О женской дружбе

О женской дружбе, так же как и об ее отсутствии, написано много. Мне давно пришло в голову тоже порассуждать  над этим, я даже оповестила об этом своем намерении моих подруг и взяла у них, так сказать, эксклюзивные интервью.
На этом дело и остановилось, так как я рассчитывала, что их ответы на мой «простой» вопрос «как ты понимаешь – что такое женская дружба» вобщем-то и подскажут мне - о чем я могла бы написать, но мои подруги, как они собственно часто и поступают, поставили меня в тупик. Мы дружим вчетвером (иногда в шутку называем себя – четыре мушкетера), и все мы абсолютно разные, как и эти самые мушкетеры, поэтому верхом глупости было ожидание от моих девчонок примерно-верно однотипных ответов. Надежды мои были просты – я рассчитывала, что мои подруги сядут на коней под названием «верность, честность и преданность» и, размахивая шпагами под названием «редкость», поскачут навстречу бурным восторгам от счастья, что мы есть друг у друга.
Результат меня ошарашил. Самая мудрая и старшая из моих подруг ответила, что это женская слабость и в какой-то степени глупость; самая изящная и аристократичная – сказала, что это, скорее, крепкое плечо, если уж совсем жизнь прижала, кому же еще сможешь пожаловаться, ведь больше никому не покажешь, что тебе плохо; а самая моя давняя подруга, человек добрый и абсолютно земной – пожала плечами, сказав, что есть она и есть, что об этом говорить-то. При этом все трое взяли от меня клятвенное обещание обязательно дать почитать им то, что я напишу. Хорошо, что не добавили «если у тебя вообще что-то получится»).
Дружим мы вообще-то очень давно. А с одной – вообще страшно подумать сколько… С детского сада. Тогда мы играли в игры и таскали друг друга за волосы из-за неразделенной любви к выступлениям фигуристов. Потом была школа, когда мы периодически дружили «друг против друга» с другими девчонками, передавая через них, как мы не хотим дружить, а потом грустно висели вдвоем в спортзале на узлах от канатов, так как только мы в классе не умели по ним лазить. Потом был техникум, когда мы утром тратили два часа на дорогу чтобы, доехав, развернуться и умотать куда-нибудь на окраину кормить голубей булкой, купленной практически на последние деньги. Мы взрослели и продолжали играть уже во взрослую жизнь. Институт… Наши дети вынуждены были дружить, потому что для них это была единственная возможность выжить во время летнего отпуска, который мы проводили на юге. Работа, семьи, трудности и радости. У меня всегда есть рядом подруга, которая в ответ на мои истеричные вопли «Лелик, все пропало!» спокойно улыбнется, со словами «я даже не знаю, что и сказать….» выслушает и просто будет рядом. Она права о нашей дружбе – есть и есть, чего о ней говорить-то).
Другая подруга появилась позднее, уже на работе. Тонкая, духовная и практичная. Она блистала – и не потянуться на этот огонек не было никакой возможности. Мы оставались после работы, когда все уходили из здания – и говорили обо всем, что мы чувствовали, о чем думали и что нас волновало. Это были мои лучшие часы, когда я оставалась на работе после работы. Сидя в пустом здании, мы пели песни! Мы и сейчас их поем, когда встречаемся – это гремучая смесь: ее чистый сильный голос и мой…. Ну нет у меня слуха, но петь я люблю, и пою громко... Поклонники приглашали ее в рестораны, а она пряталась от них в несгораемом шкафу в актовом зале, где я сидела в рядах и пожимала плечами с совершенно невинным выражением лица, когда ее искали. 1 апреля мы подсовывали под дверь начальнику тарелку с остатками еды и уложенными в кружочек окурками, а потом громко хохотали в туалете – и нам с ней все сходило с рук. Мы ругались и расставались, от наших яростных ночных споров рыдали соседи по отелю в Египте, - но проходит время и нас тянет друг к другу чувство недосказанности, недопонятости, все эти недо-, которые и вправду – кому еще расскажешь, как не друг другу, близкому человеку, которому совсем не страшно показаться слабой.
Моя старшая и мудрейшая из мудрейших подруга появилась там же, на работе, уже последней. Там мы собственно, и стали дружить вчетвером. Она никогда не учила – она говорила с нами о жизни, о литературе, об истории. А мы не слушали ее советы,  мы их впитывали и усваивали, как жизненные аксиомы. Она была добродетельной матерью и женой, спокойным, рассудительным человеком с чертинкой в глазах и потрясающим чувством юмора. Мы в благодарность за ее заботу о нас приняли самое активное участие в ее жизни. Сначала мы научили ее играть в покер, мы играли в художке, где она работала,  вместо привычного ей обеда, потом мы возвращались по своим кабинетам, а она выкидывала окурки и проветривала свой закуток, потому что там от дыма нельзя было не только работать, но и дышать. Потом мы соорудили из ее длинных белых волос экстримальную в то время стрижку «каскад» и отправили отдыхать в санаторий. По возвращению она уже сама купила себе короткую юбку, развелась с мужем, влюбилась и снова вышла замуж. Насчет дружбы – она, конечно, права, немножко глупость, немножко слабость, но я очень люблю, когда она приезжает, подсовывает мне книжку, предупреждая, что ей нужно будет потолковать со мной после того, как я прочитаю, и бурно переживает:
- Как, у тебя нет идиота?! я тебе отдам, у меня два идиота!

Вот такие они, мои подруги. Мы можем не видеться и не звонить друг другу долгое время. Мы можем забыть про день рождения одной из нас – три остальные созвонятся и обязательно напомнят об этом. Мы можем разругаться в пух и прах – а утром долго вспоминать – из-за чего, собственно, ругались – и бояться перезвонить, потому что ведь страшно потеряться из-за какой-то ерунды.
Но самое главное – что мы просто есть друг у друга.