Похождения комедиантки
Будучи в здравом уме и трезвой памяти я вознамерилась попасть в вытрезвитель. Редактор газеты, где я работала репортером, требовал еженедельных эскапад, хоть ты сдохни. Мои бесшабашные выходки повышали тираж.
- Хорошо тебе, нажрешься за казенный счет, - завистливо хохотнули коллеги.
- У-гуу, - мрачно буркнула я, демонстрируя сторублевку.
- Да-а, не густо. Три бутылки дешевого пива или сто пятьдесят, - мигом сосчитал фотокор.
Задуманное казалось проще, чем водку через соломинку тянуть. Какой уважающий себя милиционер не заинтересуется прилично одетой, молодой и пьяной дамой? Если не обобрать, так… В «так» верить не хотелось. Верить хотелось в лучшее. А оно, как известно – впереди...
Начать я решила с подруги Таньки, у нее мать работала уборщицей в Московском ОВД. Пусть устроит на нары по блату. Катерина Васильевна отбрила: «Попасть туда ты можешь только в нетрезвом виде. Еще вернее, выпивши совершить мелкое хулиганство».
Под «лайт» дебошем понималось: распитие спиртных напитков, оправление нужды, нецензурная брань в общественных местах. Это запросто, как на шнурках от безысходности повеситься.
И роль алкашки ей к лицу
Откупорив бутылку с пивом, я привалилась к раскидистому дубу, что рос возле дома, где находился милицейский опорный пункт.
Сидела смирно, свыкаясь с образом «образцовой» смутьянки. Танька, взятая на «дело» в качестве подстраховки, маячила в стороне. Все крепче и крепче вживалась я в роль. На середине выпитого, отрыгнула: «До свиданья, мой любимый город, я уже попала в хроники твои…». С таким запевным «дебютом» мне точно койко-место среди хронических запойных обеспечено: прохожих с лиц воротило, а милиции хоть бы хны. «Репертуар слабоват», - решила я, грянув «Катюшу». За такое «вокальное» кощунство я бы себя не в вытрезвитель, а на семь суток упекла. Но у аллергиков на яблони и груши в цвету иной патриотизм. Они начхали интересоваться всякой там швалью поддубной.
Завывание оценила лишь женщина средних лет:
- Молодая и уже алкашка. Тьфу.
Плевок попал в душу. Видать не основательно законопатилась я в амплуа выпивохи. Опрокинув в себя остатки спиртного, кликнула Таньку.
- Идем, - бросила я, решительно направляясь к ближайшему магазину.
Алкашка так алкашка, а кто же еще? Кем и где только не приходилось притворяться. В ролях, как в шелках. Комедиантка. Маскарадница. «Людям нравиться читать то, на что они никогда не решатся. Социальный экстрим, наша фишечка», - гордо определила ген директор и гонорары не повысила. У нее бизнес семейный – медиа холдинг, ей можно. Все скупила, вплоть до газетенки, которой зад подтереть погнушаешься. Оставалось одно: не получая приличных денег, получать удовольствие. Хоть что-то…
Корчить жизнь, корчась в ней
С новой порцией спиртного и твердым намерением попасть куда следует, я повлеклась к невзрачному двухэтажному зданию.
Возле ОВД вымерло, будто всех граждан к ночи пересажали. Одна я маюсь без ареста. А-уу! Граждане…, люди…, милиционеры. Мне очень… Мне срочно… Я социально опасный элемент.
Во внутреннем дворике, было заметно одно уютное место – клумба. Шины, горбатыми инвалидами торчали по кругу. Внутри «цветника», желтой перхотью осыпавшиеся бархатцы. Устроившись на покрышке, заблеяла: «Бе-ел-ыы-е ро-озы, бе-ее-лые роз-ы-ы, бе-ее-защитны…». Ничего. Почувствовав безнаказанность, заверещала громче. Из окна показалась бритая голова. Створки захлопнулись. Брякнувшись в ущербные насаждения, взвыла: «Я пудрю ноздри кока-аа-аино-ом, я выхожу на проме-ме-над…» Ничего. «И звезды…еб…и п… ,и б…, и х…». Исключив лирику, отважно выдала «зажигательный» колорит национальной речи. Эх, как же приятно браниться в звездное небо. Красота…
Вкрадывалось блаженное расположение духа. Я таки стояла, вернее, валялась на пороге какого-то инсайта.
Клацнула дверь. Эврика сгинула. Допелась?! Я скосила глаза. На крыльце курили. С такой расторопностью мхом проросту. Надо что-то делать. Выкарабкавшись из «засады», вихляясь, подобралась к человеку:
- З-закурить не найдется? Нет? По-ссать можно?
- Здесь – нет. – Прозвучал доброжелательный баритон. – А вон там, в гаражах, можно.
Понятно. Гаражи, не общественное место, а зона не для слабонервных. Впрочем, если приперло, то справишь нужду даже в мавзолее, пусть и себе в штаны. Облегчившись без приключений - задумалась, что дальше? Высадить окно - лёгкой отсидкой не отделаешься. Набить кому-нибудь морду – кишка тонка. Украсть – рука не поднимется. Типичная проблема интеллигенции. И вдруг ка-а-ак осенило! Я заорала Таньку.
Та выползла из-за забора, по-стариковски согнувшись.
- Живот скрутило? – Встревожилась я, но, услышав ее повизгивание, рассердилась. – Я жизнью рискую, а ей смешно. Прекрати! Слушай внимательно. Пойдешь в опорник. Скажешь, что на пустыре баба валяется.
- Там же…
- Знаю.
Там, гадят собаки и люди. Радуются никчемной жизни наркоманы, и такие как я - забулдыги. Известный притон. Он нынче почти пустовал: неясные личности вдалеке, вошкающиеся возле теплотрассы, да пара вспугнутых кошек, - вот и все посетители. Я шмыгнула к ближайшему кусту, завалившись под ним. Пахло дерьмом, гнилью и еще какой-то тошнотворной пакостью.
Еще шипит наш друг прелестный
- Точно, валяется. - Раздался голос. Свет фонарика резанул по глазам. - Вставай. - Носок ботинка вонзился в ребра. Я охнула и стерпела. Другой пинок угодил в ногу. Сжав зубы, процедила проклятие.
- Еще шипит, - удивился мужик.
- Врежь посильнее, чтобы совсем очухалась, - вступил другой.
- За что вы ее? - Испуганно пискнула Танька.
- Профилактика. - Гоготнул первый.
Меня вздернули и поволокли, будто раненого красноармейца с поля боя. С битвы за право называться человеком, а не дерьмом собачим. Притащили в опорный пункт и бросили на стул. Комната безлика, мрачна, прямо застенки гестапо. Посередине стол с лейтенантом. Стул, на котором я, и тумба рядом.
- Что-то морда мне твоя знакома. – Начал допрос лейтенант. Где-то я тебя видел. Кажется, на Ленинском (проспект Ленина в городе считается рабочим местом проституток).
Я похолодела. Сейчас как познаю себя во всей красе публичной девки, НАСИЛУЕМОЙ неопределенной группой лиц! Влипать – моя вторая профессия. Вскоре, судя по слащавым мордам, и третьей древнейшей овладею.
- Я со Звенигорода, - трусливо заблеяла, - к друзьям приехала. Вышли погулять, а они взяли и куда-то делись. Я искала и заблудилась.
- Ну да. Все вы так теряетесь, - гнусавенько заржал толстый сержант из тех, что волок. – Говори фамилию, имя, отчество, адрес.
Я соврала и невпопад обнаглела:
- Курить хочу.
- Кури, - милостиво кивнули «звезды», словно последнее желание исполнили.
Я затянулась и икнула.
- Наблюешь, сама убирать будешь, - прикрикнул.
Тошниться перехотелось. Я дунула в переполненную пепельницу. Завихрился пепел. Какая прелесть, теперь и плюнуть туда, почти не целясь.
- Слизывать будешь! – Гаркнул пузан.
Я притихла. Притворюсь-ка спящей, от греха и от себя подальше. «Дремала» считанные минуты.
- Пошли, - вваливаясь, рявкнуло новое рябое лицо.
Я представила себя Зоей Космодемьянской идущей на пытки гордо, бесстрашно, мужественно. «Врагу не здается-яя наш го-ордый варяг…» - заскулила, от части радуясь перемене. Любые изменения - шанс что-то почерпнуть, чему-то научиться. Например, как себя качественно угробить в критической ситуации.
- Заткнись, - рявкнул конвойный.
Во дворе утробно урчал «газик», поджидая жертву. «Свежее мясо» грубо толкнули внутрь, от чего я больно ушиблась о бортик. Какой-то горемыка уже мытарился в вонючем нутре.
- Что, тоже? – заговорщицки шепнула я, вспомнив о первом правиле журналистики: везде и всюду совать нос. Мужик молчал, точно смертник, который всё сказал. Дверь лязгнула. Щелкнул замок. Мрак. Автомобиль дернулся и покатил. Доигралась. Где маска? Где я? Ни черта не видно.
Свидетельство о публикации №210040501320