Пасха

Как-то я работала с  дизайнером и задача у нас стояла – создать пасхальную открытку. Мы говорили с ней о Боге, о празднике, о том, что мы должны выразить в этой открытке  и передать людям праздник. В итоге мы изобразили стол со жратвой. Пусть ярко и солнечно, пусть на хорошей бумаге и с высечкой, но от стола мы уйти не смогли. Цветасто и празднично с пасхами и яйцами, длинючий стол на весь макет в оригинальной художественной манере.
Я вспоминаю. что это праздник значит для меня.
У моей бабушки было пятеро детей и девять внуков, плюс еще  избранники, этих ее детей, бывало, что без родственников своих. На Пасху приезжали все. Кто с ночевкой, кто с со свяченым скарбом.  Уж не знаю то ли традиции были в семье так сильны, толи пасхальная свежина их приманивала, но как правило были все. 
Дурдом начинался в пятницу вечером. Все съезжались. Непривычно нарядные, во всем хрустящем и разговоры были только об этом. Что де взялось да сколько стоит. Мужики после ужина брали пузырь и пропадали, мы их потом всегда встречали на заре, сидящими на крылечке и всегда им находилось, что нам сказать. И всегда разговор был не конструктивным.
Женщины, были заняты обустройством спальных мест. Разместить такую ораву в одной комнате задача для женщин со смекалкой пустячная, только хлопотная. Бабушка была женщина запасливая, и у нее всегда хватало всем одеял и подушек. А Как насчет места, где ты будешь пытаться заснуть в этой селедочной? Не выяснив этого, уходить было нельзя.
Мы – это я, и две мои двоюродные сестры. С ними связано все мое детство. Мамы наши дружили и были настоящими сестрами. Настоящими, то есть готовыми стоять на смерть перед друг другом. Только стоило одной выйти за муж тут же вышла и вторая. Примерами этого соперничества были и их дети. Старшая моя сестра имела свой индивидуальный вектор развития, родилась она раньше, моя тогда была не готова к детям, и ей было проще. Но через три года ее мама снова надумала рожать и моя через год тоже всех осчастливила мной. Бабушка детей любила и радовалась когда у нее жили внуки. Дети же старались ее не огорчать, и мы жили у нее всегда. Это был наш мир. Я помню его совсем маленькой. Я помню его школьницей, как мы сидели на печи и писали на стенах мелом примеры, как спали до вечера и приходили утром.
После того как мы пошли в клуб, а дорога была проложена старшей из нас. Они тоже были сестрами и в моей жизни это имело, на тот момент тоже значение. Каждый вечер было чем заняться. Нет ничего страшнее,  чем попасть под раздачу и вертеться в круговороте   взаимно исключающих поручений. Конечно, мы не сразу секанули, что они так заняты собой и тут главное не напоминать о своем присутствии, а когда за тобой прейдут быть очень занятым или недосягаемым.  Клуб был для меня всегда политическим убежищем. По этому свободная жизнь воспринималась легко и была не реальна. Так как все равно ты прейдешь домой и будешь мусолить картошку, щипать кур, мыть пол или лузгать семечки на печи, смотря как дед читает газету, а бабушка шьет. А потом вообще уедешь, где это все не будет иметь никакого значения, кроме как рассказать Наташке о свой уйкенд.
И мы бегая за сарай купить и распевать то что привезено, строили планы на вечер, обсуждали кавалеров и признавались в любви друг другу.  А вечером шли.
Утро было ранее, в девять, по графику. Все желающие уже пили кровь из пульсирующей вены кабана или свинки, а в десять мне доставалась миска внутренностей, которые нужно было разобрать и почистить. Потом мы чинили колбасы,  возились у печи с тестом. Спорили над рецептами, хотя рецепт, был всегда один, и мне его уловить не удалось, просто, делаешь все правильно, как бабушка говорит.
В субботу конечно нельзя есть было, но детям и убогим можно. Я обожала пасху у бабушки, никогда больше ни один кулинарный шедевр я так назвать не смогу. Караулила у печи, как в детстве с чашкой под парное молоко пока бабушка доит корову. И колбаса, с которой течет жир, если всунешь вилку. И буженина, в которой я знаю каждую дырочку где что лежит, в громадном таком куске, запеченном в ржаном тесте. 
Потом мы драили-чистили, и красились. Каждая разбирала цацки остальных и пробовала на себе. После обмена культурным опытом мы шли за сарай и пили первые 0.5, для настроения. (Я потом пробовала прийти как-то трезвая и зареклась этого больше не делать никогда.)  Возле сарая была дырка в заборе, и мы с песнями и шутками стекались в оплот культуры на селе, убивая в дороге обувь.
Дорога была дальняя и по дороге мы выпивали с подкреплением вторые 0.5. И так до утра. Утро приходило с появлением машин телег и пеших нагруженных хавкой вливающихся в поток тянущихся к истиной вере, к храму.  Начиналось это все с четырех а до шести когда и наши пойдут на поклонение нужно было быть уже глубоко спящими. Я так ни разу святить ничего и не ездила – проносило. Нет ничего хуже, чем попасть под раздачу когда твои близкие окружены друзьями детства и родственниками. Но раздача вещь неизбежная.
К девяти наливалась в тазик вода. Почему-то всегда ледяная. На дне тазика были два яйца и копеечки. Каждый должен был умыться, потереть щечки яйцами, что бы били красненькие и взять себе копеечку. И две девахи, ночь коих прошла в разнообразных излишествах тоже были обязаны.
Утро Пасхи. Сказать что мне было плохо, это ни сказать ничего. Сонных, с красными щечками нас сажали за стол. Большой такой, где было все что я так любила и хотела вечером. Пахнущий всеми возможными запахами.  И  свяченое вино.  Розговиймося – говорили они и заставляли есть яйцаи колбасу и свяченый сервелад и яблоки которые с дачи и долежали. Каждый ездил со всей корзинкой.  Потом фото на память. На фоне одного и того же забора у меня коллекция  фоток, стараюсь ее никому не показывать, где рожи мы прячем а стоять обязаны, блага мы не выделяемся на общем фоне.
Бабушка завязывала всем в платочек пасху и яйца и отправляла к крестным, поздравлять.  Потом рассматривали подарки, потом деребанили кабана или свинку. Тоже скажу процесс не простой, но проходящий в праздник весьма мирно. И все разъезжались.
В дороге ко мне приходила раздача, как все неизбежное. Уходит она не торопилась и до ночи я слушала какое я говно и как я посмела чокаться за столом да и вообще пить вино, и что я не видела как все на меня смотрели.  Мне возразить было нечего, так как разговор мог бы получиться интересным, а интересоваться, у нас было не принято. Потом когда она осталась одна, она уже так больше не прикалывалась, хватало того, что над нами прикалывались все остальные.
Помню серьезный разговор в девятом классе, в том же месте по тому же поводу и в том же составе, о том что мне необходимо поступить в медучилище  будет кусок хлеба, а лучше выйти замуж за парня с которым я встречалась. Такого парня, меня убеждали, что больше не будет. Дом  в деревне, огород хороший, квартира в поселке, машина и высокая должность родителя в том же поселке. Все хотели нам добра. Я не знаю, как она это вынесла, тяжело, но вынесла. Человек все может вынести, если у него есть вера.
Веры у меня не было и в конце праздника меня всегда тошнило.
Понедельник был страшный, тогда еще не красный в календаре, но я все равно проводила его в постели избитая морально, с отравлением и крипаторой.

 
Христос Воскрес.
Во Истину Воскрес.