев великая сила, - у них банки по всему миру, - говорил отец Петра, - Они Гитлеру и мертвому не простят этого гонения на них…»
Отцу Петр верил как Богу, а может и больше.
В магазине кончились  патроны, и Петр быстро подзарядил к своему автомату диск Абубекерова, мысленно поблагодарив убитого товарища.
«Эх, выжить бы в этой войне, - думал Петр, прицеливаясь в очередного фашиста, - да дожить до того момента, когда коммунистов скинут…»
А впереди были еще годы и годы нескончаемой  войны…