Поэма Юргуны

Что поведаю в слове, то было давно.
На земле жило племя юргунов.
Среди сказочных видов за горной стеной
Бог хранил их спокойные думы.

Ранним утром им слышен был солнца восход,
И, колени склонив, люди солнце встречали.
Так в молчанье стоял благородный народ,
Хор о радости пел и о светлой печали.

Не гнездились в их душах ни подлость, ни гнев,
Почитал каждый мудрость и старость.
На закате звучал им печали напев,
Но была в нём и тихая радость.

Для любого юргуна один был закон:
Век прожить жизнью праведной людям на благо.
Соплеменникам пользу принёс и Велон,
Находили в делах его ум и отвагу.

Он навёл через бурные реки мосты,
Через горы построил дороги,
Его страстные помыслы были чисты,
Наставленья разумны и строги.

А в работе всегда помогали ему
Молодых и выносливых двадцать собратьев.
Двадцать юношей жадно учились всему,
Чем Велон увлекал, что хотел передать им.

Вот однажды они дружной, шумной гурьбой
Притащили к посёлку поделку,
Обступили Юргуны их плотной толпой,
Удивляясь искусной отделке.

Деревянный настил был на крепких катках,
На настиле крепилось из кожи сиденье;
Вся поделка была в рычагах и ремнях,
Рычаги и ремни были в странном сплетенье.

Тут Велон старика из толпы пригласил.
Подошёл тот довольно несмело,
На сиденье из кожи его усадил
И сказал, что пора и за дело.

Молодые помощники в несколько рук
Из ремней самый прочный с трудом закрутили.
И, когда под настилом послышался стук,
По команде Велона рычаг отпустили.


И запрыгал старик на сиденье своём,
Мёртвой хваткой в перила вцепился.
Стало чудо изделье ретивым конём,
А седок чуть ума не лишился.

Но любому мученью положен предел.
Наконец успокоился конь деревянный.
Хоть наездник пройтись твёрдым шагом хотел,
Лишь на землю ступил – зашатался, как пьяный.

«Каково!» - произнес величаво Велон,
Но Юргуны хранили молчанье.
Из толпы вдруг послышался старческий стон:
«И на что нам такое созданье?»

«Так с неё ж начинается наша мечта, –
Горячо говорил им восторженный Ютий. –
Пусть сегодня мы носим её на плечах –
Завтра к синей горе нас домчит за минуты».

«А зачем за минуту нам к синей горе? –
Задались тут в народе вопросом. –
В путь выходим с зарёй, чтоб вернуться к заре
По вечерним и утренним росам».

Рассуждая об этом, они разошлись:
Волновали юргунов другие заботы.
Твёрдо глянул Велон на печальный круг лиц
И сказал: «Впереди у нас много работы.


Может, скованы будем кольцом неудач –
У судьбы лёгкий путь не просили,
Но решим мы одну из труднейших задач –
Для колёс создадим сгусток силы.

Он заставит наш плот быстро плыть по лугам,
Обгоняя стада быстроногих оленей.
Так поставим мы веху грядущим векам
Вдохновенных трудов и своих откровений.

И помянут добром век седой старины…
Впрочем, мы размечтались немного.
Завтра встретимся вновь у реки Верины,
Лишь к познанью дана нам дорога».

Называли священной реку Верину.
Оживляя простор величавой природы,
Отражая лазурь, облаков седину,
К стану предков несла серебристые воды.


И стоял чёрный дуб на крутом берегу.
Когда ночи так сказочно лунны,
Его ветви мерцали на звездном лугу,
Здесь богам поклонялись Юргуны.

Змейкой вилась тропинка от дуба к реке
И терялась в прибрежных, песчаных откосах.
Тут Велон размышлял и чертил на песке,
Тут давно уж он бился над трудным вопросом.

Не смутило его, что не понят он был.
Знал: наступит желанное время –
За великие тайны, что в муках открыл,
Благодарно ему будет племя.

Мог бы верным соратникам так он сказать:
«Мы сегодня прошли трудовую закалку,
Чтоб великое дело нам завтра начать,
Недостаточно будет одной лишь смекалки.

В дело нужно уйти всем своим существом,
Лишь тогда к нам придёт озаренье,
Мы научимся властвовать над веществом,
Вот и будет оно в услуженье».

Целый день проводили друзья у реки;
В жарком споре сходились и снова мечтали.
Жизнь юргунов, их быт стали им далеки,
И рассвет, и закат больше им не звучали.

В то же время народ, слыша их разговор,
Удивлялся, что он непонятен.
Всем казалось, что это насмешливый вздор
Из надуманных слов и понятий.

Как-то группа юргунов беседу вела:
Говорили о праздничном сборе у дуба.
«Песни с пляской толпе не прибавят ума», –
Проходивший Загнорыш заметил им грубо.

Этот самый Загнорыш дней восемь спустя
Предложил между делом Велону:
«Перья птицы коринды искусно сплетя,
Вот бы каждому сделать корону,

Чтоб венчали её три высоких пера
Белизной ослепительней горной вершины.
Ведь по разуму мы словно в небе звезда
Над другими, кто занят вознёю мышиной.



Тот, кто входит в наш круг, есть избранник судьбы.
Пусть его отличает и внешность
От ленивой до мысли бездарной толпы,
Хоть живёт она жизнью безгрешной».

Улыбнулся Велон: «Это, брат, ни к чему.
Так подобным желаниям век будешь сторож…»
Но ватага парней подступила к нему,
Восклицая, что верно задумал Загнорыш.

Отловить решено было царственных птиц.
И в силках те запутались вскоре.
Узумленье юргунов не знало границ,
Встретив люд в белоснежных уборах.

Весь посёлок сбежался на них посмотреть.
Рот разинув, стояли и старый и малый.
Да и было юргунам, с чего обомлеть –
В первый раз созерцали наряд небывалый.

Перьев в племени сроду никто не носил,
Что подумать, Юргуны не знали.
Мальчуган у Велона шутливо спросил:
«Всех каринди в лесу ощипали?»

Кто-то задал вопрос: «А скажи-ка ты мне,
Если землю вскопать, перья снимешь, Загнорыш?»
«Ты по разуму червь и копайся в земле», –
Был ответ. И вздохнул тут юргун: «Белопёрыш…»

В перепалке словесной хоть не было зла,
Но взяло тут юргунов сомненье.
Стали пристальней взгляды, и вот проползла
Между ними змея отчужденья.

Жалом в сердце шамана день этот вошёл.
Карагун понимал: было племя единым,
Но внезапно наметился страшный раскол,
И судьба уж уставилась взглядом совиным.

После встречи той минуло несколько лун.
И однажды ударами в бубен
Соплеменников к дубу созвал Карагун,
Обратился к собравшимся людям:

«О Юргуны, пусть небо хранит наш народ.
В этот день по обычаю мудрому предков
Скинем постное бремя житейских забот
И пригубим вина, в нашей жизни дар редкий.



Много дней я искал корни нужных мне трав.
Труд мой длительный не был напрасным,
И, на редкостных травах вино настояв,
Угощу вас напитком прекрасным.

Вот божественный вечер на землю уж пал.
Звёздно-лунного неба что может быть краше.
Так пора развести нам костёр – час настал
В знак любви и согласья до дна выпить чашу».

И юргуны костёр запалили до звёзд.
Сами сели к огню полукругом.
Сердцем каждый из них был доверчив и прост,
Говорили о жизни друг с другом.

Белопёрышам праздник был словно чужой,
Из-под перьев сверкали холодные взгляды.
К месту дружеских встреч для беседы живой
Удалиться отсюда они были б рады.

Но вниманье привлёк тут шаман Карагун.
Нёс багровый напиток он в чаше
И подал его Старху, седому как лунь,
Старха не было в племени старше.

Старх огромную чашу достойно принял
И, немного подумав, сказал он собратьям:
«Как бы каждый по-своему ни размышлял,
Но единым жить сердцем хочу пожелать вам».

Седовласый старейшина так говорил,
Устремляя взгляд к звёздам горящим,
Деревянную чашу с вином пригубил,
Передал её рядом сидящим.

В это время шаман от костра отошёл,
Незаметно приблизился к чёрному дубу.
В три обхвата был древнего дерева ствол.
Дуб под лунным сияньем подобен был чуду.

Карагун неподвижно стоял перед ним.
Долго слушал листвы нежный ропот.
Над простором священной реки Верины
Вдруг разнёсся таинственный шёпот.

Из томительных звуков никто бы не смог
Уловить тайный смысл человеческим ухом.
Развернувшийся свиток мольбы и тревог
В это ночь был понятен внимающим духам.



Над задумчивым лесом забрезжил рассвет.
С ним Велон ото сна пробудился,
С удивленьем заметил, что племени нет,
Прогоревший костёр чуть дымился.

Крепко спавших товарищей он растолкал,
Вместе с ними спустился к реке освежиться
И, на берег ступив, он как вкопанный встал.
Запылали волнением смуглые лица.

Белопёрыши были смятенья полны
Перед грозным предвестником горя:
Вместо тихой, родной им реки Верины
Простиралось безмолвное море.

И в тревоге они поспешили назад,
Устремились к заветной окраине леса,
Подбежали толпой и в молчанье стоят:
Там, где рос чёрный дуб, видят голое место

Тут уж всех белопёрышей ужас объял.
Заметались по лесу, крича громогласно.
Кто родных и знакомых к себе призывал,
Кто следы их искал – всё напрасно.

Свет не видя, пробегали так целый день.
Кто-то был уж на грани умом помешаться.
Лес мрачнее отбрасывал длинную тень,
Поглотив тень и блики, стал сумрак сгущаться.

Пламя жгучих надежд, лик болезненных грёз –
Всё убил народившийся вечер,
И посланником вечности свет синих звёзд
Тихо лёг на согбенные плечи.

Вдруг стремительный Ютий к Велону приник.
Он дрожащую руку простёр к звёздной чаше.
Из груди его вырвался сдавленный крик:
«О Велон, посмотри – это небо не наше».

И Велон долгим взглядом обвёл небосвод,
Белопёрыши ждали ответа.
Им впервые из бездны вселенских высот
Голубая сияла планета.

И, казалось, весь мир призывает: «внемли»
Каждой звёздочкой с тёмно-лилового лона.
«До чего же прекрасен лик нашей земли»,–
Резанул белопёрышей голос Велона.



«Но ведь…», – только и вымолвил кто-то из них,
Все прижались друг к другу как дети
И, от страха дыханье своё затаив,
Устремили взгляд к милой планете.

Так в глубоком молчанье прошла эта ночь.
Предрассветная тишь тяжела и угрюма.
Не пытался Велон гнёт тоски превозмочь,
О превратной судьбе он мучительно думал:


«Водяные пары держат путь к небесам,
Чтоб вернуться дождём благодатным
На бескрайние степи, поля и луга.
Так в процессе взаимообратном

Вечно движется жизнь по вселенским кругам.
За надменность к собратьям безжалостным роком
Мы навеки прибиты к чужим берегам,
Проучила нас жизнь беспощадным уроком.

Уж другой по дороге исканий пойдёт,
Ей отдаст свои лучшие годы.
Ведь святого познания поисков плод
Предназначен простому народу».

Между тем начинал уж светлеть небосклон,
Кое-где лишь мерцали поблекшие звёзды.
И сказал тут друзьям по несчастью Велон:
«День прошёл. Наступил первой ночи час поздний.

Да, для нас это ночь, с ней исчезнет земля.
Я не вынесу этой разлуки.
Лучше смерть, уничтожить себя,
Чем терпеть бесконечные муки».

«Лучше смерть», – подхватил голосов скорбный хор.
Тут Велон громко крикнул им: «Перья срывайте!»
Сам смахнул с головы белоснежный убор,
Глянул в небо и вымолвил тихо: «Прощайте».

Первый луч – восходящего солнца ладонь –
Мягко лёг он на росные травы.
Вдруг безумные выкрики, вопли и стон
Потрясли вековые дубравы.

Пробудились Юргуны, протёрли глаза.
Видят: бьются о землю их двадцать собратьев.
Лица то ли в росе, то ли в горьких слезах;
Все сошлись вокруг них утешение дать им.


Из мятущихся первым очнулся Велон.
Он юргунов обвёл странным взглядом,
Прошептал грустно: «Боги, спасибо за сон,
А теперь мне и жизни не надо».

Но раздался пронзительный, радостный крик –
Это Ютий прорвал круг тяжёлых страданий.
Тут же к Старху на грудь он припал и поник,
Сотрясаясь порой от последних рыданий.

Старх задумчиво Ютия гладил рукой,
Уж о смерти он думал нередко.
Лишь сегодня вошёл в его душу покой,
Мог спокойно уйти он в стан предков.

Рядом с ними Велон (стал он за ночь седым)
Как безумный сжимал мальчугана в объятьях
И кричал: «Здесь нет места родным и чужим,
От ребёнка до взрослого все мы здесь братья».

В этом радостном празднике каждый юргун
Оказаться не мог вне участья,
Сердце – узел душевных натянутых струн –
У людей трепетало от счастья.

Я поведал вам в слове о днях старины:
На земле жило вольное племя юргунов.
Но поныне живут и вовек жить должны
Мысль Велона и дело души Карагуна.