Похождения комедиантки

Кому на Канары,  а мне  на  нары

Будучи в  здравом уме и трезвой памяти я вознамерилась попасть в вытрезвитель. Редактор газеты, где я работала репортером, требовал еженедельных эскапад, хоть ты сдохни. Мои бесшабашные выходки повышали тираж.
- Хорошо тебе, нажрешься за казенный счет, - завистливо  хохотнули коллеги.
- У-гуу, - мрачно буркнула я, демонстрируя сторублевку.
- Да-а, не густо. Три бутылки дешевого пива или сто пятьдесят, - мигом сосчитал фотокор.   
Задуманное казалось проще, чем водку через  соломинку тянуть. Какой уважающий себя милиционер не  заинтересуется  прилично одетой, молодой и  пьяной дамой? Если не обобрать, так… В «так» верить не хотелось.  Верить хотелось в лучшее. А оно, как известно – впереди...         
Начать я решила с подруги Таньки, у нее мать работала уборщицей в Московском ОВД. Пусть устроит на нары по  блату.   Катерина Васильевна  отбрила: «Попасть  туда ты можешь только в нетрезвом виде. Еще вернее,  выпивши  совершить мелкое хулиганство».
Под «лайт» дебошем понималось: распитие спиртных напитков, оправление нужды, нецензурная брань в общественных местах. Это  запросто, как на шнурках от безысходности повеситься.

И роль алкашки ей  к лицу

Откупорив бутылку  с пивом, я привалилась к раскидистому дубу, что рос  возле дома, где находился милицейский  опорный пункт. 
Сидела смирно, свыкаясь с образом «образцовой»  смутьянки.  Танька, взятая на «дело» в качестве подстраховки, маячила в стороне. Все крепче и крепче вживалась я в роль. На середине выпитого, отрыгнула: «До свиданья, мой любимый город, я уже  попала в хроники твои…». С таким запевным «дебютом» мне точно койко-место среди хронических запойных обеспечено: прохожих с лиц воротило, а милиции хоть бы хны. «Репертуар слабоват», - решила я,  грянув  «Катюшу». За такое «вокальное»  кощунство я бы себя не в вытрезвитель, а на семь суток упекла. Но у аллергиков  на яблони и груши в цвету иной патриотизм. Они начхали интересоваться всякой там швалью поддубной.   
Завывание  оценила лишь женщина средних лет:
-  Молодая и уже алкашка.  Тьфу.
Плевок попал в душу. Видать не основательно  законопатилась я в амплуа выпивохи. Опрокинув   в себя остатки спиртного,  кликнула Таньку.
- Идем, - бросила я, решительно направляясь к ближайшему магазину.
Алкашка так алкашка, а кто же еще?  Кем и где  только не приходилось притворяться. В ролях, как в шелках. Комедиантка. Маскарадница.  «Людям нравиться читать то, на что они никогда не решатся. Социальный экстрим,  наша фишечка», - гордо определила ген директор  и гонорары не повысила.  У нее бизнес семейный – медиа холдинг, ей можно. Все скупила, вплоть до газетенки, которой зад подтереть погнушаешься. Оставалось одно: не получая приличных денег,   получать удовольствие. Хоть что-то… 
 
Корчить жизнь, корчась в ней

С новой порцией спиртного и твердым намерением попасть куда следует, я повлеклась к невзрачному двухэтажному зданию.
 Возле ОВД вымерло, будто всех граждан к ночи пересажали. Одна я маюсь без ареста. А-уу! Граждане…, люди…,  милиционеры. Мне очень… Мне срочно… Я социально опасный элемент.
Во внутреннем дворике, было заметно одно уютное место – клумба. Шины, горбатыми инвалидами торчали по кругу. Внутри «цветника», желтой перхотью осыпавшиеся  бархатцы. Устроившись на покрышке, заблеяла: «Бе-ел-ыы-е ро-озы, бе-ее-лые роз-ы-ы, бе-ее-защитны…». Ничего. Почувствовав безнаказанность,  заверещала громче. Из окна показалась  бритая голова. Створки захлопнулись. Брякнувшись в ущербные насаждения, взвыла: «Я пудрю ноздри кока-аа-аино-ом, я выхожу  на проме-ме-над…» Ничего. «И звезды…еб…и п… ,и б…, и х…». Исключив лирику, отважно выдала «зажигательный» колорит  национальной речи.  Эх,  как же приятно браниться в звездное небо.   Красота…
 Вкрадывалось блаженное расположение духа. Я таки стояла, вернее, валялась на пороге какого-то инсайта.
Клацнула дверь. Эврика сгинула. Допелась?! Я скосила глаза. На крыльце курили. С такой расторопностью мхом проросту. Надо что-то делать. Выкарабкавшись из «засады», вихляясь, подобралась к человеку:
- З-закурить не найдется? Нет? По-ссать  можно?
- Здесь – нет. – Прозвучал доброжелательный баритон.  – А вон там,  в гаражах,  можно.
Понятно. Гаражи, не общественное место, а  зона не для слабонервных. Впрочем, если приперло, то справишь нужду даже в мавзолее, пусть и себе в штаны. Облегчившись без приключений - задумалась,    что дальше? Высадить  окно - лёгкой отсидкой не отделаешься. Набить кому-нибудь морду – кишка тонка. Украсть – рука не поднимется. Типичная проблема интеллигенции. И вдруг ка-а-ак осенило! Я заорала Таньку.
Та выползла из-за забора, по-стариковски согнувшись.
- Живот скрутило? – Встревожилась я, но, услышав ее повизгивание, рассердилась. – Я жизнью рискую, а ей смешно. Прекрати! Слушай  внимательно. Пойдешь в опорник. Скажешь, что на пустыре баба  валяется. 
- Там же…
- Знаю. 
 Там, гадят собаки и люди. Радуются никчемной жизни наркоманы, и такие как я - забулдыги. Известный притон. Он нынче  почти пустовал: неясные личности вдалеке, вошкающиеся возле теплотрассы, да пара вспугнутых кошек, - вот и все посетители. Я шмыгнула к ближайшему кусту, завалившись под ним. Пахло дерьмом,  гнилью и еще какой-то тошнотворной пакостью.

Еще шипит наш друг прелестный

- Точно, валяется. - Раздался голос. Свет фонарика резанул по глазам. - Вставай. - Носок ботинка вонзился в ребра. Я охнула и стерпела.  Другой пинок угодил в ногу. Сжав зубы, процедила проклятие.
- Еще  шипит, - удивился мужик.
- Врежь посильнее, чтобы совсем очухалась, - вступил другой.    
- За что вы ее?  - Испуганно пискнула Танька.
-  Профилактика. - Гоготнул первый.
Меня вздернули и поволокли,  будто раненого красноармейца с поля боя. С битвы за право называться человеком,  а не дерьмом собачим. Притащили в опорный пункт и бросили на стул.  Комната безлика, мрачна, прямо застенки гестапо. Посередине стол с лейтенантом. Стул, на котором я, и тумба рядом.   
- Что-то морда мне твоя знакома. – Начал допрос лейтенант.  Где-то я тебя видел. Кажется, на Ленинском (проспект Ленина в городе считается  рабочим местом проституток).
Я похолодела. Сейчас как познаю себя  во всей красе публичной девки, НАСИЛУЕМОЙ неопределенной группой лиц!  Влипать – моя вторая профессия. Вскоре, судя по слащавым мордам, и третьей древнейшей овладею. 
- Я со Звенигорода, - трусливо заблеяла, - к друзьям приехала. Вышли погулять, а они взяли и куда-то делись. Я искала и заблудилась.
- Ну да. Все вы так теряетесь, - гнусавенько заржал толстый сержант из тех, что волок. – Говори фамилию, имя, отчество, адрес.
Я соврала и невпопад обнаглела:
-  Курить хочу. 
- Кури, -  милостиво кивнули «звезды», словно последнее желание исполнили.
Я затянулась и икнула.
- Наблюешь, сама убирать будешь, - прикрикнул.   
Тошниться перехотелось. Я дунула в переполненную пепельницу. Завихрился пепел. Какая прелесть, теперь и плюнуть  туда, почти не целясь.    
- Слизывать будешь! – Гаркнул  пузан.   
Я притихла.  Притворюсь-ка  спящей, от греха и от себя   подальше. «Дремала»  считанные минуты.
-  Пошли, - вваливаясь, рявкнуло  новое рябое лицо.
Я представила  себя Зоей Космодемьянской идущей на пытки гордо, бесстрашно, мужественно. «Врагу не здается-яя наш го-ордый варяг…» - заскулила, от части радуясь перемене. Любые изменения - шанс что-то почерпнуть, чему-то научиться. Например, как себя  качественно угробить в критической ситуации.    
- Заткнись, -  рявкнул конвойный.
Во дворе утробно урчал «газик», поджидая  жертву. «Свежее мясо»  грубо толкнули внутрь, от чего я больно ушиблась о бортик. Какой-то горемыка уже мытарился в вонючем нутре.
- Что, тоже? – заговорщицки шепнула я, вспомнив о первом правиле журналистики: везде и всюду совать  нос. Мужик молчал, точно смертник, который всё сказал. Дверь лязгнула. Щелкнул замок. Мрак. Автомобиль дернулся и покатил. Доигралась. Где маска? Где я? Ни черта не видно. 






 
 




 
 
 


Рецензии