Люди с зашторенными душами

               

     Звуки в нашем поселковом пятиэтажном доме подстать городским, и начинаются всегда одинаково. Вначале шестого как-то сонно и чуть приглушенно захлопнется, придерживаемая ранним жильцом, входная дверь. На некоторое время все стихнет. Потом, как бы извиняясь за беспокойство, то приближаясь, то удаляясь будет ширкать метла дворника. После шести входная дверь захлопает чаще. А когда пойдут школьники, хлопки будут звучать отрывистыми выстрелами  вперемешку с детским гомоном, взрывами хохота и не очень-то приятными для слуха пожилых людей выкриками. И опять на какое-то время всё успокоится, только неугомонные машины будут добродушно рокотать по дороге за пустырём.
     Летнее утро начинается несколько иначе. Раньше всех просыпаются птицы. Потом «заговорят» водосточные трубы. Умываются люди. Через несколько минут будут звучать сдержанные хлопки входных дверей на всех этажах. Рокот разогреваемых машин под окнами дома смешается с перестуком чьих-то торопливых каблуков и, опять, тишина. Несмело чирикнет воробей, подаст голос сердитая ворона и озорно запоют пересмешницы синицы.
     Утро вторника начиналось как обычно. Когда рано проснувшиеся жильцы торопливым шагом ушли на автобусную остановку, послышались совсем необычные по нынешним временам, но такие милые сердцу бывшего крестьянина, теперь живущего в доме со всеми удобствами, звуки: «Вжик! Вжик! Вжик! Цзень-зень, цзень-зень и опять вжик, вжик, вжик!»
     «Косят траву, - подумалось мне. – Хорошо кто-то косит, с оттягом. Звуки ровные, размеренные, как тиканье часов, размашистые. Пойду на балкон, погляжу на современного косаря…»
     В полосатой тельняшке, синих рабочих брюках и видавших виды красовках,
Средних лет мужик косит траву на пустыре. На голове защитного цвета накомарник. Руки, плечи, уверенная поступь привычного к работе человека – необычайно красивы. Июльское разноцветье трав ложится ровными валками. Беленькие бабочки кружат над покосом, будто девчушки бегают наперегонки. Зато кузнечики важно, с достоинством достали свои невидимые трещотки, голосистые скрипочки и, каждый заиграл свою мелодию. Зазвучала оглушительная музыка никем не управляемого оркестра.
     «Вот он, подарок летнего утра! Каждая травинка надела свой самый яркий наряд. А запах! – мысленно восхищаюсь я. – Напитавшись соками, согреты самым щедрым солнцем в году, травы пахнут мёдом и молоком матушки-Земли».
     Когда восторженные мысли улеглись и взяла верх житейская рассудительность, покатились думы, как гружёные телеги, «Эх, глупые мы люди! На жизнь глядим в полглаза. В ведь именно в эти дни Рай спускается на грешную Землю. Вот где радость нашего бытия! Только где там? Вон, женщина в цветастом платье без рукавов идёт по тропинке. Но ей, похоже, не до цветущих трав. Смотрит под ноги, наверно боится сломать каблук. А вон толстячок едет на велосипеде. Этот и вовсе ничего вокруг не замечает. Э-эх, зрячие глаза да слепые души. Возомнили себя «великими», думают, что решают важные проблемы. Нет, родные мои, нам бы возвыситься до уровня травы, не то, что дерева. Нам бы научиться у них жить и умирать благоухая. Бывало, зимой морозною внесёшь в избу клок сена и наслаждаешься запахом летного луга. На Рождество мама земляной  пол сеном устилала, а меня с братом на ржаную солому спать укладывала. Это чтоб мы здоровенькими росли и скотина в хозяйстве водилась. Какая радость была так-то лежать, дышишь, не надышишься. Не-ет, куда этим мягким диванам и дезодорантам до той, природной, взлелеянной  приятности.
     «Прогресс, прогресс! Всё во благо человека!» - слышим мы по десятку раз в день. А так ли это? Вот я и говорю, что возгордившийся умник хуже глупца», - закрывая балконную дверь, размышляю я.
     Так бы передумалось всё и забылось, как многие мысли, подобно ветру летят неведомо куда, если б позавчера, уже под вечер не запахло дымом. Выглянула в окно и ахнула. Горел стожок сена в каком-то десятке метров от детской песочницы. Вокруг жарко пылающего «костра» бегали ребятишки семи-девяти лет, стараясь достать друг дружку стеблем чуть увядшей крапивы. Хохот, визг, озорство. Невдалеке, на сдвинутых скамейках сидят ребята и девушки постарше, играют в «подкидного дурака» и потягивают баночное пиво. И никакой обеспокоенности в их поведении, что ребятня подожгла стожок сена, явно не наблюдалось. Дескать, ничего особенного, горит и горит. Детская шалость, сами такими были. Не жаль человека, который косил, сгребал это сено. Не жаль скотину, которой было заготовлено это сено. Не жаль живую траву, обжигаемую огнём. Ровным счётом полное равнодушие сквозит в их лицах.
     Окна четырёх подъездного дома равнодушно смотрят на полыхающее кострище. Мне в эту минуту почудилось, то, и жильцы дома смотрят в окно стеклянными, застывшими глазами. Люди, сами того не ведая, уничтожили границу между Добром и Злом. Теперь им всё едино.
     «Живородящие роботы. Где им вспомнить о скошенных ромашках. Глупое, бездумное озорство. Хохочущая необузданная стая бездельников…» - с горечью думала я, выйдя на балкон. Смотрела на догорающий стожок, вздыхала, будто стояла у языческого погребального костра. «Вот, с этим легким дымком поднимается в недосягаемую высь бестелесные души скошенных и невинно преданных огню братьев наших. Другое дело, когда горят дрова в печи, а когда горит сено – это просто ничем не оправданное варварство. Ох, люди, люди. Как же трудно достучаться до ваших сердец.  А ведь нам жить на этой Земле, и других вариантов нет…»
     Солнце горячим кровавым угольком садилось за синюю тучу. Впереди бегущие тучки, как догорающая скомканная бумага темнели с каждой минутой.
     - Видать занепогодит и надолго, - провожая солнце, самой себе молвила я и, взглянув на чёрное выгоревшее пятно среди зелёной травы, печально вздохнула. – Потекут небесные слёзы, но вряд ли они пробудят совесть в очерствевшем мире людей. Всё дела, дела, а на детей времени нет. Может не во времени дело, а поменялись ценности в глазах человеческих. Не видят и некому им показать истинную красоту. Нет, не верю я в это. Есть ещё люди с добрыми сердцами в груди. Только злые силы подняли чёрный флаг. А под этим зловещим флагом растёт поколение людей с зашторенными душами…
     Матушка-Земля! Прости нас, не зрячих, заблудших детей своих… Трудно найти дорогу в бескрайнем поле, тропинку в лесу, но и в обжитых местах найти истинный путь думающему человеку найти тоже не просто. И всё же ищем, да поможет нам Бог.
                7 августа 2003 год