слон

Есть воспоминание: гадким вечером пыльного августа я топал расставаться с девушкой. Москва холодала, впадая в легкий озноб; мы разрывали отношения третий месяц. Дохлое солнце кунало себя за дома-кипичи, деревья тоскливо шептали мне что-то своими чересчур зелеными листьями. Но я не мог их понять.

Даром что выдолбленными дворами пел и пританцовывал под выкрутасы буржуазной эстрады с ее налаченными мотивами, настроение было паршивым, и все больше не от девчонки, а от, просто выражаясь, кризиса самовыражения.

Ощущая в себе силы делать что-то крепкое, делать это я ленился в силу разных причин, а так как ничего сделано не было, душу заполоняло неудовлетворение. Мысль уже рождалась, проносилась по зачехленным подвалам подсознаний, озаряя их в один миг, и после такого кропотливо прописывать ее безумные пируэты, слово за словом, фраза за фразой, брать резец по слову и работать ремесленником, точить по букве. Нет уж - увольте.

Не верю я такому оправданию сейчас, не верил и тогда. Оставалось, понурив нос, топать дальше, предаваться праздному потоку грязевых мыслей, давать ему поглотить себя. Пролетали мимо вывески жестяных киосков, нелепые плакаты, лица людей – каждый образ давал пищу уму, исходившему вхолостую.

Лишь в провонявшей тухлой поздемке можно было приняться за чтение очередной книги об очередном кризисе. Все, поверьте, в действительности не так, как на самом деле, и это, естественно, от нас скрывают подлые буржуи в сговоре с отечественным филиалом заговора. Бытие наполнено матричными, как в голливудском фильме, сигналами-символами, читай брендами, торговыми марками, понтами, через которые, а вовсе не через слова происходит коммуникация. Позевывая, я закрыл книжку, запомнив последнее слово прочитанного абзаца: онтоцид, убийство сущего.

Земляной воздух здесь, куда мы приехали, уже меньше пах кротами, но больше расстрельными, каторжными гранитами в мраморных оборках. Я ступил на эскалатор и понял, что просто нет сил делать что-либо. Со слипающимися глазами я выполз, чтоб увидать последние хрипы дохлого светила. Ох, ветерок, полный бензину и прочих чудес, что поддувает, тебе в нос со всех платформ открытого вокзала. Тебе пою оду.

Она была на вокзале. «Знаешь, - начала она по-маяковски, - я выйду замуж. Всенепременно, и понарожаю круглощеких идиотиков. Но не за тебя. Гуд бай, словом, май лав».

После этой фразочки она, потрясая куртенцией в модной грязи, развернулась и пошла к растянутой как надежды электричке. И ведь почти бы дошла, но на нее упал с небп милый розовый слон, и, кажется, сильно придавил. Вас удивляет слон? Не удивляйтесь, это же мое воспоминание: что хочу, что и воспоминаю.


Рецензии