Глава 7. друзья враги

 
   Глава 7. ДРУЗЬЯ — ВРАГИ
  Я нахожу частицы лучших проявлений своей духовности в прежних друзьях, тех, что знали меня еще юной девочкой, и вижу, насколько сильно я изменилась. Эти изменения моего характера, словно свидетельства утраченных иллюзий, тогда жизнь — это лучшая иллюзия, ниспосланная человеку. Меньше нежности, меньше доверия и еще меньше, если не полное отсутствие апатии, которую раньше я принимала за стремление к определенной цели, а на самом деле это лишь духовная юность, не изувеченная гонкой жизненных устремлений и завоеваний.  Эту абстрактную нежность, не имеющую конкретного направления или объекта, мило ощущать в непринужденном разговоре с бывшим страстным поклонником, и наверняка он в этот момент собирает в мыслях мозаику нашего нежного общения, а в реальности находит уже то, что не привлекает его внимания.
      Непосредственность свою обнаруживаю случайно в случайно мелькающем рядом поэте, которого я не могла принять за друга тогда, а теперь… Странно, почему именно он стал носителем той непосредственности, на которую покупались многие мои почитатели? Неужели он так хотел приобщиться к моему миросозерцанию, что случайно похитил исконно моё обаяние юности?..
   Ранимую гордость я тоже нахожу, но теперь она стала уродливым и болящим шрамом, а в юных поэтах она видится недозрелыми составными крыльев, недоразвитыми крыльями. 
   Я хочу снова стать нежной и привлекательной, но эти развитые крылья пугают взмахами людей. Они шокируют и отвращают потому, что нет рядом сильного, — только лишь мелкие грабители моей сокровищницы, так ярко теперь блистающие моими прежними достоинствами. Грешные, грешные  люди, они смеют называться друзьями, не желая видеть и слышать моих тонких страданий, причиненных утратами и обретением ими моих утрат.  Это всё бывшие друзья, покинувшие меня, бросившиеся с добытыми ими моими сокровищами навстречу суетности и приобретению авторитета. Мое имя они помнят, но лишь вскользь, как вспоминают настоящего владельца замка родственники, разорившие отца своей игрой в рулетку.
    Их обретения теперь не отнять. Можно лишь убедиться в присутствии качеств, так родных мне, так поднимавших меня над толпой марионеток, что в том полете я,  очевидно, потеряла курс и сбилась с пути. А в это время друзья — враги похватали все мои выигрышные фишки и стали играть ими на своем поле, не пытаясь нагнать на пути и отчасти поделиться награбленным у меня же. Браво! Хапуги, обольстившие меня своим вниманием и неприкрытой игрой в добродетель, теперь на конях и брезгливо трогают кончиками пальцев простертые к ним руки вместо настоящего приветствия друзей, вместо того, чтобы поздороваться, —  налет сочувствия с истинным равнодушием, разбавленным красным льдом — их прежней искренней кровью друзей, готовой влиться в мою рану для братания. Но как я могла смотреть на их игру сквозь пальцы и не предпринять козырного разворота на вираже?! Мне было жаль их, мое живое сердце всегда принадлежало им без остатка, и они воспользовались этим, как жадные дети вокруг обряженной в сладости елки.
   И совсем уж неожиданно для себя я обнаружила ненависть и злобу в отношении ко мне в своем самом близком друге. Оказалось, он кормился возле меня моей любовью и нежностью, сам же набивал свою пустоту моими богатствами, и теперь, преобразившись и обернувшись ко мне обратной перспективой, он удивляет бывшими моими богатствами своих почитателей. Это не базар: твое—мое, это неблаговидные факты жизни. И где теперь твое, где мое — сам Бог не разберет. И чья сама-то я — неизвестно. Богова, наверное. Дети выросли, мужем новым так и не обзавелась. Истинно Богова. Ненаученная салажонка.

  Но все тучки и туманности восприятия мира побеждены случайной выползкой в свет, — вот увидела мило прогуливающегося журналиста с его благовоспитанной семьей, царапнуло ощущение привязанности, даже магнитного притяжения к этому фрагменту действительности и захотелось жить, вдыхая легкими воздух счастливого благоденствия в упоении страстью интеллектуального общения. Но прошли мимо друг друга, как послушные факты разумного бытия: он — с женой и взрослеющим дитем, я — со своим ощущением счастья от внезапной встречи и узнавания того счастья друг в друге, как в зеркале. Вдохнули — расслабили энергоцентры — выдохнули, а счастье засело в легких и благоденствует солнечным сиропчиком, обволакивая сознание. Прошел — увидел — победил, — цезарианская монограмма в лицах и походке. А счастье осталось в глубине сознания и теперь любую мерзопакостность внешнего мира легко сгладить, обобществить и превратить в абсурд, ибо ты счастлив и ты этим сильнее всего на свете. Даже если теперь земля разверзнется под стопами твоими по каверзной шутке природы, ты пройдешь над бездной легкой походкой и не заметишь какой-то там пропасти как можно не заметить временную облачность или грозу, если ты увлечен. Береги эту радость, она твой стержень и твой накал, коим ты пользуешься как своим голосом для общения с людьми.   2007, 4 марта


Рецензии