Татьянин день - продолжение 7

Получение кредита совпало с формированием очередного заказа на «Джонсон и
Джонсон». И Андрей, наверное, впервые почувствовал себя этаким мудрым
предпринимателем, рачительным хозяином, который не затыкает дыры, но разумно
планирует инвестиции. Он дал команду Елене Николовой составить заявку с запасом,
включить туда не только самое-самое горящее – коды, за которые уже получена
предоплата – но также те позиции, которые гарантированно из месяца в месяц закупаются
стратегическими клиентами, и, которые, к сожалению, зачастую приходится брать не
напрямую, а у московских дилеров, кормить этих барыг. Лена знала наизусть эти позиции,
и могла с закрытыми глазами написать весь список. Что она и сделала. Даже с учетом
установленного Быстровыми грабительского процента что-то оставалось на кармане – по
предоплате Джонсон давал неплохие скидки, тем более дистрибьютору с хорошей
историей продаж. Андрей одобрил заявку, и ее выслали на Джонсон, там выставили счет и
отправили обратно. И тут произошло событие, заставившее изменить заявку в сторону
уменьшения и даже отложить оплату этой уменьшенной заявки. А сам Андрей впал в
депрессию, лишившись возможности впервые в жизни рспланировать инвестиции,
поступить как разумный предприниматель.
В Петербург прибыл Василий Кохраидзе, разыскал Андрея, и потребовал расплатиться за
полученный полгода назад товар. И не только. Он убедительно попросил еще $5000
сверху взаймы на пару месяцев. Итого получалось почти тридцать тысяч долларов. Это
был настолько оглушительный удар, что Андрей, услышав требование, почувствовал
боль, как будто вместе с деньгами с него начали сдирать кожу. Непонятно, как это вдруг в
сознании был сделан аборт информации о таком кредиторе, как Медкомплекс. И как
можно было упустить такой важный момент, как реализация зависших складских
остатков?! Данный товар брали по заявкам сотрудников отдела продаж, они обязаны его
продать, так как все это, с их слов, заказывалось под конкретных клиентов. «Мы должны
это иметь на складе, чтобы по первому звонку отгрузить в больницу №№№!» – кричали
они с пеной во рту. Но как только товар пришел на склад, они начали требовать другой, а
этот лежит себе, нетронутый. Не первый раз происходил подобный казус, просто раньше
были совсем другие цифры.
Встреча проходила в кафе «Онтромэ» на Большой Морской, напротив Внешторгбанка.
Как всегда, стоял гул дневных голосов, играла заунывная психотропная музыка, которую
можно с легкостью использовать для терапевтических программ в психушках. Перед
Василием стоял фужер с дымящимся латте (высокая стеклянная чашка на ножке, по
форме напоминающая фужер для шампанского) и тарелка с двумя французскими
пирожными; перед Андреем просто латте – он старался соблюдать фигуру. В момент
передачи денег, только что снятых со счета, Андрею показалось, что в кафе наступила
мгновенная тишина, хотя он продолжал слышать и гул голосов, и музыку; и было бы
естественно, чтобы это состояние разразилось какой-то катастрофой. Но ничего не
случилось, он старался поддерживать непринужденный разговор, делая вид, что для него
это самое обычное занятие – снимать со счета деньги и отдавать их тут в кафе, потягивая
латте из фужерчика. А в голове проносились кошмарные видения – снова где-то
перехватываться деньгами, товаром, возможно, новые займы, финансовые дыры,
недостачи, проблема зависшего склада. В свете всего этого ему показалось, что сидящий
напротив человек потерял всякое сходство с давно известным ему Василием. Он говорил о
вещах, которые в прежнее время никогда не могли бы ему прийти в голову.
- …да, новая жизнь, Андрей, новая жизнь. Сколько я их прожил, щтуки три, наверное.
Был Афганистан, мы заезжали в села на БТР-ах и расстреливали всех подряд, как уток в
тире. Потом Москва, жизнь с богатой теткой на положении друга сердца – немного
странно для бравого офицера и самостоятельного мужика. И многое, многое другое…
Андрей кивнул – ему всегда казалось странным видеть коренастого, широкоплечего,
коротко стриженого усатого Василия в костюме, да еще в этих французских кондитерских
(в Москве они постоянно встречались в одной такой на Маяковке), в окружении очкастых
интеллектуалок, полумальчиков-неформалов, кучерявых пидарасов и прочих
постмодернистов. Ему больше подходила военная форма, автомат, и поле, усеянное
трупами.
- … сейчас настала пора все поменять, начать все заново, новую жизнь. Меня тянет на
историческую родину, понимаешь, зов крови…
Из дальнейшего рассказа стало понятно, что это была не та чисто славянская готовность в
любое утро, в любой день, в любой час своего существования отказаться от всего и все
начать снова, так, точно этому ничто не предшествовало – та варварская свобода
мышления, которая показалась бы оскорбительной каждому кавказцу. Из прошлой жизни
в новую Василий брал крупную сумму денег. Те задолжавшие ему ребята, учредители
банка Совинком, не расплатились с ним полностью. (в начале 90-х, они, как и другие
хозяева финансовых структур, создали что-то типа пирамиды. Василий крутил там деньги,
получал неплохие проценты, а потом, когда лавочка прикрылась, стал преследовать
хозяев, почти как тех душманов, чтобы вернуть свои вложения. В отличие от «обманутых
вкладчиков» он не устраивал пикетов – просто обладал человеческим достоинством, не
любил позориться). В процессе возврата денег пригодились навыки стрельбы, в рядах
противника произошли потери, зато долг возвращен полностью.
- … и без войны падеж людей бывает, – поддакнул Андрей.
Василий еще раз попросил взаймы $5000, хоть уже получил всю сумму – долг за
отгруженный Медкомплексом товар плюс заемные средства, и эти деньги перекочевали из
рук Андрея во внутренние карманы модного полосатого пиджака от Patrick Hellmann. Да,
Андрей понимал, что человек, долгое время кредитующий другого, вправе попросить у
этого другого взаймы.
- …месяца два-три, где-то так, – скороговоркой произнес Василий, – позвонишь Иораму
или Анзору, знаешь их телефоны?
Заметив удивленный взгляд Андрея, пояснил, что уезжает к ним, в Абхазию, и Анзор уже
присматривает ему недвижимость поближе к морю, а его жена Тинатин подыскивает ему
невесту. Андрей вспомнил ее слова: «…вот приедет сюда Василий Гурамович, мы запрем
его у себя дома, проедем по окрестным селам, найдем ему красивую грузинку и женим на
ней». И он, просияв, закивал головой: как это прекрасно – оставить этот бренный, полный
низменного блуда мир, и уединиться в комфортабельной вилле на берегу моря с красивой
невинной девушкой.
Тут он наступил на горло нежной песне, чтобы коснуться некоторых приземленных
вопросов:
- Ну а это… если твои учредители будут меня преследовать, что мне им говорить? Я ведь
должен перечислить задолженность на расчетный счет Медкомплекса, а передаю
наличные тебе в руки.
- Вали все на меня, – живо откликнулся Василий, – хочешь, пойдем к нотариусу,
подпишем бумагу.
Чтобы окончательно утвердиться в роли джентльмена, для которого самый главный
документ – это слово другого джентльмена, Андрей заверил, что доверяет другу, и в
крайнем случае разыщет его через Анзора, – посоветоваться, как действовать. А по-
другому было никак – игра под ответ всяко лучше, чем игра под очко.
Когда все было досказано, они вышли из кафе и направились в сторону Исаакиевской
площади. Андрей всегда оставлял там машину, и шел пешком в банк, так как на Большой
Морской вечно проблема припарковаться. Заговорив о своем житье-бытье, вспомнил о
надвигающихся проблемах в связи с выведением из оборота крупной суммы денег, и
мысли его помрачнели. Но на площади, когда увидел Исаакиевский собор, настроение
сразу переменилось. Как туман с утеса, с лица сползла озабоченность, вспомнились
заснеженные хребты Кавказа, горные реки, поросшие лесом горные склоны, море – новая
среда обитания Василия.
- Ты там это… забей мне местечко под солнцем, – сказал он, пожимая Василию руку на
прощание.
И они расстались. Андрей поехал на завод, Василий отправился осваивать новую среду
обитания.
По части случайных встреч Андрею, возможно, не было равных. Одна из таких произошла
хмурым октябрьским днем в спортклубе на набережной Робеспьера. Андрей крутил
педали на велотренажере, и тут прямо перед ним возникла задастая девушка в
обтягивающих спортивных трусиках, майке-безрукавке, и, проворно запрыгнув на степ-
тренажер, стала взбираться по бесконечной лестнице. Тренажер стоял у окна, девушка
смотрела туда, в промозглую хмарь, где была запруженная машинами набережная, Нева
перекатывала свинцовые валы, а там, за рекой, смутно виднелись Кресты.
Ряд велотренажеров, на одном из которых сидел Андрей, находился у стены,
соответсвенно, он не мог видеть то, что за окном. Прямо перед его глазами были
двигающиеся ноги девушки и то, откуда они растут.
- Отличный вид! – заметил он.
Продолжая двигаться, она взялась рукой за поручень, и обернулась:
- Кому как.
И тут он ее узнал. Это была Марина Маликова, бывшая сотрудница из Эльсинор
Фармасьютикалз. Пробормотав «Ничего себе!», Андрей соскочил с тренажера и подошел
к ней. Она сказала, что не сразу признала его, он показался ей знакомым, и она, работая
ногами, мучительно вспоминала, где могла видеть этого молодого человека. Ну конечно
же, в Москве, в представительстве Эльсинор Фармасьютикалз. Они разговорились, и
потом, после тренировки, встретившись в баре, за коктейлем, он предложил куда-нибудь
поехать.
- Куда? – переспросила она, лукаво подмигнув.
- Туда, где нет труда! – ответил он первое, что пришло в голову.
И в чарующих выражениях изложил некоторые доводы, принятые Мариной
безоговорочно. Они поехали к ней домой. Ей пришлось позвонить матери и сказать, что
не будет забирать от нее дочку, так как… обстоятельства. Марина жила на проспекте
Стачек в районе станции метро Автово, очень удобно – недалеко от завода.
Она, как и многие другие, в неодобрительном тоне говорила про мужа, из ее рассказа
было непонятно, продолжается ли их семейная жизнь, или нет, ясно одно – сейчас он не в
городе, и даже не в стране, а в Америке, где у него серьезная работа. Но если с Мариной
хотелось углублять отношения, приезжать к ней снова и снова, то совсем другая ситуация
была с Риммой, которая также любила покритиковать своего бывшего мужа. Природные
данные вкупе с регулярными физическими упраженениями порой творят чудеса.
Утром Андрей с Мариной вышли из подъезда, подошли к машинам, стоящим под окнами,
рядышком – две терпеливые лошадки. Вынули брелки, каждый свой, нажали на кнопки.
- Звони, не пропадай, – сказала она
- Созвякаемся, – ответил он.
И только собрался поцеловать ее на прощание, как тут шумно подъехал старенький
«опель», и, взвизгнув тормозами, остановился позади «двух терпеливых лошадок»,
Андреевой Вольво и Марининой служебной «девятки», загородив выезд. Из «опеля»
вылез лысый парень среднего роста, очень похожий на Брюса Уиллиса, хлопнул дверью и
направился к подъезду.
- Эй, хули ты сделал, как нам выезжать, – крикнул Андрей.
Но Марина взяла его за руку:
- Пойдем.
Она настойчиво тянула, но он продолжал кипятиться.
- Кто такой, ты его знаешь, из какой квартиры?
- Из моей – это мой муж.
У Андрея отвисла челюсть:
- Что?!!
И они, вторично нажав кнопки брелков, пошли на остановку. Он не стал расспрашивать
про ее отношения с двойником Брюса Уиллиса (кстати хорошо одетый, приличный
молодой человек), решив, что захочет – сама расскажет, его беспокоила судьба Вольво,
оставленной под окнами квартиры, в которой муж наслаждается зрелищем ночной оргии с
участием своей жены. Словно прочитав эти мысли, Марина сказала, что ее приехавший
без предупреждения муженек – парень законопослушный и не станет портить чужое
имущество.
На такси доехали по проспекту Стачек до пересечения с улицей Трефолева – Андрей
сказал, что отсюда дойдет пешком, а Марина поехала дальше по своим делам.
После работы Артур довез его до Марининого дома. Вольво, в целости и сохранности,
стояла на своем месте, а по бокам – уже знакомые «опель» и «девятка», машины двух
интересных супругов. Выезжая, Андрей обратил внимание на глубокий след, оставленный
широкими протекторами Вольво на влажной земле газона.

продолжение следует