Деловая женщина

Одинокая деловая женщина, тридцати лет, уверенная, что она совсем не привлекательная, не желает знакомиться, и давно поставила на своей личной жизни жирный крест, когда появился мальчик...
Ну, не совсем мальчик, красивый синеглазый, современный, самоуверенный парень, и устоявшееся, тихое существование летит ко всем чертям...
Что это? Сон разума? Тогда лучше не просыпаться...



Лампочка на переговорном устройстве мигнула, чуть искажённый техникой голос с придыханием сообщил:
• Он! - и совсем не от страха, от тревожно-почтительного тона Светы, привычно раздражающего все семь лет, что они работают вместе, сжалось сердце, внушительная стопка снимков сама выскользнула из рук.
Секретарь боится «Ивана грозного», что, впрочем, не удивительно, его боятся  почти все, если честно все, кому по долгу службы или из каких-то иных соображений приходится общаться с великим режиссёром, известным продюсером Иваном Николаевым.
Марфа нагнулась, неторопливо собрала фотографии, положила в ящик стола: От него всегда одни неприятности!
По всем официальным документам они до сих пор муж и жена, хотя по жизни виделись последний раз, чёрт знает когда, несколько лет назад, на презентации, устроенной Академией кинобизнеса.
Такое мероприятие никак нельзя пропустить! Читатели интересуются.
Выбраковывая фотографии, Марфа ради интереса пересчитала кадры, на которых её, устроившийся на втором плане «любимый супруг», лобызает ручки и щёчки, обнимает, прижимает к себе молоденьких актрисулек, безжалостно отправила в архив всю эту «лёгкую эротику».
Нашумевшую историю их скоротечного брака  давно сменили свежие сплетни киномира, и всё-таки как-то неудобно... ответственный редактор и фотограф-художник Марфа Николаева помещает в журнале снимки этого...
Дальше она подумала про себя очень неприлично, пожала плечами и сняла трубку:
• Слушаю!
Видимо недовольный тем, что его заставили ждать, Иван прорычал:
• Это я!!! – поскольку она промолчала, ожидая скандала, придумывала достойный ответ на предполагаемый хамский выпад, подышал в трубку и сменил тон, сахарным режиссёрским голосом: Режиссёры почти всегда плохие актёры. Переигрывают! - проворковал, - Привет малыш! Как дела? 
• Хорошо!
Какой смысл долго отвечать на обычный знак вежливости? Вот была бы потеха, вздумай она поделиться с ним своими проблемами и радостями!
Соображая, чем вызван его почти заискивающий тон, Марфа улыбнулась, представив себе, удивлённое блеяние в ответ на её откровения, и сгруппировалась, потому что констатировав:
• Прекрасно малыш! –  Иван слишком вкрадчиво проинформировал, - У меня к тебе просьба. Тут один мой знакомый, - он неопределенно хмыкнул, - просит, чтобы ты помогла его сыну. Понимаешь, мальчишка увлекается фотографией, но у него пока ничего не выходит, - и уже понимая, что сейчас он сбросит на её голову какую-то проблему, Марфа прошипела:
• Чем!?! – но тут же отдёрнула себя. Всё-таки, если отбросить его мотивации, Иван тогда оказался единственным кто хоть как-то заинтересовался ею, поддержал, скрасил её никому не нужную жизнь. Совсем иначе, доброжелательно, спросила, - Чем я могу помочь? – и поняла, что вступительная часть, заранее отрепетированная, на случай если она вздумает слишком артачиться, окончена.
Его голос утратил медовую сладость. Иван перешёл к делу, и, услышав, знакомый, свойственный ему командно-повелительный тон, она сосредоточилась, чтобы не пропустить возможный подвох. Всем известно, что её бывший супруг большой специалист перекидывать свои проблемы и неприятности на чужие плечи... - а он уже сообщил:
• Этот... – видимо хотел, как всегда ввернуть непристойность, но – «Вот чудо!» - сдержался, интонацией демонстрируя, что удивляется человеческой глупости, презрительно бросил:  - В общем, он в восторге от, того, что ты делаешь! – без пояснений, гаркнул: -  Ты должна с ним встретиться! Для меня это важно!!! – когда Марфа, стараясь быстрее окончить разговор, сказала:
• Ладно! –предупредил:
• Только не вздумай его отфутболить!!! - ещё раз грозно напомнил, - Для меня это важно!!! – рявкнул, - Будь здорова малыш! – и первым повесил трубку.

* Продюсер – доверенное лицо кино компании, осуществляющее идейно-художественный и организационно-финансовый контроль над постановкой фильма.


Марфе исполнилось четырнадцать лет, когда её беззаботная, счастливая жизнь в один день изменилась, превратилась в кошмар, в постоянную боль, в тоскливое одиночество. Родители уехали всего на один день с друзьями к озеру, и погибли в автомобильной катастрофе: «При невыясненных обстоятельствах» - писали газеты. Старший брат матери – дядя Фёдор сделал тогда всё, что смог, отдал племянницу в недавно открытую при восстановленном не без папиного участия монастыре школу-интернат для девочек. Что ещё требовать от сухого, как выжженная степь, старого холостяка с причудами, который по убеждениям, а может быть, из-за врождённого косоглазия ненавидел женщин, презирал брак, даже в самую страшную минуту не нашёл ни одного слова утешения для уничтоженной горем девочки.
Она одна боролась с отчаянием, не подпуская, не впуская никого в исколотую, израненную сладкими детскими воспоминаниями душу. Учителя и одноклассницы жалели её, в первое время пытались развлечь. Только она ещё не научилась, отличать искреннее сочувствие от жалости к слабым, не захотела принять помощь, не смогла разделить с ними своё горе.
Услышав вопрос, просто произнесённое кем-то вслух своё имя, она горько рыдала, и, по предписанию школьного врача, её оставили в покое, даже на уроках не спрашивали.
Тихо отсидев положенные по расписанию академические часы, она запиралась в своей спальне, забывая поесть, рассказывая и пересказывая маленькому деревянному распятию на стене и подушке о своём горе.
И, когда девочки уезжали домой на каникулы, она оставалась в интернате, ей некуда было ехать. Дядя Фёдор всю жизнь прожил сам в маленькой квартирке в пригороде, хотя, будучи известным адвокатом, мог позволить себе более приличное жильё, ни разу за два года не только в гости к себе не пригласил, проведать её не приехал.
А потом появился он:
• Проезжал мимо, заехал...
Иван Николаев был деловым партнёром её отца, они вместе делали советское кино, когда СССР приказал долго жить не растерялись, за копейки выкупили у родной киностудии в миг ставшее ненужным, ничейным оборудование и выпустили первый рекламный ролик.
Это было странное время быстрого обогащения единиц и массового обнищания почти всей разлетевшейся на пятнадцать кусков страны, и, желая быстрее, дороже продать товар, ещё невзыскательные хозяева фирм щедро платили изготовителям нехитрой рекламы.
Отец продал машину, участок земли за городом, на который мама четыре года собирала деньги с папиных гонораров и семейную реликвию – старую, прошедшую дорогами войны кинокамеру, подарок учителя.
Ивану продавать было нечего, все знали, что он все заработанные деньги на рестораны и подарки возлюбленным тратит. Но у него был талант, патологическая трудоспособность, масса идей, и папа, зарегистрировав общество с ограниченной ответственностью, из всех, оставшихся без работы режиссёров выбрал его, по взаимной договорённости определил партнёру тридцать процентов прибыли.
Через время, насмотревшись, как это делается в Америке, бизнесмены стали требовать «наворотов и прибамбасов», только отца Марфы это уже, к сожалению, не касалась, и сама Марфа была тогда несчастной шестнадцатилетней девочкой Маринкой, одиноко слоняющейся за монастырским забором.
Её совсем не обрадовал приезд дяди Вани, хотя девчонки просто визжа от зависти, поведали, что информацией о нём, о его головокружительных проектах, скандальном разводе и бурных интрижках * пестреют все местные газеты.
Почти три месяца он по субботам приезжал в интернат.
Программа не отличалась разнообразием: симпатичная недорогая вещичка в подарок, обед в ближайшем ресторане, прогулка по живописным окрестностям.
Была зима, и Марфе было очень холодно медленно идти рядом с дядей Ваней по дорожке интернатского сада, сидеть в ресторане, вымученно улыбаться стеклянному окуляру камеры заиндевевшими губами.
Сначала она постеснялась спросить, почему его друг-оператор, приехавший, как её проинформировали:
• За компанию, - всё время снимает на плёнку, требует, чтобы она выбежала навстречу к воротам, закричала:
• Здравствуй дядя Ваня! – через полчаса после того, как они встретились и поздоровались, повернула голову, и улыбнулась, перед камерой развернула, привезенный подарок, громко поблагодарила за приезд, а потом она всё-таки спросила и Иван объяснил, что хочет показать маленький фильм друзьям её родителей. 
В школе эта тема была запрещена, при ней даже слова «мама, папа» из текстов в учебниках старались не произносить, но он не жалел, не сочувствовал, орал:
• Соберись! Оператор ждёт!!! - жёстко прерывая потоки слёз, приказывал, - Улыбнись! - безразлично глядя в страдающие девичьи глаза, хорошо поставленным голосом, говорил о её отце, о маме, и она не забыла, перестала бояться своего горя. 
Странно, но именно эта жестокая терапия вывела её из болевого шока, и, заполняя документы для получения паспорта, она вдруг до мельчайших подробностей вспомнила тот тёплый летний день.
Папа читал газету за завтраком, потом поцеловал дочь, весело сказал:
• До завтра Марфуша! – мама улыбнулась, посмотрела на себя в большое зеркало в гостиной, покружилась в новом синем сарафане и её юбка стала похожа на нарядный зонтик:
• Не скучай Марфушенька - душенька!
Так уж повелось! Родители называли дочку официально, как было записано в свидетельстве о рождении - Мариной редко, только когда хотели показать, что недовольны её шалостью или плохой оценкой. Мама и папа звали её Марфушей, Марфушкой, Марфушенькой, и немного подумав, она позвонила дяде Фёдору.
Родственник обозвал её капризной девчонкой, долго шипел, что у него на её глупости времени нет, но видимо всё-таки кому-то позвонил, договорился, и она получила свой первый документ, в котором было написано: «Марфа Анатольевна».
В июле на  традиционное торжественное богослужение, посвящённое дню иконы, давшей наименование монастырю, и приуроченный к этому дню усреднённый праздник совершеннолетия воспитанниц школы, съехались не только родители, но и бабушки, дедушки, братья, сёстры и другие родственники всех получающих от игуменьи паспорта девчонок. Лишь Марфа никого не ждала. Давно, когда она была маленькой, родители несколько раз возили её на машине в большой колхоз  на севере области и один раз самолётом и автобусом в далёкую маленькую деревушку. Там безвыездно жили дедушки, бабушки - добрые, но, в общем-то, совсем чужие ей люди, и, получая от них письма, Марфа отвечала: «У меня всё хорошо» - вежливо отказывалась от приглашения в гости. Дядю Фёдора она тоже приглашать не стала, и искренне обрадовалась приезду Ивана, который произнёс заранее отрепетированный, высокопарный спич о новом статусе девушек, привлекая всеобщее внимание, преподнёс ей первый в её жизни фотоаппарат.
Позже, много позже, просматривая старые газеты в домашней библиотеке, (он собирает всё, что о нём писали), она увидела себя на фото, прочтя материал, узнала, что эти его посещения были частью хорошо продуманной рекламной кампании *: «Иван грозный с христианским милосердием посещает бедную сироту – дочь своего погибшего друга».
Слава БоГУ, что это случилось потом, потому что тогда в шестнадцать её бы это просто убило.

* Интрижки – интрига (происки, козни), здесь – скоротечный бурный роман без продолжения.
* Кампания – избирательная, рекламная, в отличии компании – дружеской, промышленной.

Он исчез почти на полтора года, а она вдруг увидела, облака в небе, лунную дорожку на глади озера, не стала общительнее, почувствовала, что ещё жива, наверное, потому что теперь она была не одна, у неё был фотоаппарат.
Всё время и карманные деньги, поступающие от дяди, уходили на плёнки, проявку, печать снимков. Марфа фотографировала всё, что видела: людей, животных, цветы и деревья, была так занята, что еле сдала экзамены и просто переползла в одиннадцатый класс, а во время последних перед выпускными экзаменами коротких весенних каникул снова приехал Иван.
Поблизости опять снимали фильм, и он, презрительно кривя полные, красивые губы, показывал ей актёров без грима, картонные декорации, кино с изнанки, хвастливо рассказывал о своих планах, о своём новом «Мерседесе» и старинном гарнитуре в новом доме.
У каждого возраста свой отсчёт прожитых лет. Девочке Маринке, дядя Ваня казался пожилым, если старым, и она не могла сказать, что тоскует, просто иногда вспоминала взрослого человека, единственного, который ею интересовался.
В восемнадцать она увидела, что в свои сорок лет он высок, строен, привлекателен. Отнюдь не избалованная мужским обществом: девушки одноклассницы, женщины преподаватели, несколько лысых бородатых стариков учителей, - Марфа влюбилась.
В день рождения, Иван подарил ей золотое кольцо с рубином, повёз праздновать в ресторан. Явно выпив лишнее, в Такси по дороге обратно в интернат, он начал к ней приставать, получил пощечину, обозвал её идиоткой, и пропал ещё на три месяца, однако напоминая о себе коротенькими записками и поздравительными открытками к религиозным праздникам.
Интернат для девочек, пропитанный мечтами и разговорами о любви, многозначительный взгляд учительницы, вручающей пятый или шестой конверт с кинокамерой в золотом веночке над обратным адресом. Марфа чувствовала, как растёт уважение, замешанное на откровенной зависти, не заметила, как сама поверила, что эти письма не просто так, что они что-то значат.
И когда Иван снова приехал, целый день ухаживал по всем правилам этикета, подарил цветы, повёз её на премьеру своего фильма, на обратном пути долго нежно целовал ей руки она просто млела от счастья.
На торжественном молебне, завершившемся вручением аттестатов зрелости и потом в ресторане, где подальше от монахинь родители устроили праздник для выпускниц, Иван в черном смокинге и белой продуманно небрежно расстёгнутой на две пуговки, чтобы продемонстрировать, привезенный из Парижа шейный платок, рубахе был красивее, желанней всех кавалеров-мальчишек.
Весь вечер он не отходил от Марфы, легко: впрочем, не всегда попадая в такт, - вёл свою даму в танце, прямо на освещённой Луной дорожке перед входом в ресторан, ловко опустившись на одно колено: ну просто Кларк Гейбл в фильме «Унесенные ветром», - сделал её предложение.
Она согласилась, решила, что это любовь, замирая, ждала поцелуя, но его мокрые губы и пахнущий никотином язык стали «Первым большим разочарованием» в её любовной практике.
Неожиданно приехавший, дядя Федор долго объяснял ей, что семейная жизнь это:
• ... ну, ты понимаешь... и вообще...
Марфа не поняла, но твёрдо пообещала не подписывать никакие бумаги, без его ведома. Как она сейчас была благодарна дяде и за то, что сразу очень тщательно оформил брачный контракт, оговорив её проценты с капитала фирмы, и за то, что не поленился, долго объяснял восемнадцатилетней девчонке её права совладелицы.

«Бедная сирота» оказалась не такой уж бедной, именно её принадлежал по закону основной пакет акций студии, однако, если бы не предусмотрительность старого адвоката, восемь лет назад ей пришлось бы туго.
Первая брачная ночь стала «Вторым большим разочарованием» в любовной практике Марфы, затем последовали третье, четвертое...
Избалованный женским вниманием Иван был из тех мужчин, которые в постели думают только о своих удовольствиях и, выслушивая его постоянные претензии, она смирилась, считала, что во всём виновата сама, долго рыдала, застав его в постели с какой-то актрисулей.
Не она, он устроил скандал, орал о её неопытности, полной неосведомлённости, обвинял во фригидности * и неумении идти навстречу пожеланиям мужа, две недели во всех подробностях, от которых её мутило, рассказывал, как ведут себя соискательницы на роль в его фильмах.
Марфа вымолила для себя отдельную спальню на первом этаже, и муж практически перестал разговаривать с ней, брать её с собой на приёмы и презентации. Единственное, что у неё осталось это фотография.
Целыми днями она бродила по улицам и паркам, по вечерам тихо сидела в библиотеке, просматривая старые газеты и журналы  (книг у него было мало, только те, где писали о нём и его фильмах).
Она много думала, и однажды поняла, что совсем не самовлюблённый, самоуверенный красавец-мужчина, фотоаппарат заставил, научил её тогда отвлекаться от страшных мыслей, через время поняла, что она не любит, никогда не любила мужа...

* Фригидность (от лат. frigidus - холодный) – половая холодность у женщин.

Стараясь вырваться из тисков тоскливого существования, Марфа строила планы побега из опостылевшего дома, собиралась снять для себя квартиру, но супруг каждый раз, уточнив, что у неё нет образования, ехидно улыбаясь, сообщал о вакансиях горничных  и сиделок.
Сразу после пышной свадьбы Иван стал прозрачно намекать на то, что не поскупился, пригласил:
• Только для того, чтобы доставить тебе удовольствие, дорогая! – кажется всех, «делающих кино» в городе, и потом всё время бурчал, - Твоё платье с презентации... Женское бельё подорожало... Эти туфли, которые я купил тебе... – и кажется, сто раз, - Расходы на твоё бесполезное увлечение фотографией превосходят мои финансовые возможности!    
На всякого мудреца довольно простоты! Иван так привык упрекать жену за расточительность, что однажды во время банкета, посвящённого новой работе студии, на которую не мог, прийти без супруги, заметив в её руках фотоаппарат, вынес семейные разборки на всеобщее обсуждение.
Это был «Господин случай»! Штатный фотограф престижного журнала попал в аварию, не приехал, и присутствовавший на презентации редактор, предложил Марфе показать свои снимки.
Её работа понравилась, и она приняла решение, впервые потребовала малую часть, принадлежащих ей по закону денег.
Она купила офис, сумела переманить высокими гонорарами двух известных журналистов и хорошего редактора и сегодня, через восемь лет, у неё был свой журнал, который нравился публике. С первого дня Марфа предоставила свободу сотрудникам в их профессиональных вопросах, не лезла в литературную часть, но фотографии были только её.
Иван, как ни в чем не бывало, явился на праздник, устроенный по случаю выхода первого номера журнала. Он с гордостью обнимал супругу перед камерами и даже сказал несколько напутственных слов, а когда они остались одни, без возражений принял информацию, что за фотостудией оборудована маленькая квартирка, где она собирается жить.


За почти двадцать лет, что они знакомы, Иван впервые снизошёл до просьбы... - подумала Марфа, оторвавшись от воспоминаний, представила себе подростка с наглыми глазами, пожала плечами, - Посмотрим, что за мальчик...
Через час Света доложила, что звонит господин Даниил Братков, и Марфа, судорожно копаясь в памяти, - Кто это, может быть? – взяла трубку.
• Здравствуйте, Марфа Анатольевна! - пророкотал приятный баритон,
• Здравствуйте! – она напрягла память, уверенная, что уже где-то слышала эту фамилию, пожалела, что взяла трубку, - Нужно было, чтобы секретарь сначала выяснила, кто он! - когда на другом конце провода, с нажимом произнесли:
• Господин Николаев сказал, что я могу позвонить прямо сейчас! Когда вы сможете меня принять? -  машинально спросив:
• По какому вопросу? – сообразила, - Ничего себе мальчик!!! Хитрая сволочь Иван! Знает же... поэтому и сказал «мальчик»... – раздражённо повела головой, услышав:
• Я занимаюсь фотографией, и хотел бы… - перебила:
• Через десять минут у меня совещание! – и снизила тон, извиняясь, сказала, - А после обеда я договорилась смотреть натуру…
Марфа надеялась, что он поймёт, ну хотя бы даст ей время подготовиться к встрече, но «мальчик» резко сообщил:
• Я бы хотел поехать с Вами! – пообещал, - Я не буду мешать, - и, не придумав, как отказать она недовольно буркнула:
• Ладно!– надеясь, что разговор окончен, открыла рот, чтобы произнести, - До двух! - но он не собирался прощаться, поинтересовался:
• Где Вы обедаете? – не дождавшись ответа, предложил, - Мы могли бы пообедать в … - он назвал дорогой ресторан в двух шагах от её офиса, - Вы расскажете мне, что собираетесь смотреть, тогда я меньше буду мешать во время съёмки.
Она готова была завизжать от возмущения: Это чёрт знает что! Но Иван просил... – прошипела:
• В час десять! – и бросила трубку.

Совещание закончилось без десяти час.
Заскочив в квартиру, она быстро расчесала волосы, затянула в тугой узел на макушке, привычно отвернувшись от большого зеркала, в прихожей: Смотреть не на что! Серый брючный костюм и бледно-серая блузка почти мужского покроя, никаких украшений, туфли на низком каблуке... Маленькая серая мышка...
Марфа была к себе несправедлива: длинные чёрные волосы, отпущенные на волю, ложатся тугими локонами, на узенькие плечи, зелёные глаза стыдливо подглядывающие из чёрных  ресниц,  изящный  греческий  нос, резко  очерченные  довольно крупные губы: Увы, всего метр пятьдесят пять! Просто мелочь, по современным стандартам! - только все это в сочетании крепкой фигуркой, наделенной всеми выпуклостями и вогнутостями, присущими женщине, вполне могло бы привлечь не одного поклонника, но Марфа: Эти чёртовы девичьи школы! - стеснялась мужчин и, помня свои «большие разочарования» грубо отгоняла, каждого, кто хотел выйти за грань деловых отношений.
Мир кино, – одна большая деревня. То, о чём ещё не написали профессиональные сплетники-репортёры, поведает, чтобы развлечь гостей, хозяйка на званом ужине, а уж то, что осталось за рамками всеобщего обсуждения, оговорят дамы за чашечкой кофе, мужчины, которые сплетничают не меньше женщин, за стаканом виски, бренди или вульгарной водки.
Да и кому охота связываться со скандалистом Иваном грозным?
Дежурная шутка,
• Иван! Твоя жена неприступна, как Брестская крепость! - продержалась рекордный срок, почти полгода.
Марфу оставили в покое, и это окончательно убедило её, что она некрасива.


В ресторане навстречу Марфе поднялся высокий парень. Джинсовый костюм, идеально облегающий стройную фигуру, длинные темно каштановые волосы, стянуты на затылке резинкой, синие глаза.
Он молча подошёл, взял её руку и, чуть согнув голову, медленно поднёс к своим губам. Горячие, совершенно сухие губы прижались к косточке в основании среднего пальца, и показалось, что в кисть попала молния, обжигая, ударила электрическим током.
Проклятая ксенофобия – страх перед чужим человеком, оставшийся с детства, с того страшного мига, когда в их счастливый дом пришли чужие люди, и сказали, что счастье кончилось... - но он уже отпустил её пальцы, взяв за локоть, повёл к столику, подавая меню, приказал:
• Заказывайте!  - и, стараясь укрыться от веселого блеска нахально рассматривающих её синих глаз, Марфа надолго отгородилась строгой, кожаной папкой с золотым теснением, но буквы расплывались, и она, не читая, заказала омлет с сыром и кофе.
Парень улыбнулся:
• Мне то же самое, две порции икры, два коньяка, оба кофе,  - он сказал что-то по-французски, она напряглась, вспоминая уроки французского в школе, ничего не вспомнила, а он проинформировал, - И, пожалуйста, быстрее Вадик! Мы спешим!
Марфа склонила голову, подтверждая, что они спешат, когда официант кивнул, подобострастно улыбаясь, сообщил:
• Шеф  специально для тебя бочонок чёрной икры припрятал!! –подумав: - Мальчик видимо здесь постоянный клиент! - пропустила часть диалога, включилась, вздрогнула от помноженного на двоих задорного мужского хохота.
Крикнув вслед степенно, как половые в киношных трактирах, удаляющемуся Вадику:
• Не подлизывайся! Всё равно больше десяти процентов не дам! – Даниил преданно уставился ей в глаза и, понимая, что нужно что-то сказать, Марфа успела разозлиться на себя за неловкое молчание, но официант действительно очень быстро принёс заказ, расставив тарелки, отошёл, и она, не ощущая вкуса, начала есть, вздрогнула, услышав:
• Знаете, Марфа Анатольевна на фотографиях Вы выглядите значительно старше. Этакая строгая, серьёзная классная дама, а в жизни... ну, просто класс!
Она заставила себя поднять глаза, поймала веселый восхищенный взгляд и смутилась, на неё ещё никогда, никто так не смотрел, спросила первое, что пришло в голову:
• И сколько же мне лет?
Парень окинул её оценивающим взглядом:
• Двадцать три? Нет журналу восемь лет. Двадцать пять?
• Мне уже тридцать один, - Марфа зачем-то прибавила себе год, разозлилась, когда он, сомневаясь, повторил,
• Тридцать один!?! – предвидя, что он сейчас скажет: «Люди столько не живут!» - с нажимом подтвердила,
• Мне уже тридцать один, господин Братков!
Даниил наигранно скорбно скривил губы:
• Господин Братков! «Посмертные записки Пиквикского клуба»! Ничего плохого о мистере Чарльзе сказать не могу, – ехидно улыбнулся, - поскольку его ещё в журналах не разоблачали... но такая старина... – захохотал, откровенно гордясь пришедшей мыслью, - Меняю на отказ от политеса, идею: «Известный английский писатель Диккенс выпустил книгу «Дэвид Копперфилд» о великом американском фокуснике! Народ проглотит! Поверит!!! Классику уже давно никто не читает!
Из-под опущенных ресниц Марфа посмотрела на веселящегося наглеца, язвительно произнесла:
• Сенсация! Классику нынче читает только господин Братков! – он продемонстрировал смущение:
• Ошибки молодости... Это давно в прошлом... – и она улыбнулась:
• Страшная ошибка далёкой молодости! Сколько же Вам лет господин Братков?
• Двадцать три... - он старательно намазал омлет икрой, пододвинул к ней вазочку, - скоро будет... – посоветовал, - Попробуй Марфа, очень вкусно! - наколол на вилку несколько кусочков, нарезанного квадратиками омлета, отправил многослойный сандвич в рот, и прикрыл глаза, блаженствуя... 
Давно отодвинувшая свою тарелку с почти нетронутым блюдом Марфа, минуту смотрела, как медленно движутся покрытые чуть заметной  тёмной щетиной скулы, растягиваются в улыбке удовлетворения губы, и её рот наполнялся голодной слюной, так захотелось попробовать. Закостенелый консерватор, признающий только опробованные в детстве традиционные блюда ещё отрицательно поводил головой, но она уже отрезала тоненький ломтик яичницы, украсила несколькими чёрными горошинками икры, с опаской положила в рот.
Прожевала и удивилась: 
• Вкусно!
Даниил открыл глаза, пододвинул к ней, похожий на полураспустившийся цветок, бокал, на дне которого поблескивало тёмное золото:
• А теперь... - обучая, глотнул коньяк, чуть поморщился, закусил омлетом.
Марфа послушно сделала малюсенький глоточек и закашлялась.
Кто поверит, что, уже перешагнув тридцатилетний рубеж, она ничего крепче шампанского никогда не пила.
Он  подал стакан воды, когда она отдышалась, весело приказал:
• А теперь ещё раз! – и она подчинилась.
Вторая попытка удалась. Приятное тепло разлилось по всему её телу. Чувствуя, что тиски дискомфорта, постоянно сжимавшие её в присутствии чужих людей, даже некоторых сотрудников, с которыми она работала все эти годы, разомкнулись, Марфа, кажется, впервые в жизни, рассказывала незнакомому человеку о своих проблемах.
Известный кинокритик предложил журналу статью о двух актёрах, отце и сыне, интересно анализируя, как изменились критерии популярности в до и постсоветский период, и поскольку старик уже почти не выезжает, она договорилась провести съёмку в доме кино-патриарха.
Ей было легко, удобно ему рассказывать, а потом мысли стали путаться, как льдины на реке наползать одна на другую, с треском ломаться пополам, и медленно, подбирая слова, она жаловалась: 
• Понимаешь, Даниил сегодня нужно всё подготовить... посмотреть... чтобы завтра быстро... они почти не разговаривают... и мачеха... ну, не совсем мачеха... медсестра-сиделка... сыну в дочки годится... уже два года с отцом на каждой фотографии... а мы не собираем сплетни: кто с кем спит... кто во что одевается... У нас серьёзный читатель!
• Я знаю. Я серьезный читатель, - улыбнулся Даниил.
Марфа расхохоталась. Она не смеялась так, кажется, с самого детства, вспомнила: С тех пор, как погибли родители!
Рот ещё ломала жалкая улыбка, а глаза уже помутнели, ослепли от слёз. Маленькие, частые, как дождь, капли потекли, покатились по щекам и, теряясь в этой мокрой слепоте, она инстинктивно доверилась ласковым, сильным рукам, сообщила:
• Родители…Они погибли… - издалека ответили:
• Я знаю. Я всё о тебе знаю Марфа... – и сразу стало тепло и спокойно, как в детстве...

Сладкий сон… незнакомые... странные ощущения... голова удобно устроилась на чём-то твёрдом, приятном... нежные сухие губы целуют уголки рта... Ещё не соображая спросонок, она инстинктивно обвила рукой его шею, и он перекатился к ней на сидение, придавил собой, жадно раскрыл ей губы. Марфа рванулась, пытаясь освободиться, но его язык уже ласкал её рот, и она впилась ногтями в джинсовые плечи, узнала уже знакомый запах мужских духов. Его руки нежно скользили по шёлку костюма, его губы... и когда он отстранился, отпустил, она почувствовала разочарование, почти боль, развернулась и влепила ему пощёчину.
• За что? – нервно рассмеялся Даниил, - Я просто хотел тебя разбудить!!!
• Что ты себе позволяешь! Мальчишка! - скрывая смущение, наигранно бушевала Марфа, подняла глаза и окончательно растерялась, встретив веселый, по-детски непосредственный взгляд, услышав:
• Мне показалось, что тебе понравилось...
Ей и, правда, понравилось, и это открытие просто потрясло. Она вспомнила  мягкие, горячие губы, ласкающий язык, содрогнулась от удовольствия, с усилием взяла себя в руки:
• Где мы? -  он назвал пригород:
• Я не знаю адрес… - повернулся к ней лицом и, заглянув в ярко-синие невинные, глаза, Марфа указательным пальцем погладила красное пятно от удара на его левой щеке:
• Извини мальчик...
Даниил поймал её кисть, поцеловал в ладонь, надолго приник к синей жилочке над застёжкой часиков. Она никогда не думала, что эта ласка может быть такой нежной, волнующей. Возбуждающая дрожь пробежала  от горла к груди и ниже, ниже, нервно дёрнув колени. Он притянул её правой рукой, захватив обе руки Марфы своей большой левой ладонью, взял её губы, и она потянулась к нему, неумело ответила, вдыхая запах его кожи, вбирая его вкус, задохнулась, забыла, что умеет дышать.
Отпустив её, Даниил сладко потянулся, вытянув длинные ноги, спросил:
• Куда едем? – взглядом, голосом просто излучая какое-то мальчишеское самодовольство.
Она попыталась, но поняла, что не может на него разозлиться, улыбнулась, назвала адрес.

Впустившая их девчонка важно проинформировав:
• Хозяин уехал к врачу! Ничего не переставляйте! – удалилась по своим делам.
Вот это удача! - Марфа осмотрела гостиную, веранду, вышла в сад.
Даниил следовал сзади, не отставая, и она нежно подумала: Как щенок на привязи, весёлый игривый щенок! - долго искала что-то, наконец, нашла паутинку, зацепившуюся за ветви. В центре важно восседал маленький паучок.
Объяснила:
• Это самое существенное в фотографии – детали. Именно они придают снимку законченность. Важно, чтобы никто не подумал, что я специально строю сцену. Старое кресло, тарелка с яблоками, паутинка на дереве, придают завершённость, создают у читателей ощущение сопричастности с происходящим... - подняла глаза и покраснела, опять поймав восхищённый взгляд.
Обратно ехали молча. Пошёл дождь, и Даниил сосредоточенно вёл машину, не отрываясь от дороги. 
В городе он вопросительно посмотрел на неё:
• Куда?
• В редакцию…
Возле офиса, он вылез из машины, галантно открыл дверь, помог ей выйти.
Серый дом, казалось, смотрел на них тёмными глазами потухших окон и, поймав откровенно-жадный взгляд спутника, она испугалась, быстро пошла к двери.
Даниил догнал её, развернул, прижался губами к виску, к глазам, надолго присосался к шее. Марфа ощутила сладкую, ни с чем не сравнимую боль, горячая волна окатила тело, лишая воли, забирая последние силы. 
• Я хочу кофе! - требовательно прошептал он в её раскрытые губы, но она услышала не кофе, совсем другое слово, отрицательно покачала головой:
• Нет, мальчик... нет... я очень устала...

Сбрасывая одежду прямо на мягкий ковер в гостиной, Марфа ходила по квартире, вошла в ванную, потрогала след плотской любви, фиолетово-синюю, круглую, как металлический рубль отметину на матово-смуглой шее, вернулась в комнату, прячась за шторой, посмотрела на улицу. Тихий, как воришка, ночной дождь, испуганно шелестел в листве, стараясь не шуметь, прижимал капельки к оконному стеклу, быстро скатывал прозрачные слезинки с прозрачной поверхности, заметая следы. Размытый дождём на мокром фоне, прислонившись спиной к фонарному столбу, стоял Даниил. Она увидела подсвеченный голубым, безжизненным светом овал уже знакомого лица, стараясь побороть странное желание позвать, отогреть, отскочила от окна, быстро выключила свет, упала на софу, впилась зубами в подушку.
Всю ночь Марфа ворочалась на жёстком диване, в полусне даже подумала перейти в спальню, но сладковато-горький запах полыни, запах его одеколона, пробравшись в её волосы, обволакивал, лишал сил. Этот запах наполнял её, принося беспорядочные виденья прошедшего дня: Даниил учит её пить коньяк, Даниил целует её, Даниил смотрит на неё своими синими с лёгкой поволокой глазами… Даниил, Даниил, Даниил …
Она не видела его лица, она чувствовала его каждой клеточкой горячего, жаждущего тела… проснулась, не открывая глаз, заучено поплелась в ванную.
Горячий душ, омывал, прогоняя сон. Набрав в руки гель, провела по телу и, вспомнив другие руки, нежно скользящие по серому шёлку костюма, окончательно проснулась, возмущенно подумала: Да что же это за наваждение? Какой-то мальчишка просто выбил жизнь из привычной колеи! Нет!!! Это просто этот чёртов коньяк, сыграл со мной злую шутку! Сегодня я посмотрю на него трезвыми глазами, и всё станет на свои места.
Растираясь огромным жестким полотенцем, она посмотрела на себя в зеркало: И ещё этот синяк на шее!


Марфа с детства не любила воротники, совсем не гоняясь за изменчивой модой. Повседневная одежда – однотонные футболки пастельных тонов. Нарядные туалеты – блузки, отличающиеся от футболок, качеством материала. Из года в год повторяющие фасон, простые до неприличия костюмы: пиджак с круглым, отделанным корсажной лентой воротом и прямые брюки без стрелок на все случаи жизни.   
Ну, и как я выйду из квартиры с таким украшением?
Покопавшись в шкафу, она вытянула изумрудно-зелёное платье из тяжёлого шёлка с высоким воротом, чуть удлинённой юбкой и соблазнительной слёзкой, открывающей выемку между грудей. Это платье она купила для какого-то приема устроенного Иваном, и оно, уже лет десять невостребованное, висело в шкафу. Примерила: Платье приятно облегает тело. Синяк закрыт полностью, но эта слёзка! Очень деловой вид!!!
Привычно влезла в чёрные туфельки на низком каблуке, вздохнула и снова полезла в шкаф. Марфа извлекла модельные итальянские туфли крокодиловой кожи, под цвет платью, отчаянно улыбнулась: Гулять, так гулять! - надела мамины сережки и кольцо с изумрудами и снова глянула в зеркало.
На неё смотрела совершенно чужая женщина. Глаза, как изумруды, щеки горят, будто нарумянены, припухший, резко очерченный рот.
Девять часов!!!
• Я ему покажу!!! Я ему не позволю!!! – шептала она, сбегая по лестнице.


В коридоре было пусто, и, почувствовав разочарование, Марфа констатировала: Я сошла с ума!!! Он просто мальчишка!!! - стараясь успокоиться, открыла дверь и степенно вошла в приёмную, - Здравствуй Света! – секретарь застыла от удивления с открытым ртом. 
• Здравствуй Света!!! – почти крикнула Марфа,
• Здравствуй… - протянула секретарь и вдруг зачастила, оправдываясь, - Господин Братков! Я говорила, что нельзя, но он…
Что он себе позволяет! – глаза Марфы возмущенно сверкнули, - Я ему сейчас всё выскажу!!! – Она резко рванула дверь.
Господин Братков развалился в кресле, положив длинные ноги на журнальный столик, просматривал гранки *  будущего номера журнала.
• Господин Братков! Что Вы… - Марфа хотела сказать, -  себе позволяете? - но он вскочил, одним прыжком пересёк разделяющее их пространство и, захлопнув дверь, закрыл её рот губами.
Она почувствовала сладко-горький запах полыни, услышала негромкий щелчок задвижки и перестала существовать, растворившись в мягких, ласкающих губах, в нежных прикосновениях сильных рук, почувствовала, что сейчас умрет от наслаждения, а он потерся об её кожу вчерашней щетиной, пророкотал,
• Я хочу тебя уже двадцать часов! - отстранился, посмотрел на часы, - Я хочу тебя уже двадцать часов и пять минут! 
Даниил уселся  на стул, притянул её к себе на колени, горячо задышал в овальный вырез на груди:
• Ты сегодня просто отпад!!! Я балдею!!! Я просто балдею!!!
Мальчишеский жаргон несколько охладил Марфу. Она хотела высвободиться, но он только сильнее прижав её к себе, попытался расстегнуть змейку на платье, и она закинула руки за голову, судорожно вцепилась дрожащими пальцами в бегунок. Зазвонил телефон и Дан ослабил хватку. На ватных ногах, Марфа подошла к столу, стараясь сдержать дрожь в голосе, произнесла в трубку:
• Света!!! Я прошу меня не беспокоить!!! У нас важное совещание!
• Он! - с придыханием сообщила секретарь,
• Пошёл он к чёрту!!! Скажи, что я занята!
Она бросила трубку и поняла, что опоздала. Пока она говорила, мальчишка расстегнул змейку. Руки, проскочив под ткань, овладели шелковистыми упругими холмиками, пальцы нащупали затвердевшие высотки и круговыми движениями ласкали, ласкали, ласкали… губы, что-то шептали в напряженную кожу спины, но она уже не различала слов, ослепла и оглохла от наслаждения. Он посадил её на стол, упал на колени попытался раздвинуть её ноги. С подсознательной стыдливостью она крепче свела колени, он дёрнул, зацепил локтем столик, факс со страшным грохотом, полетел на пол.
• Что случилось? – закричала из-за двери секретарь,
• Успокойтесь! - спокойно произнёс Даниил - Просто упал столик...
Отскочив в сторону, Марфа уже застёгивала платье, нарочито грубо приказала:
• Слушай! Давай выметайся!!! Через два часа съёмка, а у меня ещё ничего не готово!
Он пошёл к двери, на полдороги остановился:
• Ты сегодня такая шикарная!
• Твоей милостью! - возмущенно прошипела она, - У меня нет других вещей закрывающих шею, а этот синяк…
• Клёво! - он был явно польщен, - Я подъеду минут через сорок.

* Гранка (полиграфическое) – подлежащий корректуре оттиск, получаемый со столбца набора.

Прошёл почти час. Марфа начала нервничать, наконец, Света закричала:
• Так нельзя господин Братков!!! Я должна доложить!!! – но он уже вошёл, ногой захлопнув дверь перед носом секретаря, поставил на стол коробку:
• Факс! Возмещаю ущерб!
Прищурясь, Марфа заинтересованно смотрела на него, хотя, наверное, никогда бы не позволила себе так смотреть на любого другого мужчину, спросила:
• Ты миллионер?
• Ещё нет!!! Просто всегда плачу по счетам!
Он стоял среди кабинета, как будто демонстрируя себя. Волнистые, темно-каштановые волосы впереди коротко острижены, сзади схвачены резинкой, веселые мальчишеские глаза, нос патриция * и губы амура *.
Светло-серый тонкого сукна костюм ещё больше подчёркивает мощные формы, не лишенные изящества.   
• Ну, просто Аполлон Бельведерский *! - ехидно произнесла Мегги, – только фигового листа не хватает! - когда он захохотал: 
• Почему? Лист на месте! – спросил - Хочешь посмотреть? – старательно гневно бросила:
• Ты невыносим! - и засмеялась, - Возьми штатив  Аполлон…

* Патриций – в Древнем Риме родовая аристократия. Традиционное изображение – римский, крупный нос и тонкие, ироничные губы.
* Амур (Купидон) – в римской мифологии божество любви. Соответствует греческому Эросу. Изображается, как мальчик с чувственными губами, с луком и стрелами, которыми он поражает влюблённых.
*Аполлон (Феб) – в греческой мифологии бог – целитель и прорицатель, покровитель искусств. Среди сохранившихся изображений наиболее известное Аполлон Бельведерский (середина 4 века до нашей эры, скульптор Леохар.)

Женщина, как сказал бы В.И. Ленин, любивший  эту приставку, придающую слову превосходную степень, архи – стеснительная и неразговорчивая, Марфа не задумываясь, перегрызла бы горло любому, посмевшему сказать, что фотография это не искусство. 
За год, перебрав трёх водителей, она поняла, шофера уверены, что в придачу к зарплате она обязана по дороге выслушивать об итоге футбольного матча, о ценах на запчасти и массу другой, совсем неинтересной ей информации, и сдала на Права.
В машине, как всякий художник, она настраивалась, следя за переключением светофоров, слушала классическую музыку, продумывала детали, представляла себе мизансцены. И на площадке её раздражали посторонние. Даже обычная кошка, если она не была в кадре, а просто грелась на солнышке за её спиной, могла вывести из себя. Но Даниил, усевшись за руль своего шикарного, по сравнению с её старенькой  «Тойотой», «Мерседеса» не проронил ни слова, когда она вынула из кармана, поставила диск концертов Рахманинова, кажется даже дышать перестал.
Известный актёр-сын, с которым Марфа работала уже лет пять, сделал большие глаза:
• Вы сегодня просто очаровательны  мадам Николаева!  - и впервые поцеловал её руку.
Губы у него были мокрые, как у Ивана. Она украдкой вытерла кисть о платье, напомнила себе, что он звезда первой величины не только благодаря мужскому лицу и широким плечам, но и, потому что умеет изобразить искреннее почтение к известному всем подонку, неподдельный интерес к вопросу об обогащении руды, нежную влюблённость в похожую на мумию прабабушки фараона Тутанхамона жену корифея... и всё-таки покраснела от удовольствия.
Пока она работала со стариком, Даниил развлекал медсестру-сиделку.
Вначале Марфа обрадовалась, что девица не лезет в кадр, минут через десять, услышав весёлый дуэт: рокочущий хохот Даниила и тихое повизгивание девчонки, чуть не запустила фотоаппарат в голову кино-супер-стар-цу, закусив губу, быстро окончила снимать, и опять обрадовалась. Даниил, бросив даму на полуслове,  легко подхватил аппарат на штативе, понёс в сад, а обиженная девица, надув губы, покатила коляску со своим «возлюбленным» вглубь дома. 
Даниил передвинул тяжёлую скамью, и, кажется, исчез, но в тот момент, когда Марфа хотелось что-то передвинуть, переставить, перевесить из-за её спины появлялись две сильных, послушных руки. Это было удобно, раньше ей приходилось всё это делать самой, но дух противоречия всё-таки победил:
• Может, ты и меня будешь переставлять?
• Пожалуйста!!! – она почувствовала, что отрывается от земли.
Он взял её сзади за талию, легко поднял и поставил возле штатива. Марфа услышала смех актёра-сына и резко развернулась. Злые слова, уже были готовы сорваться с её языка, но Даниил смотрел на неё невинно-детскими глазами, его взгляд излучал такое удовольствие: Нарвалась!!! - и Марфа улыбнулась. Она не могла на него сердиться.


В её кабинете, по-хозяйски защёлкнув задвижку, Даниил плюхнулся в кресло, притянул её к себе на колени. Решительно подавив всякое сопротивление, он долго и нежно водил губами по её раскрасневшемуся лицу. Его губы замирали на мгновение на щеке, на закрытых веках, в уголках губ и когда он, с нарастающей силой раздвинул её дрожащие губы, Марфа перестала дышать. Она захлёбывалась от удовольствия. Он лизнул её шею, несколько жёстких, просто болезненных поцелуев от ключицы к груди, нетерпеливым движением голодного ребёнка ухватил затвердевший сосок, с удовольствием посасывая, лаская языком.
Марфа попыталась прикрыть грудь и он, прошептав:
• Второй обидится... - больно прикусил другой сосок.
Она резко рванулась, приходя в себя, но Даниил, до боли сдавив, всосал кожу её шеи, как точку ставя вторую отметину и отпустил... быстро извлёк из кармана визжащий: «Хозяин! Вытащи меня из штанов!» - мобильный телефон, нагло подмигнув Марфе, пробасил:
• Да дорогая! – чуть послушав, приказал, - Галка не трещи, как галка! - самоуверенно ухмыляясь, бросил, - Я могу всё! – и захохотал, - А вот это будет зависеть от того, как нежно вы с Талкой будете меня просить!
Пока он говорил, Марфа прикрываясь, неловко сползла с его колен, отвернувшись, втиснула руки в рукава платья, зашипела:    
• Всё… уходи… у меня много работы… - но он, улыбаясь, основательнее устроился в кресле, закинул ноги на столик, и, забыв о расползающемся платье, она успела схватить, падающие на пол гранки нового номера, бережно положила на свой стол, вспомнила, как он смотрел не откорректированные статьи, крикнула:
• Пошёл вон!!! – по расползающемуся под модной трёхдневной щетиной румянцу поняла, что разозлила или обидела.
Даниил встал, направляясь к двери, обернулся, наставительно сказал:
• Я думаю, что эту муть не стоит печатать...
• Ты о чём?
• О мультфильмах! Этот твой автор плачет о старой диснеевской анимации. «Белоснежка», «Красавица и чудовище», «Русалочка»... Прекрасные сказки! Только кому сейчас нужны эти сладкие слюни? - иронически улыбнулся, - Секс! Для удовольствия! Чтобы расслабиться или достичь цели! - ёрничая, процедил, -  Ты любила Ивана!?!
Она хотела сказать: Да! – но рот не открылся солгать, в глазах потемнело от боли, даже не заметила, как  Даниил оскалил в улыбке-гримасе зубы, сжал в карманах руки в кулаки.
А он с пафосом процитировал:
• Жизнь коротка и загажена, как детская рубашка! – проинформировав, - Братья Вайнеры «Визит к Минотавру»! - уточнил, - Фильм видел! – и Марфа подумала, что в кино этой фразы, кажется, нет. Хотела спросить, почему  он стесняется признаться, что читал книгу, но Даниил захохотал, зло, обидно, - Любовь!!! Ты видела эту любовь!?! Стоит ли тратить время на всякие глупости? – и она только сильно сжала зубы, чтобы не заорать, по слогам произнесла: 
• Ты циник!!!
Он посмотрел на неё снисходительно, как взрослый на раскапризничавшегося ребёнка:
• Ты несправедлива ко мне, но я тебя прощаю! 
Отвернувшись от явно удовлетворенного собой нахала, Марфа не ответила, рванула бегунок, но змейка не поддавалась, и она сосредоточилась, попыталась медленно сдвинуть застёжку, почувствовала, что он рядом, легко поцеловав её плечо, застегнул змейку:
• До свиданья Марфа! Завтра не жди! У меня дела! Я позвоню!


Услышав, как за ним захлопнулась дверь, она упала на колени, заколотила кулачками по холодной коже дивана:
• Идиотка! Дура набитая! Психопатка! Так тебе и надо!!! С кем связалась!?! С самоуверенным мальчишкой! С наглым маменькиным сынком! С сопливым ловеласом *!
Марфа выбежала в приемную и крикнув, удивлённой Светлане:
• Меня сегодня не будет… - побежала к себе.
Закрыв дверь, уселась в коридоре на пол и долго плакала, прижавшись головой к крышке трюмо.
• Сладкие слюни! - шипела она.
Заставила себя встать:
• Секс!
Сварила сосиску, с ненавистью, бросила в мусорный бачок:
• Для удовольствия!
Заварила кофе, швырнула чашку о стену. На стене расплылось коричневое пятно:
• Чтобы расслабиться или достичь цели! Так тебе и надо!!! Так тебе и надо Марфа Николаева!!!
Она металась по квартире всю ночь.
Мальчишка не так прост и всё же мальчишка... Проговорился! А я... я сама дала повод, показала, что он понравился мне с первого взгляда... очень, очень понравился...
На возрождённой после долгого отстоя кинофабрике, аккумулирующей всю женскую и мужскую красоту региона, где можно на дорожке между павильонами встретить столичный секс-символ года, Марфа видела через объектив своего фотоаппарата красавцев на любой вкус: блондинов и брюнетов, мужественных и женоподобно прекрасных, обаятельных принцев и обворожительных в своём уродстве чудовищ. За те два долгих года, когда она изображала жену великого режиссёра в её ненавистном жилище, о котором мечтают, наверное, многие наивные девчонки, побывал не один десяток  суперменов от российского кино, только  ни разу никто из них не заинтересовал её, как мужчина. Она восхищалась прекрасной игрой одних, поражалась глупости женщин, обожествляющих других, бессовестно эксплуатирующих свои внешние данные, но ни разу не захотела узнать о ком-нибудь из них больше, чем увидела в кино, чем прочла в прессе, и вдруг...
Неужели потому, что этот Даниил – беспечный и напористый, весёлый и самоуверенный, с гипертрофированным чувством юмора, символ возраста, который она по милости Ивана перешагнула из никому не нужной школьницы, в нелюбимую жену...
Она уверяла себя, что женщина не сумевшая понравиться мужу, который старше  почти на двадцать лет, не заинтересовавшая падких на приключения, стареющих кино львов, просто не может вызвать желание у юнца... значит...
Значит, он хочет, чтобы она помогла ему добиться успеха, и поскольку для достижения цели все средства хороши, он выбрал лёгкий, короткий путь...
К утру, разработав чёткий план обороны, на миг присела в кресло, и проснулась на полу, на ковре. Всё тело ныло и, направляясь под душ, она поняла, что спала в зелёном платье.

* Ловелас (Ловлас) – герой романа С. Ричардсона «Кларисса». В нарицательном значении – волокита, обольститель.

Другой одежды с высоким воротом не было, а в зеркале чётко отражались два синяка: первый чуть поблекший и второй большой, яркий.   
Она позвонила секретарю:
• Я еду по делам. Буду позже, - и, повязав шею довольно дурацкой косыночкой, поехала в магазин.
На перекрёстке, ожидая зеленого, Марфа услышала знакомый смех. Даниил переходил улицу, ведя под руки двух девчонок, лет шестнадцати – семнадцати.
Гнусный щенок хохотал на всю улицу, девицы весело вторили ему.
Слава БоГУ!!! - он её не заметил.
В «прекрасном» настроении, Марфа привычно вошла в магазин готового платья. Ничего подходящего не было  ни в этом, ни в двух следующих и она оглянулась. В витрине напротив стоял манекен, наряженный в кофту с высоким воротником, и она решительно прошла через услужливо раздвинувшиеся стеклянные створки, над которыми гордо красовалась полу иностранная вывеска: «Бутик - одежда».
Две продавщицы, ну просто фотомодели (блондинки, ноги от ушей), скептически оценив от косыночки на шее, до мальчуковых растоптанных туфель, определив  явно не потенциального покупателя, случайно забредшую в магазин женщину среднего достатка, сочувственно–ехидно переглянулись.
Денег у неё всегда было достаточно, и мама одевала, как принцессу, только...
В школе при монастыре, в которой всем руководили монахини, постоянно говорили о скромности, об отказе от мирских благ, и девочка Маринка без возражений приняла грубые, нитяные колготки, тёмные платья с единственным допустимым украшением, белым воротничком, не бунтовала, одевала то, что покупала для неё сестра-кастелянша. Ей тогда было всё равно.
И потом, когда Иван, брызжа слюной, орал:
• Ты одета, как вдовствующая квакерша *! Мне стыдно появляться с тобой на людях!!! – ей было всё равно: Пусть ему будет стыдно! - потому что ему совсем не стыдно при людях, при жене обнимать очередную вызывающе-красивую блондинку, шикарная силиконовая грудь которой нагло вздымается на уровне глаз низкорослой супруги.
А потом у неё появился журнал, фотография, не хобби для себя – дело, закрывшее пустоту несостоявшейся жизни. И, обладая, кажется отменным вкусом в своей работе, она просто забыла о себе, не замечала удивлённо-презрительные взгляды кино-див, на миг останавливающиеся на серо-чёрном пятне среди ярких, дорогих нарядов, но сейчас её будто ударили током в сердце.
Марфа набрала в лёгкие воздух, вытянулась, гордо откинула голову.
Не задумываясь, где и когда она всё это будет носить, она выбрала три брючных костюма: зелёные панбархатные брюки и блузон с высоким воротником; коричневый шёлковый пиджак без ворота, брюки в мелкую клетку, и та самая бледно-кофейная блузка с витрины: тёмно-синяя пара в тоненькую белую полоску.
Четыре кофточки с всякими фестонами и разрезами и две пары обуви, отличающейся от её повседневных полуботинок лишь трёхзначными ценами доконали продавщиц. Они, подобострастно улыбаясь, препроводили её к отделу украшений.
С видом царственной особы, делающей этому миру одолжение своим присутствием, Марфа указала пальчиком на очень дорогой серебряный комплект без камней, видимо ручной работы и её свита увеличилась ещё на одну девчонку.
Отдел нижнего белья. Отдел косметики. Всё!!!
• Помогите мне отнести это всё в машину!
Девицы ухватили пакеты и фирменные сумки и заспешили за ней.
Возле входной двери навстречу покидающим магазин покупателям важно выступал манекен. Этакое белое лысое бесполое чудовище, обряженное в комбинезон из чёрного с серыми переливами, блестящего, как резина, облегающего материала украшенный на груди белым контуром панбархатных роз и отороченные белым мехом сапоги на небольшом каблучке, просто заворожило Марфу. 
Не женщина, давно отставшая от моды, фотограф-художник, поражённый контрастом чёрного и белого, странными в этом царстве плоскогрудых блондинок пропорциями женского тела, не раздумывая, протянул визитную карточку издательства, обалдевшей от слов:
• Доставьте вместе с манекеном! – кассирше.

* Квакер -  (англ.) от глагола «to quake» – «трястись», «трепетать», «содрогаться»; официальное название — Религиозное Общество Друзей – конфессия, возникшая в среде радикальных пуритан в годы Английской революции в середине XVII века. Первоначальное название – «Христианское Общество Друзей Внутреннего Света».

Даниил не позвонил в среду, и Марфа, твёрдо решившая, что не желает видеть малолетнего нахала, подумала: Прекрасно! - в четверг не стала анализировать, почему её сегодня так раздражают, уже вошедшие в традицию, телефонные беседы Светы с кузиной, в пятницу, как принято нынче в телевизионных новостях «без комментариев» приказала редактору заменить статью о мультипликации на другой опус.
В выходные она слонялась по своей квартирке из угла в угол, начала убирать в письменном столе, разбросав фотографии, оцарапала палец и долго плакала, бурча себе под нос:
• Ну, почему же я такая бестолковая...
В понедельник утром Марфа обнаружила, что в холодильнике «мышь повесилась» и привычный бутерброд с сыром на завтрак пришлось заменить чёрствой булочкой, подогретой в микроволновой печи.
Размышляя: На завтра и кофе не хватит! Давно пора домработницу пригласить, но как-то очень противно, когда кто-то в твоих вещах роется... – она вошла в приёмную, вымученно улыбнулась секретарю.
• Наконец-то!!! – обрадовалась, привыкшая к тому, что начальник приходит раньше всех сотрудников, Света, - Через двадцать минут совещание. Ты сама назначила.
Марфа двинулась к своему кабинету, но секретарь полным пренебрежения голосом зачастила:
• Звонил этот мальчишка Братков! Ты должна быть готова к семи! Он за тобой заедет! Вы идёте в ресторан! - когда Марфа не нашла ничего лучше, задала идиотский вопрос:
• В какой? – взвизгнула:
• Меня не удостоили! Он сказал: - кипя от возмущения, сообщила секретарь, закрывающейся двери, - «Меньше знаешь, крепче спишь!»


Совещание было посвящено приложению для детей. Примерно месяц назад воспитатели детских садов города объявили забастовку. Они стояли перед мэрией, требуя повышения зарплаты, а тысячи вдруг ставших беспризорными малышей
Марфа любила работать с  детьми, не стеснялась их и всегда с удовольствием фотографировала, с ними ей было легко и весело. Она так хотела родить ребенка, но Иван... а потом уже было не с кем…
Вспомнив, «Весёлые картинки» из своего детства, она придумала это приложение, но сейчас никак не могла сосредоточиться на обсуждении предложений сотрудников.
В голове, как в центрифуге, вертелись мысли:
Никуда я не пойду… Нужен мне он и его ресторан! Мальчику захотелось стать великим фотографом, а тут без проблем и расслабиться, и самоутвердится, и достичь цели!!! Мне это всё совсем не нужно!!! Никуда я с ним не поеду...
Услужливая память, ехидно хихикая, прошипела в мозгу:
• Тоже мне Джулия Ламберт!
«Театр» * Сомерсета Моема *! Аналогичная ситуация! Немолодая, талантливая женщина и наглый, ветреный мальчишка, у которого в голове каша из секса и карьеры! И  вообще все мужчины мерзавцы! - выплыла из подсознания избитая фраза... 
В кабинете стало очень тихо, и она подняла глаза. Сотрудники смотрели на неё, ожидая заключения, а она ничего не слышала.
Набрала в лёгкие воздух, помолчала и быстро нашла выход из неудобной ситуации,
• Я подумаю над вашими предложениями, почитаю стенограмму  и сообщу свои выводы к концу недели!

* Моэм Уильям Сомерсет (1874-1965) – английский писатель.
* Роман Моэма «Театр» о великой актрисе Джулии Ламберт и её поздней любви к молодому клерку.

Оставшись одна в кабинете, она вслух произнесла:
• Я  покажу ему!!! Я  покажу ему, что он мне не интересен... и он оставит меня в покое...
Ровно в пять она была у себя в квартире, вспомнив плотоядный взгляд актёра-сына тогда, во время съёмок, решительно направилась к шкафу за зелёным платьем, но вытащить наряд не успела.
Парень в форме рассыльного внёс, поставил на пол в коридоре манекен в чёрном  комбинезоне и совершенно выпустившая из головы новую покупку Марфа, всего минуту рассматривала вызывающе броский наряд, решительно обнажила белую куклу, быстро примерила обнову на себя, сняла, безжалостно обрезала, укоротила штанины и рукава. Подогнула, прогладила утюгом, заботливо приложенную магазином в подарок клейкую ленту. Сойдёт!!!
В ванной, расчёсывая волосы, увидела синяки. Справа уже почти не заметно, но слева ещё слишком чёткий! Задумалась, принесла серебро. Широкий, тонкого плетения ошейник полностью закрыл правый синяк, от левого осталась неширокая полоса сверху. Сойдёт!!!
Она просушила волосы, и они сами упали на плечи в беспорядочном порядке, прикрепила, прилагающуюся к комбинезону заколку – шифоновую разу. Дурацкая штучка, но сегодня так нужно! - подкрасила ресницы, - Новая туш просто супер! - поймала себя на том, что думает, как этот сумасшедший молодняк, Всё! Больше никакой косметики...
Натянула трусики, влезла в комбинезон и покрутилась перед зеркалом, подумала:
Материал совсем лёгкий, такое впечатление, что на мне вообще ничего нет, просто кожу чёрной краской выкрасила.
• Я сошла с ума... Я сошла с ума... - пела Марфа, - застёгивая серьги.
Подтянула сапожки, для поднятия боевого духа глотнула прямо из бутылки: Хорошо, что дома коньяк есть! - Чайная ложка коньяка, одна из составляющих печенья, которое она иногда печёт для себя.
Ровно в семь раздался звонок.
Лучезарно улыбаясь, Даниил вошел в прихожую и, не мигая, замер.
• Ну! Ты сегодня… - он явно не мог подобрать слова, - Отпад!!! – и чтобы скрыть идиотскую, довольную улыбку, просто разрывающую её губы, Марфа, повернувшись к нему спиной, покопалась в сумочке, между делом спросила:
• Чем ты занимался эти дни, мальчик?
• Эта старая дура, - он возмущённо дёрнул головой, пояснил, - она читает нам историю банковского дела, - спросила: «Кто придумал векселя?», и я - засмеялся, - сказал «Тамплиеры». Как она расшумелась. Пришлось просветить старушенцию, рассказать о книжке Брауна «Код да Винчи». Я же не знал, что она ревностная католичка...
Выхватив из его рассказа слово «старушенция», Марфа проворковала:
• Сколько же ей лет, милый?
Он пожал плечами:
• Тридцать пять... сорок... Чёрт её знает!?! – и она закусила губу, превозмогая боль: Какие они жестокие, эти мальчишки! - а он не замечая, спросил, - Можно я тебя поцелую? Я не испорчу макияж?
• Конечно можно милый... только не наставь синяков…
Даниил нежно обнял её, прижался к губам, и она не оттолкнула, но и не ответила. Это далось ей с трудом.
Его запах, его губы, несмотря на жгучую обиду, волновали, но она взяла себя в руки:
• Пошли!


В новом ресторане было уже полно народу, и он провёл её к довольно большому столу, где пировал молодняк. Во главе стола сидели две девчонки, которых уже видела Марфа.
Даниил подвёл её к ним:
• Мои сестрички Галка и Талка, они двойняшки, поэтому не похожи, - как всегда весело сообщил он, - У них сегодня день рождения. А это Марфа! – девочки синхронно поднялись, прижались мордашками к её щекам.
Значит сестрички! «Боевой дух» начал ослабевать.
Смущённо прошептав:
• Поздравляю... – Марфа повернулась к своему спутнику, возмущённо зашептала, - Почему ты не предупредил? День рождения, а я без подарка... – просто зашлась от злости, потому что он самодовольно захохотал, на весь зал в своей шутливой манере проинформировал:
• Какой подарок!?! Ты привела им лучшего брата в мире! Я бы без тебя не пошёл! – перешёл на театрально-трагический шёпот,  который услышали, наверное, даже на кухне, - Всю ночь рыдал бы, горе водкой заливал!!!
В нарочитом паясничании Марфе на миг послышались искрение нотки, однако,  она совсем не собиралась его реабилитировать: Неужели не понятно, что он поставил её в неудобное положение!?! - но он даже внимания не обратил на гневный взгляд, усадил её, устроился рядом, с видом собственника, положил руку на спинку её стула:
• Что будешь пить? – она приказала:
• Коньяк!
Глотнула уже привычно обжигающий напиток, из-под приспущенных ресниц оглядела зал, выбирая жертву.
Вот! Мужчина лет пятидесяти! Один за столиком для двоих... явно скучает... Попробуем!!!
Увы, не обученная кокетничать Марфа, уверенная, что завлекает, в упор уставилась на импозантного * господина, он даже кивнул, как знакомой, кажется, пытаясь вспомнить, где они виделись, и тут: Как назло! - появилась не менее представительная дама, уселась на свободное место за столиком, пробасила:
• Ты уже заказал котик?
Быстро отвернувшись, Марфа попала к последнему акту представления.
Белобрысый, симпатичный парнишка поздравлял именинниц голосом президента, пожелал им принять участие в программе по подготовке демографического взрыва, очень фривольно намекая, что всем открытиям предшествовали многочисленные опыты. Развязная манера и текст уж слишком... но голос, жесты президента скопированы удачно...
Не поднимая глаз, Марфа улыбнулась, и блондин обошёл стол, церемонно, играя джентльмена, склонил голову, спросил:
• Дан! Ты позволишь пригласить твою даму на танец?
Даниил дернул плечом:
• Дай ей осмотреться Ник! –но Марфа уже встала, опираясь, на галантно подставленный локоть, мечтательно пропела:
• Я хочу танцевать!

* Импозантный (от франц. imposant - внушительный) – величавый, представительный.

Марфа умела и любила танцевать. Правда она не танцевала уже лет восемь, но мальчишка оказался прекрасным партнёром, и она сразу попала в такт новомодных вихляний.
Нежно улыбаясь Нику, она успевала заметить, как меняется лицо Даниила. Поворот – восхищение, поворот – злость, поворот – растерянность: Бедный ягнёночек! Он уже был уверен, что старая дама в его руках, и вот…- поворот – ехидный взгляд.
Проследив за направлением его взгляда, Марфа увидела за столиком возле танцплощадки Ивана в окружении трёх миленьких девиц, который, наливаясь кровью, не мигая, смотрел на неё. Одна, самая худая и длинная: Интересно, как эти два арбуза в декольте ей хребет не сломают! - потянула его за рукав, но он только отмахнулся, не отрывая от жены злых глаз. Это был просто подарок судьбы, Старый баран! «Помоги мальчику!», передразнила она бывшего мужа, Теперь получай!!!
Коньяк уже смешался с кровью, возводя быстрый успех в двадцать пятую степень. Вот это фокус! Рассчитывала на какой-нибудь «Секонд хенд» только бы мальчишка отстал, Ивану, что отфутболила жаловаться не побежал, а тут... 
Танец кончился. Даниил стоя разговаривал с одной из сестёр, и костяшки его пальцев, сжимающих спинку стула, побелели.
• Потанцуем?
Марфа невинно опустила глаза:
• Дай отдышаться, милый…
Иван, в другом конце зала, гипнотизировал взглядом, и Марфа чуть, чуть прижалась к Даниилу, положив руку ему на плёчо, просто тая от удовольствия, почувствовала, как он напрягся, оглядела зал.
Ещё один? Высокий брюнет лет тридцати пяти, похож на испанца, смотрит, нагло раздевая глазами. Хотя, что тут ещё раздевать?
Пригубив коньяк, Марфа, нежно улыбнулась брюнету.
Оркестр заиграл танго. Иван, брюнет и чуть замешкавшийся блондин Ник, одновременно произнесли:
• Разрешите пригласить? - и замерли, сверля друг друга глазами.
Где, что берётся? Видимо просмотренные фильмы, прочитанные книги, абсорбированные памятью, хороший учитель. Марфа очаровательно улыбнулась, положив руку на локоть Ивана, примирительно произнесла:
• Пожалуйста, следующий танец Ваш, - улыбка брюнету, - А потом Ваш Коленька. Мы ведь уже танцевали!
Ну, просто Скарлетт О’Хара на барбекю в «Двенадцати дубах!
Иван повёл её на площадку. Обнял, попытался прижать, но она осторожно отстранилась:
• Ты ведёшь себя неприлично!
• Кто бы говорил! - прорычал Иван, - Что ты здесь делаешь!?!
• Танцую!
• Я спрашиваю: Что ты здесь делаешь!?!
• Меня пригласил твой протеже *. Ты же сам приказал не отфутболивать его,
• Тот мальчишка, к которому ты прижималась!?! - он явно не попадал в ритм.
Возмущённая тем, что он навязал ей «мальчика», которого сам никогда не видел, Марфа  готова была ответить грубо, но краем глаза заметила, что брюнет и блондин стоят по разные сторон площадки, наблюдая за нею, и Даниил, танцуя рядом  с одной их сестричек, тоже поглядывал.
• Послушай! – прошептала она, - Какое тебе дело? Мы не виделись два года. Я же не мешаю тебе жить...
• Я пока ещё твой муж! - угрожающе зашипел Иван, - И если…
• Что если? Ты устроишь скандал? – очень тихо, спросила Марфа, улыбнулась, как заговорщица, - Ты ведь любишь веселиться милый? А мне разве нельзя? - подмигнула, - Пожалуйста, муж, не мешай мне веселиться!
Иван грозный, скандалов которого боятся актёры и сценаристы, журналисты и критики, режиссёры и операторы, кажется даже не вник в смысл её слов. Удивлённо глядя в искрящиеся задором глаза, он замер почти в центре танцплощадки, придерживая партнёршу по танцу за плечи, пытался что-то рассмотреть в незнакомом, бунтарском взгляде, уже семнадцать лет знакомых, всегда покорных глаз.
Видимо ничего не понял, потеряно произнёс:
• Ты стала другой...
Марфе даже на миг стало жаль его, но она вспомнила свои «большие разочарования»... его бесчисленные увлечения...
• Я стала такой, какой ты меня сделал! Музыка кончилась! Иди развлекай своих актрисулек! – когда Иван, опустив плечи, послушно поплёлся в зал, подумала: С этим покончено!!! Следующий!!! – улыбнулась брюнету.
Возвратившись к столу, Марфа  уселась, взяла бокал, но выпить забыла, задумалась: Какой неожиданный успех! Что модная одежда с женщиной делает!!! Или это не одежда? Просто надоело терпеть обиды...
Появился Даниил, ведя под руки сестричек, сел рядом, и она улыбнулась ему, но он не принял её улыбку, обхватив за плечи, зло сжал двумя руками, притянул к себе, нежно прикоснувшись губами к её уху, приказал:   
• Следующий танец мой!
Марфе захотела отстраниться, посмотреть в злые глаза, расхохотаться, но на сопротивление не осталось сил, и она покорно позволила провести себя на площадку, обнять нежно и крепко, совсем не так, как положено в танце, посмотрела в синие глаза и утонула в них.
Они двигались в медленном ритме «Блюза» тесно прижавшись, друг к другу. Его руки ласкали её почти обнаженное тело, а губы, его мягкие, сухие губы нашли её рот и страстно присосались, обещая  блаженство.
Даниил подвёл её к столу, прошептал:
• Попробуй сдвинуться с места! – убежал на минуту, вернулся и, обнимая за талию, вывел из ресторана.
•
* Протеже (франц.) – лицо, находящееся под чьим-нибудь покровительством.

В Такси, он пробормотал какой-то адрес, и придавил её к мягкой подушке. Его губы беспощадно, жёстко раздвигали её рот и вздрагивали, отдавали себя, его руки беспорядочно ползли по скользкой ткани, сжимая, захватывая, лаская. Она попыталась оттолкнуть его, но её рука случайно попала под смокинг, через тонкую ткань рубахи прикоснулась к бешено стучащему сердцу и её тело затрепетала, принимая его ритм. Когда машина остановилась, она уже забыла, что собиралась сопротивляться, гнать его прочь, позволила ему, подхватив на руки, внести догоняющую, рвущееся вперёд желание, плоть в жаркую темноту, отдающую сладковато-горьким запахом полыни, насыщенную грозной первобытной стихией, имя которой страсть.
Это она, страсть, дрожащими руками, рвала с них одежду, бросая на ковёр, она толкнула на кровать, нежно соединяя жадные губы, сплетая, познавая фалангами трепещущих пальцев кожу и напряжённые нервы желанных тел. А потом он хрипло болезненно застонал, проникая в глубину, и она ответила коротким криком, принимая его.
Она лежала, прижавшись щекой к его плечу, обхватив сплетенными ногами длинную мускулистую ногу. Горячая слезинка, пробежав, затерялась в волосах на его груди. Марфа не знала, что это может быть так прекрасно, так жестоко и нежно, так сладостно больно. Даниил ласково провёл рукой по её спине, тяжело дыша, повернулся на бок подложил руку под её затылок. Его затуманенные, слепые глаза проникли в её расширенные зрачки, приказывая, прося…
Второй раз это было совсем иначе, долго, волнующе нежно. Очень медленно он освобождал её от запретов стыдливости, как волшебным ключом, размыкая самое заветное, чувственное, тайное в ней, то о чем она сама никогда не знала. Он будил её тело, и она не дышала, чтобы не растерять, удержать хотя бы на мгновение, и когда он отпускал, разрешая вздохнуть, она хватала его руками, обвивала ногами, прижималась, боясь отпустить, потерять…
Она шептала:
• Пожалуйста… мальчик… я больше не могу… пожалуйста... - и он одними губами отвечал в кожу, в открытый, сведенный мукой ожидания рот:
• Сейчас любимая… сейчас… - лаская нежно с всё нарастающей страстью… а потом Марфа, прогнулась, принимая его, закричала, сдаваясь, он гортанно ответил, и они перестали существовать, растворившись, друг в друге.
Тоненький солнечный луч, пробившись сквозь просвет в гардинах, разбудил Марфу. Её голова лежала на плече Даниила, другой рукой он нежно прижимал её к себе. Она осторожно освободилась, встала, начала собирать, разбросанные по полу вещи. Он что-то прошептал во сне, она повернулась, посмотрела на него, и сердце просто разорвалось от боли.
Он лежал на спине, подложив руку под голову. 
На первый взгляд взрослый, вполне сформировавшийся мужчина с прекрасно развитой мускулатурой, очень большим, ну, по сравнению с Иваном, мужским… - она покраснела, - достоинством...
Но во всей его длинной, худощавой, чуть угловатой фигуре, длинной, как у подростка шее и, особенно в этих по-детски припухших губах было столько мальчишеского, нежного, невообразимо юного...
Не замечая слёзы, бегущие по щекам, она надолго застыла, разглядывая, любуясь...
Ну почему, почему жизнь так беспощадно отбирает всё, что ей дорого? Почему ему не тридцать? Почему ей не двадцать? Почему??? Почему???
Даниил пошевелился, вопросительно прошептал:
• Марфуша? - и приоткрыл глаза, - Ты плачешь?
• От счастья мальчик… - он самодовольно улыбнулся, приподнялся, потянул её к себе, и она подумала: В последний раз...
Она отдавала себя ему нежно и страстно, как в последний раз. Как в последний раз целовала желанное юное тело от беспокойной жилочки на виске до длинных, поросших волосками ног. Как в последний раз вбирала в себя мощь и ласку и отдавала, отдавала, отдавала за счастье и муку, за боль и наслаждение, как в последний раз…

Они пили кофе на кухне, и Даниил показывал её страшные черно-серые фотографии: искалеченные, скованные болью и горем лица, разбитые болезнью руки, чёрные руины, сожженные поля, сгоревшие ветви деревьев серые на сером от дыма небе. Здесь не было света, только тень, отчаяние и ужас безысходности, как уголь присыпанный пеплом. Марфа долго смотрела снимки, думая о том, что мальчишка начитался, чёрт его знает, наверное, Курта Воннегута *  и вбил себе в голову, что это жизнь. Он здоровый, жизнерадостный, самоуверенный не может ещё постичь силу человеческих страданий, а настоящий фотограф, как художник и если он не чувствует, всё выходит фальшиво, надуманно, лживо. 
Она не могла ему так объяснить, это было бы жестоко, сжавшись, в ожидании его циничных сентенций *, сказала о том, что мир устал от горя, что читатель хочет видеть в журнале свет и радость…
Он обозвал её мещанкой, потакающей вкусам развращенной публики. В общем, они крупно поругались, и уже подбегая к входной двери, Марфа сообразила, что на ней только рубашка Дана. В спальне, разыскивая, затерявшуюся сережку, она отодвинула шторы и остановилась, рассматривая фотографии на стенах.
Полный, весёлый мужчина сдувает пену с огромной кружки пива, очень красивая беременная женщина играет с котёнком, хохочущие двойняшки в веночках из одуванчиков, малюсенькая девчонка с вишенками вместо сережек на ушках, важно надула губки, кошка устроилась на высоком заборе, состроила шкодную морду, дразня рычащего свирепого пса. Дети, животные, весёлые и грустные люди и везде много света и тени, забавных деталей. Это был Даниил, её Даниил, весёлый и озорной, смешливый мальчишка собственной персоной в каждом снимке. Услышав его шаги, Марфа схватила сумочку, и выбежала на улицу, громко хлопнув дверью.

* Воннегут Курт (1922) – американский писатель. Его романы вскрывают противоречия научно-технической революции, развенчивают идеологию «технического оптимизма». Проза сочетает приёмы научной фантастики с приёмами гротескной и притчевой литературы.
* Сентенция (лат. sententia – мысль, изречение) – изречение поучительного характера.

В приёмной Света говорила по телефону:
• …а я ей говорю: Если не хватило ума предохраняться, то хотя бы купи тест на беременность. Они сейчас в каждой аптеке продаются. Будешь знать что делать! – видимо услыхала шаги в коридоре, прошептала, - Я перезвоню! – кажется, осуждая, покачала головой, в сотый раз, выслушав грозное предупреждение,
• Если позвонит господин Братков, я уехала по делам и больше сегодня не вернусь!!!
Господин Братков позвонил на третий день после ссоры. Потом ещё несколько раз и пропал. Марфа не хотела с ним говорить, но то, что он не звонит, было так обидно, и она уже две недели убеждала себя: Он мне не нужен! Он хотел воспользоваться мной, для достижения своей цели, изуродовать мой журнал своими ужастиками!!!  А я... – дальше каждый раз следовала неудачная попытка победно улыбнуться, - Я сделала его! – увы, не вызывая ничего кроме презрения к себе.
Вон по телевизору первый канал мультяшку, в  которой «дама почти мама» известного юмориста, как капризного сынка, воспитывает, каждую неделю крутят.
И хотя семь лет, это не тридцать, но «Что дозволенно Примадонне...» - даже себе не решаясь признаться, что злится не на него, на себя, совсем не потому, что это считается неприличным... потому что он ей нужен, а она ему...
Она по-прежнему получала короткие сообщения без подписи. Дан так ни разу и не пришёл, и она каждый раз, вдребезги разбивала желание ответить, позвонить простейшим аргументом: Я хочу тебя! – это ведь совсем не, - Я люблю тебя... Секс!  Чтобы расслабиться, самоутвердится, достичь цели... цели, для исполнения которой все средства хороши!


Сегодня ещё и извечная женская проблема… Марфа всегда заранее высчитывала этот день, стараясь отменить все встречи и совещания. Два дня у неё болели ноги и низ живота и, поднимаясь со стула, она вынуждена была проверять всё ли в порядке.
День прошёл, и ничего не произошло.
Прошло ещё две недели, и, размышляя, какой болезнью она больна, выросшая без матери, и без подруг, Марфа терялась в догадках, вспоминая всё, что слышала в рекламе лекарств по телевизору, прочла в нескольких статьях в женских журналах.
Её мобильный телефон и электронный адрес были просто забиты сообщениями: «Я хочу тебя!!!!» - без подписи, но сейчас она не могла думать даже об этом.
Она сидела в гостиной на любимой софе и пыталась понять, что у неё болит, но как назло ничего не болело. Ей даже не с кем посоветоваться. Она никогда не болела, и пока не появился этот мальчишка, вела очень здоровый образ жизни: умеренное питание, много работы и крепкий сон. Что ещё нужно человеку? У неё даже нет своего врача… Иван заставил её, когда-то пойти к женскому доктору и этих ощущений ей хватит, наверное, на всю жизнь.
Передёрнувшись от отвращения, Марфа подумала: 
• Может спросить Свету? - и вспомнила, как та сказала:
• Если не хватило ума предохраняться, то хотя бы купи тест на беременность!
Быстро одеваясь, направляясь в ближайшую аптеку, ожидая пока уйдет последний покупатель, когда вместо мужчины выйдет женщина-фармацевт, она старалась побороть противную дрожь, наконец, купила сразу три разных теста на раннюю беременность, запыхавшись, взлетела по лестнице, уселась, пытаясь успокоиться, внимательно прочла инструкцию из первой коробочки.
Сделала, с надеждой посмотрела:
• Да??? -  трясущимися руками открыла вторую коробку, потом третью:
• Да!!! Да!!! Да!!!
Марфа, как девчонка, кружилась по комнате, уселась, вскочила… Она была несправедлива к судьбе. Да, она рано осталась без родителей!!! Да, она просто обязана отказаться от него, такого желанного, такого любимого, но, взамен она получила такое счастье, такой подарок:
• Да!!! Да!!! Да!!!


Теперь она жила в сказочном сне, всё время прислушивалась к себе, как на сайте «Одноклассники», заглянуть на который постоянно не хватает времени, постоянно устанавливала для себя новые статусы:
Нельзя так много работать на компьютере - это может повредить ребенку;
Это есть нельзя - это может повредить ребенку;
Нельзя так тосковать и мучиться, думая о Дане - это может повредить ребенку, - но забыть, не думать, не любить она уже просто не могла…
В субботу Марфа пошла в парк. Ребенку нужен свежий воздух.
Она медленно гуляла по тихим аллеям, глядя на играющих детей. Фотоаппарат висел на шее. Она должна была подготовить снимки для детского приложения, но даже фотографировать, впервые в жизни, не могла. Уселась на скамейку, пропуская сквозь опущенные ресницы, солнечный свет, ласковый, как его губы, и, смирившись с тем, что не может о нём не думать, уже почти убедила себя, что вспоминает о Данииле, потому что именно он случайно, совсем не планируя, подарил ей ребёнка. Удивилась, когда в тёплый день, с громкими криками и весёлым смехом, ворвался бешеный ураган. Гала и Тала, повалившись на скамейку, поцеловали её одновременно в обе щеки, хватали за руки, тормошили, говорили одновременно:
• Куда ты пропала?
• Мы сейчас на каникулах! Кайф!!! А Дана папа сослал в Европу по делам! Хочет, что бы сын осваивал семейный бизнес.
• О тебе спрашивал Ник!
• У него тут такая заморочка была! Клёвую чиксу подцепил, сперва совсем с катушек съехал!   
• Но блондинка... На двести процентов блондинка... Коллайдер от провайдера не отличает!  Зашибись!!!
• Как мыло в зубах застряла! Колька её вчера отшил... о тебе спросил...
• В ресторане так посидели! Отпад!!!
• Жаль, что тебя не было с нами!
Марфа не могла вставить слово, с удовольствием слушая всю эту ерунду с непонятными словечками, рассматривала две совершенно непохожие, пикантные мордашки. Тала беленькая, тонкие черты лица, более робкая, Гала решительная шатенка с резко очерченным профилем и только глаза, совершенно одинаковые тёмно-синие глаза в рамке тёмных ресниц – глаза Дана.
Глядя на них, Марфа вдруг вспомнила фотографию в спальне: хохочущие девчонки в веночках из одуванчиков.
• Послушайте девочки! Вы знаете, где Дан хранит плёнки?
Это была страшная авантюра. Первая авантюра в её жизни, но отступать она не хотела.
Фотографии понравились. Марфа никогда не давила на сотрудников авторитетом шефини, и многие её снимки спокойно отправлялись в архив. Отобранные ею фотографии действительно понравились всем! Через неделю, подписывая первый номер Детского приложения «в печать», она без колебаний зачеркнула «Фотограф-художник Марфа Николаева» и печатными буквами написала «Фотограф-художник Даниил Братков».



В среду Света положила на стол электронное письмо.
«Дирекция парижского Центра современного искусства имени Жоржа Помпиду *, просит госпожу Марфу Николаеву принять участие в выставке «Российская фотография»,- далее следовал список, отобранных ими работ, - и приглашает уважаемую миссис Николаеву на презентацию выставки, которая состоится...»
Выставка в Париже – это же просто мечта!
Она ведь никогда не была в Париже, она вообще никогда и нигде не была, а когда родиться ребенок ей будет не до этого. И может быть в Париже она не будет всё время думать о Дане.
• Я поеду, - сказала она секретарю, - Сообщи им…
Первый номер Детского приложения пользовался огромным успехом. Потом Марфе позвонили из нескольких газет, осторожно выясняя, является ли господин Братков штатным сотрудником или он свободный фотограф-художник. Это была победа, но господин Братков, несомненно, имел право подать в суд на журнал за незаконное использование его фотографий. Марфа старалась об этом не думать. Даниил перестал писать ей, не звонил и не приходил, а она днём раздражалась, ночью плакала и, как о спасении, мечтала о Париже.

* Центр Жоржа Помпиду – Национальный музей современного искусства. Носит имя президента Франции, стоявшего у истоков строительства, которое велось с 1971 по 1977 год. В настоящее время одна из наиболее посещаемых достопримечательностей Парижа.

В пятницу позвонил Иван.
• Давай встретимся!
• Зачем?
• Нам нужно поговорить, - впервые за семнадцать лет, в его голосе послышались просительные нотки,
• Нам не о чем говорить, - ответила Марфа, - Хотя…
• Где встретимся? У тебя? - предложил он.
• Нет!!! - она не собиралась встречаться с ним наедине у себя в квартире.
• Тогда… - он назвал ресторан, где она впервые обедала с Даниилом, и Марфа поморщилась:
• Хорошо в семь!
Расхаживая по кабинету, она обдумывала предстоящий разговор. Марфа несколько раз предлагала Ивану развестись, но он всегда отказывался. Она была для него идеальной женой, не мешала ему жить так, как он хотел. С её молчаливого согласия, он мог пользоваться большей частью её денег и, кроме того, всегда мог сказать очередной, жаждущей брака актрисульке:
• Я не могу. Моя жена – мой финансовый партнёр.
Сейчас у неё в руках был главный козырь. Кому нужен чужой ребенок?
В ресторане в пол уха, слушая нудные рассуждения о том, что браки заключаются на небесах, о родстве душ и о том, что женщину всегда тянет к её первому мужчине, она вспоминала тусклую, полную страданий совместную жизнь, своё почти двухлетнее затворничество в спальне на первом этаже. Тогда он просто забыл о ней, вышвырнул её из своей жизни, как бесполезную вещь.
Включилась, когда Иван голосом провинциального трагического актёра произнёс:   
• С тех пор, как я увидел тебя в объятиях этого мальчишки, я потерял сон! Я не могу работать!
Он, как наркотиками, умел накачивать себя словами, и она знала об этом лучше, чем кто-либо другой. Только он всегда немного переигрывал...
Спокойно глядя в его полные невыплаканных слёз глаза, Марфа просто сказала:
• Давай разведемся, - и у неё противно засосало под ложечкой, потому что когда он вдохновенно произнёс:
• Я без тебя жить не могу!!! Я люблю тебя!!! – она увидела в его глазах, почувствовала, что этот разговор не очередной спектакль, направленный на удержание основного капитала студии в одних руках, было что-то ещё, о чём он не мог или не хотел сказать, и это настораживало...
Стараясь быстрее закончить ничего хорошего ей не предвещающую «милую беседу», Марфа раздражённо бросила:
• Мне это уже не интересно! – услышав:
• Мы начнём всё с начала!!! – перебила,
• Нет!!! Я беременна! - и испугалась по настоящему...
Кажется, если бы она сказала, что является наследницей династии Романовых или внебрачной правнучкой Ульянова-Ленина, это произвело бы на Ивана меньшее впечатление.
Глядя на неё круглыми, как металлический рубль глазами, он стал быстро бледнеть, и на этой белизне на левом виске вздулась, заиграла синевой вена или артерия.   
Марфа даже обрадовалась, когда он, наконец, обрёл дар речи, с придыханием прошипел:
• Ты не понимаешь, во что вляпалась!?! – прикрикнула:
• Если ты собираешься устроить один из своих скандалов, я лучше уйду. Завтра я пришлю к тебе своего адвоката!
Иван пригнулся, орошая её ухо слюной, зловеще сообщил:
• Да ты знаешь, кто его дядя!?! Дон Карлеоне!!! Это мафия! Понимаешь, мафия!!!
Он говорил и говорил что-то ещё, кажется о банке отца Даниила, о делах дяди, но она не слушала, отметив про себя, что уже не раз слышала кличку давно перешедшего от обычного гоп-стопа к разбою в государственном масштабе одного из руководителей управы, Марфа думала: Зачем же он... С такой роднёй его чёрно-белых уродцев завтра же во всех журналах напечатают...  критики от восторга захлёбываться станут! – очнулась, когда Иван заорал:
• Ты должна избавиться от этого ребёнка! Они всё равно никогда не позволят ему, на тебе не женится!!! – нервно рассмеялась:
• А мне плевать!!! – спросила, - Что я ребёнка не прокормлю? - и поняла, что  сейчас он выбросит последний козырь, потому что давно забывший, что такое стыд Иван смущённо опустил глаза, растирая пальцами багровеющие щёки, зашептал:
• Этот ребёнок не может родиться... это инцест *... этот мальчишка... Даниил... он мой сын...

* Инцест (лат. - преступный, греховный) – кровосмешение, половая связь между кровными родственниками (родителями и детьми, братьями и сёстрами). Инцестом считается секс между членами семьи и родственниками не дальше уровня троюродных.

Это была, кажется, самая страшная неделя в её жизни. Марфа вспоминала, привязывая к запомнившимся событиям из детства, сопоставляла даты.
Она уже несколько месяцев ходила в первый класс, утром почти собралась в школу, когда к ним в квартиру ввалился совсем пьяный дядя Ваня, хватая всех за руки, блаженно улыбаясь, бессвязно орал:
• Мальчик!!! В пять сорок!!! Три семьсот!!! – и родители тоже улыбались, поили его рассолом, укладывали спать в гостиной на диване, а она нервничала, что опоздает на урок...
Кажется, через время они всей семьёй ездили на другой конец города, и красивая женщина, гордясь, показывала им сладко посапывающего младенца, укутанного в голубое нарядное одеяльце...
Только это воспоминание было каким-то размытым, и Марфа была совсем не уверена, что это был именно Даниил, а не какой-то другой младенец...
В одиннадцать лет она запомнила, потому что родители при ней никогда не ругались, а тут мама с порога закричала, пришедшему с работы папе:
• Законная жена на алименты, на содержания сына подала!!! Твой Иван подлец! Работать тебе с ним или нет, твоё дело, но в нашем доме я его больше видеть не хочу!!!
Прибитая своим горем, она всё это забыла, очень удивилась, услышав, на каком-то званом вечере, как знакомый режиссёр сказал Ивану:
• Новый-то твоей бывшей супруги банк открыл! Далеко пойдёт!
Они только что поженились, она ещё думала, что любит мужа, и это: «твоей бывшей супруги...» - больно кольнуло в сердце. Он заметил, скривившись, как будто уксуса глотнул, презрительно бросил:
• Этот идиот!?! – и перевёл разговор, - Пойдём! Я тебе зимний сад покажу!
А года четыре назад один столичный журналист написал огромную статью о банкире, которую тут же перепечатали местные газеты. В соответствии с требованием времени автор добавил в рекламно-деловой репортаж, повествующий о восхождении бухгалтера машиностроительного завода в крупные финансисты, так сказать пару ягод «клубнички», сообщил, что первым мужем жены банкира был Иван, что второй муж моложе супруги на три года, и что у них трое детей – мальчик и две девочки.
Только тогда её всё, что касалось Ивана, уже не касалось и она бегло, не вдаваясь в подробности, просмотрела материал.
А сейчас нашла и внимательно перечитала, потому что сейчас не по касательной задело в самое сердце!!!
Ни на миг не усомнившись в том, что она не избавится, родит ребёнка, Марфа, видимо сработал защитный рефлекс, спасающий от помешательства, поразительно легко вывела Даниила за рамки проблемы, просто решила, что роман окончен раз и навсегда, что она больше никогда не встретится с ним. Всё время вспоминала, кто видел их вместе, кто может понести по городу сплетню... через годы рассказать ребёнку, кто его отец.
Город с миллионным населением, но в определённых кругах её все знают.
Выхватив из собственных раздумий слово: «знают» - она зачем-то подумала: А в Париже не знают... – и чуть не затанцевала в рабочем кабинете, взяв себя в руки, быстро вышла в приёмную:
• Света! Найди мне, пожалуйста, в Интернете парижскую клинику по искусственному оплодотворению, в которой обслуживают по-русски!


Самолёт улетал через три часа, и Марфа давала последние указания редактору, когда позвонили двойняшки.
• Дан в Брюсселе! Он просил забрать плёнки! - весело сообщила Тала,
• Он очень рад, что они тебе пригодились! - засмеялась Гала,
• Мы заедем к пяти! - хором сообщили двойняшки.
• В пять я буду уже в самолёте. Я улетаю в Париж. Меня пригласили на выставку в Центр Помпиду…
• Там будут твои работы? - восторженно прошептала Тала,
• Да. Я оставлю плёнки у секретаря.
• Счастливая!!! А нас папа и мама в Европу пока не пускают!!! - закричали девчонки, - Счастливого пути!!!
Положив трубку, Марфа удивлённо подумала, что двойняшки говорят с ней, как со сверстницей и повернулась к редактору.
Прощаясь со Светой, она сказала, что если ей понравиться, она задержится в Париже на несколько недель, сделала многозначительную паузу:
• Ведь я никогда не была в отпуске! Имею право!
Секретарь, понимающе закивала:
• А почему бы и нет! Имеешь право!
Поздравив себя с тем, что главная сплетница в редакции нейтрализована, Марфа всю дорогу в Аэропорт анализировала переписку с Иваном.
Хотя, что там анализировать?
Она просто переслала ему по электронной почте страницу с адресами, телефонами и банковскими реквизитами французской клиники, приписала: «Если мне не хватит денег, я тебе позвоню...» - получив ответ: «Зачем было лгать? Я всю ночь не спал! Хочешь развестись? Я согласен!» - написала: «Я не настаиваю пока на разделении капитала студии» - и поняла, что план удался.


В аэропорту «Орли», отчаянно ругая Свету, которая заверила, что сообщила номер рейса, договорилась о встрече, Марфа растеряно посмотрела по сторонам...
Несколько человек держали в руках таблички, но ни на одной не было её фамилии. Она постояла: Может быть, где-то затор и машина опаздывает... - медленно потащила собой чемодан на колёсиках, вглубь огромного зала, где на стене над головами беспорядочно снующего людского муравейника большими буквами на трёх языках: французский, английский и кажется немецкий... - было написано слово «Информация».
Наверное, в бюро справок международного аэропорта есть человек, который знает английский язык! А если он в отпуске или заболел?
Марфа попыталась сложить фразу по-французски. Увы! Кроме «сис жюр» - шесть дней именно шесть дней назад, Света сообщила в секретариат выставки, о том, что госпожу Николаеву следует встретить, - ничего не вспомнила.
Возле окошка, облокотившись спиной о стену, стоял Даниил.
Она даже не успела отругать себя за то, что обрадовалась, он подошёл, жадно поцеловал затрепетавшие губы, и Марфа забыла все данные себе зароки, прижалась к нему, ответила, только когда он приказал:   
• Поехали!!! – борясь с непреодолимым желанием зарыться руками в его волосы и целовать, целовать любимое лицо, от пышного каштанового чуба, до чуть раздвоенного, как всегда, чуть колючего, не выбритого подбородка, запротестовала:
• Меня должны встретить!
Даниил улыбнулся:
• Я отпустил водителя! Стоять с табличкой глупо, ты меня и так знаешь.
Она вылетела в полдень специально для того, чтобы погулять по весенним московским улицам, входя в аэропорт «Шереметьево» долго любовалась ярким закатом, а в Париже, как по волшебству, перескочила в ночь.
Устроившись в машине, Марфа с восторгом смотрела в окно на песочного цвета дома с закругленными углами и маленькими балконами, украшенными ажурными решётками  и не заметила, как задремала.
Даниил разбудил её, ласково потрепав по щеке:
• Посмотри!
Напротив, с другой стороны реки, пульсировала желтыми огнями Эйфелева башня.
• Какая красивая, - восхищенно пробормотала Марфа,
• А знаешь, - улыбнулся он, - Александр Дюма, говорил, что любит обедать в ресторане на втором ярусе башни, потому, что только там не видно этой уродины,
• Откуда ты знаешь?
• Мне сказал Дюма, - пошутил Даниил, - Поехали! На тебе лица нет. Эти чёртовы разные часовые пояса доканывают, но это пройдёт…


В гостинице «Ламбер», (Марфе казалось, что в письме была указана какая-то другая гостиница), он подошёл к администратору, взяв ключи, проинформировал:
• Здесь есть панели, украшенные картинами Лебрена, * и сказочная галерея в форме ротонды, * но всё это ты посмотришь завтра, - открыл дверь, поцеловал её в лоб, - А сейчас спи. Я тебя разбужу.
Марфа услышала звук, запираемого замка, не имея сил возмутиться, добрела до кровати и провалилась в яркий, блестящий огнями сон.
Он разбудил её, нежно поцеловав в закрытые глаза, и она, со сна протянула руку, чтобы обнять, но Даниил резко отстранился:
• Вставай! У нас мало времени!
В Центре Жоржа Помпиду, симпатичная девушка администратор посмотрела список:
• Ваши работы в четвёртом зале мадам Николаева, - и удивлённо подняла глаза, - Вы ещё не поселились в гостиницу?
Марфа не успела открыть рот, а Даниил уже произнёс:
• Мадам живёт в другой гостинице. Отмените заказ. Если для мадам будет информация, звоните, - он назвал свой номер мобильного телефона, и Марфа просто задохнулась от возмущения:
• Что это значит?
• Так нужно! Я тебе потом объясню…
Они потеряли два часа на нудной презентации, посмотрели выставку, обедая в ресторане Центра, разговаривали о современной фотографии, об экспозиции. Марфа несколько раз пыталась выяснить: Почему так нужно? - но Даниил отводил глаза, быстро переводил разговор на другую тему, и, разрываясь между любовью и «умом, честью и совестью», она забыла странную фразу.
Ужинали в маленьком кафе на Елисейских полях. Он заказал вино, но она отказалась пить.
Даниил захохотал:
• Ну, чего ты боишься? Французское вино лёгкое и полезное в небольших дозах. Здесь его пьют все, даже не родившиеся дети, - показал на двух беременных женщин с бокалами в руках, тихо беседовавших за соседним столиком.
Рассматривая потрясающе изящные наряды будущих мам Марфа, пытаясь вспомнить, видела ли она такие ненавязчиво подчёркивающие предстоящее материнство, такие милые с рюшами и плиссе как будто кукольные платья на женщинах в родном городе, пригубила вино, из-под ресниц посмотрела на своего спутника.
Прикрыв глаза, лениво развалясь в кресле, Даниил демонстративно наслаждался ароматным мягким вином, развлекая свою даму неспешными и совсем не интересными рассказами о Париже. Он, кажется, всё время думал о чём-то постороннем, прервавшись, надолго замолкал и скучным голосом начинал о другом, открывая дверь её номера распорядился:
• Завтра будет тяжёлый день. Мы идем в Лувр! Я тебя рано разбужу! - галантно поцеловал её руку, - Спокойной ночи.

* Лебрен (Ле Брен) Шарль (1619-1690) – французский живописец, основатель Королевской академии живописи и скульптуры (1948), создатель официального придворного стиля Людовика XIV.
* Ротонда (итал. rotonda буквально - круглая), -  круглая в плане постройка обычно увенчанная куполом.

Был третий час ночи, но Марфа не могла спать. Весь день Даниил был подчёркнуто, ласков и предупредителен. Он всё время говорил, не давая ей вставить слово, заботливо угадывая её желания, но что-то было не так…
Она лежала, тупо глядя в украшенный лепниной потолок, и говорила сама с собой:
• Ты сама хотела, чтобы он забыл тебя! Он мальчишка и, наверное, уже подыскал себе девочку по возрасту... Но зачем же тогда он здесь? – и на это у неё был ответ, - Он благодарен за фотографии в журнале и хочет отплатить за добро: «Просто всегда плачу по счетам…», - услужливо подсказала ей память.
Это было так просто там, дома, на расстоянии тысячи километров от него решить, что всё кончилось, что она больше никогда не встретится с ним, но они встретились... Встретились!!! И нет никого... нет ничего важнее, дороже её любви, а он... он совсем чужой, и это больно... Больно!!!
Марфа как на горячей сковороде, вертелась в постели. Стоило ей закрыть глаза, в воображении возникало его лицо бесстрастное, холодное, и она понимала, что долго не выдержит эту муку, завтра же попросит его позвонить в агентство, и улетит домой, а этот сказочный город она приедет смотреть вместе со своим малышом через несколько лет.
Даниил откровенно обрадовался её просьбе:
• Ты совсем не говоришь по-французски?
• В школе учила, но забыла, кажется, всё, - виновато призналась Марфа, просто убитая его радостью, - Он явно хочет от меня избавиться! - думала она, даже не пытаясь вслушаться в телефонный разговор. Услышала знакомое  слово «шарман» (прекрасно) и сжалась, как от удара.
• Всё нормально. Ты улетаешь сегодня ночью! - весело сказал Даниил, - Подожди, я забыл мобильный в номере.
Возвратившись, он сообщил, что дозвонился Свете, и она обещала, что Марфу встретят в аэропорту. Это был ещё один удар, но Марфе уже было всё равно. Больнее чем сейчас ей уже не будет, наверное, никогда.
Мука продолжалась. Он повёз её завтракать в ресторан на Эйфелевой башне. Долго показывал - трёх великих дам Лувра: безрукую Венеру,* безголовую Нику * и Мону Лизу,* в улыбке которой Марфа увидела свою боль, что-то говорил о картинах и скульптуре, угощал обедом в деловом районе небоскрёбов Дефанс,*
• Почему ты не ешь милая? Ты ведь и на завтрак почти ничего не ела.
Дом инвалидов с гробницей Наполеона. * Триумфальная арка, *
• Я хочу больше показать тебе дорогая. Ты ведь сегодня улетаешь.
Он перемежал исторические факты, историческими анекдотами, весело смеялся,
заглядывая ей в лицо, и Марфа пыталась изобразить улыбку, но её губы только болезненно кривились.
• Ты плохо себя чувствуешь Марфуша?
• Всё в порядке…
• Мост менял. Мост Мари! * Загадай желание и оно исполниться!!! Мост Турнель... мост Искусств... мост Александра…* Мост Мирабо!* Выходи любимая. Мы здесь поужинаем, и я отвезу тебя в аэропорт.
Придерживая за локоть, он помог ей спуститься по темной лестнице, декламируя:
• Под мостом Мирабо тихо катится Сена,
И уносит любовь,
Лишь одно неизменно,
Вслед за горем веселье идёт непременно…*


* Лувр – Первоначально королевский дворец, возведен на месте средневекового замка. Неоднократно с 16 по 19 век перестраивался (архитекторы П. Леско, К. Перро и др.) С 1781 года музей. Богатейшее собрание древнеегипетского, античного, западноевропейского искусства.
* Венера (Венера Милосская) – статуя найдена в 1820 году на острове Милос, эллинистический период, около 100 года до нашей эры, мрамор, высота 202 см. (руки не сохранились).  По всей вероятности одна из копий с оригинала Праксителя.
* Ника – Статуя богини победы Нике. Самофракия, эллинистический период, около 190 года до нашей эры, мрамор, высота 328 см. Была найдена 1863 году (голова отсутствовала).
* Мона Лиза – Портрет Лизы Герардини дель Джакондо (около 1503-04 года, масло, дерево, 77х53 см.) кисти Леонардо да Винчи.
* Дефанс – район небоскрёбов разделённый на две зоны – общественно-деловой центр и район парков.
* Дом инвалидов – архитектурный ансамбль, занимающий территорию 450х390 м. Кроме собственно интерната для солдат-инвалидов в комплекс входят собор с могилой Наполеона, музей оружия, музей планов и рельефов, музей законной свободы.
* Триумфальная арка – расположена в центре площади Шарля де Голля. Строительство начато в 1806 году по проекту Шалгрена и по воле Наполеона, желавшего прославить Императорскую армию. Оконченная в 1836 году арка стала символом гордости французов и алтарём отечества.
* Мост менял, мост Мари (Существует легенда, что если загадать желание и пройти по мосту, оно исполниться в течение года), мост Турнель, мост Искусств, мост Александра, мост Мирабо – мосты соединяющие берега реки Сены. Каждый мост украшен скульптурой, является частью ансамбля набережной.
* Стихи поэта Гийома Аполлинера.


Марфа готова была завыть, как раненное животное. Он подхватил её на руки, по шатким мосткам перенёс на какое-то тёмное судно, усадил на скамью, быстро отшвартовался, вывел судно на середину реки и опустил якорь.
• Мы не опоздаем в аэропорт?
• Нет!!! Мы никуда не опоздаем! - резко сказал он, - Я всё рассчитал!!! Пошли в каюту.
От странного, пугающего предчувствия заныло сердце, но она спустилась за ним по трапу в помещение, которое освещали только блики на воде, пробивающиеся через иллюминатор. Повинуясь команде:
• Нужно зажечь лампу. Придержи!!! - приняла из его рук старый фонарь.
Даниил зажёг спичку, и она сосредоточилась, стараясь удержать лампу трясущимися руками, а он ловко набросил на её запястья наручники, защёлкнул их и, задёрнув шторкой иллюминатор, включил электрический свет.
Довольно просторная каюта с деревянными панелями обставлена дорогой мебелью. Небольшой круглый стол и стулья под иллюминатором, диван и два кресла, напротив большой телевизор и длинный от потолка до пола пушистый ковёр на стене. С двух сторон от ковра в стену были вбиты крюки, тянувшиеся от них цепи, оканчивались наручниками, которыми была скована Марфа.
• Что за дурацкая шутка! - возмущенно закричала она, - Отпусти меня!!!
• Это не шутка, это расплата... – вкрадчиво сообщил Даниил.
Он подошёл ближе, чуть подтянул цепи, убирая слабину, и руки Марфы сами поползли вверх, уселся в кресло, с удовлетворением разглядывая дело своих рук, взял с дивана, видимо заранее приготовленный первый номер Детского приложения, перелистал и поднёс к её лицу:
• Эти фотографии, я делал для себя! Понимаешь для себя! Я самостоятельный взрослый мужчина и я, только я могу решать, что выставлять, а что нет на потребу публике!
Даниил включил магнитофон, взял со стола большие ножницы, подошёл к ней почти вплотную, и стал плавно под музыку, осторожно отрезать куски от её пиджака, складывая обрезки на стол.
• А ты со свойственной тебе самонадеянностью, ну, как же великий мастер фотографии, Центр Помпиду, уверенна, что имеешь право, решать за меня, - он покончил с пиджаком и перешёл к блузке…
Марфа почувствовала, как у неё высыхают слёзы, боль, терзавшая её, весь этот мучительный день отходит, уступая место всепоглощающему гневу, гордо выпрямилась, бесстрашно глядя в ледяные синие глаза, закричала:
• Ты идиот! Ты подсмотрел у какого-то неврастеника ирреальный * мир, без радости, без любви, без лучика надежды и натянул на себя, как смирительную рубаху, не понимая, что психически нормальный человек не может чувствовать и жить на таком накале безысходности, принять это всепоглощающее отчаяние и не сойти с ума.
• Допустим! – Даниил провел рукой по её обнаженной груди и присев на корточки начал разрезать брюки по шву, - но это не давало тебе права выставлять меня обнажённым перед толпой!!!
• Мальчишка!!! Отрежь себе ухо!!!* – Марфа пнула его коленом, и он пробормотав:
• Осторожно, порежешься, - занялся колготками, даже не поднял голову, на её крик:
• Неужели ты до сих пор не понял, что именно незащищенность, полная духовная обнажённость отличает художника от кустаря!?!
• Однако это не даёт тебе права всё решать за меня!  Я гуманнее тебя... - Даниил надрезал в двух местах и отшвырнул её трусики, - я не выставлю тебя толпе, я приберёг это лакомство для себя…- отошёл в сторону осмотрел её и, подойдя вплотную, стал гладить её обнаженное тело.
Марфа попыталась вырваться, но он придавил её к ковру, зашептал на ухо:
• Ты должна признать, что совершила насилие, и я имею право ответить тебе тем же, - быстро отбросил свои брюки и, схватив её за колени, потянул на себя.
Его первое движение причинило ей боль. Она была не готова, она ещё продолжала спор о фотографии, рванувшись, болезненно вскрикнула, и он не ослабляя напор, нашёл её губы, подчиняя движения языка, движениям тела. Марфа безоговорочно приняла его, попадая в такт, потому что это её Даниил, её мальчик, её любовь.
Несколько минут они тяжело дышали, потом он, хрипло простонав, опустился в кресло, рассматривая её, и она топнула ногой:
• Отпусти меня!
• Нет! Не сейчас это только первый акт Марлезонского балета!
Он вымыл руки достал из холодильника бутерброды со своей любимой чёрной икрой, попросил:
• Поешь любимая. Ты сегодня ничего не ела, а у нас ещё ночь впереди, –поднёс бутерброд к её губам, и Марфа вдруг почувствовав голод, послушно откусила кусок.
Даниил кормил её, пока она не замотала головой:
• Больше не хочу, - старательно облизал её губы, явно наслаждаясь вкусом, когда она приказала, - Отпусти меня!!! – закричал:
• Нет!!! Я должен выяснить еще один вопрос!!! – ещё раз резко, зло раздвинул её  губы. В этом поцелуе не было страсти, он наблюдал за ней, как учёный за кроликом во время опыта, - Я хочу понять, что значил весь этот цирк?
• Какой цирк? – огрызнулась Марфа, - Отпусти меня, мне холодно!!!
Он прошёл к стене. Включил электрический камин, возбуждёно прошагал из угла в угол, выключил свет:
• Я пойду, перегоню катер подальше от центра, а ты подумай. Когда я вернусь, я задам тебе вопросы, - он застёгивал брюки, - и если, ты не захочешь сказать мне правду, ты будешь сидеть на цепи, пока я не вырву её у тебя…
Марфа просто в струнку вытянулась, под его злым, вопрошающим взглядом. Гордо закинув голову, она с вызовом смотрела в его жёстко прищуренные глаза:
• Я не боюсь тебя!!! – закричала она, ударила ногой, подвернувшийся под «горячую руку», маленький круглый пуф, и Даниил улыбнулся, попросил:
• Не ломай мебель, пожалуйста… - посоветовал, - и не кричи, всё равно тебя здесь никто не услышит, только голос сорвёшь.

* Ирреальный – не реальный, выдуманный, фантастический.
* Отрежь себе ухо! – Винсент ван Гог голландский художник в период безумия отрезал себе ухо, утверждая, что оно мешает ему работать.

Оставшись одна, Марфа с удовольствием впитывала тепло, смотрела в мерцающий искусственный огонь.
Беспомощная, как Прометей,* прикованная к стене, она не испытывала страха, была уверена, что никто не станет клевать её печень,  даже тогда, когда он методично срезал с неё одежду. Странно, но она не стеснялась своей наготы, а ведь всегда носила брюки, только потому, что стоило зайти в комнату любому человеку, и она начинала судорожно тянуть юбку, прикрывая колени.
Попытка напомнить себе, что он сын Ивана, а она была женой Ивана и поэтому вся эта история похожа на бредовую фантазию не в меру разошедшегося бульварного писаки, не увенчалась успехом. Прожив этот страшный день полный щемящей тоски и показного безразличия,  она уже не могла уверять себя, что сумеет задавить запретную любовь, не понимала ещё, чего он от неё хочет, но уже  точно знала, что эта жестокая, тщательно продуманная игра придумана специально для неё.
Даниил вошёл в каюту с двумя бокалами, достал их комода бутылку, спросив:
• Хочешь выпить? – дождался  отрицательного покачивания головой, налил себе, уселся в кресло отпил глоток, с удовольствием разглядывая её.
Марфа стояла, прислонившись боком к стене. Высоко закреплённые наручниками руки поднимали небольшую, крепкую грудь, выгибали тело. Ноги устали после целого дня ходьбы и она, приподняла одну, положив щиколотку на икру другой (Потом можно будет повернуться и дать отдых второй).
• Согрелась, -  удовлетворённо заметил он, продолжая рассматривать,
• Отпусти меня извращенец! - резко приказала Марфа,
• Нет! - Даниил покачал головой, - ещё не время, - И, пожалуйста, стань нормально, - его голос дрогнул,
• Я устала...
• Для мученицы ты слишком соблазнительно выглядишь… Я просил стать нормально! – он повысил голос, но Марфа не шелохнулась.
Даниил сорвал с ковра, висевший над её головой, кнут, хлестнул по креслу.
Неужели он ударит, - Марфа сжалась, но позы не изменила. А  он согнул бич пополам, медленно провёл по её затылку, по напряженной спине, по ягодице, по ногам, прижался к ковру лицом к ней, взял Марфу за подбородок и пристально глядя в глаза, повёл кнут между сплетенных ног, обрисовал поросший волосками треугольник, круг чуть отмеченного живота,  выемку между грудей.
Марфа блаженно сощурилась, принимая ласку, и он быстро отошёл, ещё раз хлестнул кресло, хрипло прошептал:
• Ты удивительная женщина! Неужели ты меня не боишься?
• Нет!!! – Марфа стояла как кариатида,* поддерживающая свод, - Через час станет известно, что я не села в самолёт. Потом запаникует Света, она известная паникёрша. Комиссар Мегре составит твой словесный портрет, выяснит, где стоит катер и спасёт меня, нежно неся на руках по шатким мосткам.
Марфа издевалась, сдерживая смех, когда он отшвырнул кнут, спросил:
• Ты мне так доверяешь? – решила, что у него изменилось настроение, нежно проворковала:
• У меня болят ноги. Отпусти меня деспот!
Даниил ослабил цепи, ногой пододвинул ей стул:
• Ладно, посиди, а я пока постараюсь развеять твои иллюзии. Я же сказал тебе, я всё рассчитал:
• Во-первых, -  он подошёл и загнул палец перед её носом, - я позвонил в агентство и попросил оформить тебе открытый билет. Учи языки невежда!
Во-вторых, Света знает, что тебе понравилось в Париже, и ты решила остаться минимум на месяц;
В-третьих, комиссар Мегре давно на пенсии и, кроме того, шаткие мостки провалятся под ним, он очень грузен;
И, наконец, в-четвёртых, катер принадлежит моему другу, и моя фамилия нигде не указана.
Он говорил весело поддразнивая. Это был Даниил, настоящий Даниил,  Марфа поцеловала торчащий перед её лицом мизинец:
• Тогда меня спасёт Д’Артаньян! – и испугалась по настоящему.
Любимое лицо покраснело, расширенные глаза налились кровью, прорычав:
• Что он сказал тебе?  – Даниил схватил её за горло и затряс, второй рукой затягивая цепь.
Почти повиснув на вытянутых руках, Марфа еле доставала до пола большими пальцами ног, а он стоял перед ней так близко, и от его дыхания, от его запаха кружилась голова, не хотелось думать ни о ком, ни о чём, из какого-то уголка памяти, отвечающего за самосохранение, вырвались три слова:
• Я не понимаю... – и застряли на губах, потому что он захрипел:
• Иван!!! Что он тебе сказал? Ник видел вас в ресторане!!! Что он сказал тебе?  Что!?! Из-за чего ты прячешься от меня, не отвечаешь на звонки, на сообщения?  – пригрозил, - Если ты не скажешь, ты будешь висеть так неделю (!) месяц(!) год!!!
Марфа прошептала:
• Мы решили помириться! – собиралась с силами, чтобы как-то развить пришедшую мысль, соврать, что Иван отец её ребёнка... (от его «безупречной» репутации не убудет), вздрогнула  от грозного рыка:
• Не ври!!! -  Даниил заорал, - Ник слышал! Все слышали!!! Вы ругались!!! – спросил, - Что он сказал обо мне? – и... мысли окончательно запутались.
Если бы у неё было время подумать! Если бы у неё было всего несколько минут на то, чтобы подумать... она бы придумала какую-нибудь спасительную ложь, сказала бы, что встречалась с Иваном по делам фирмы... что они ругались из-за денег...
Только ни минутки на то, чтобы сообразить не было... и она, захлёбываясь слезами, завыла:
• Он сказал, что ты его сын... что мы не должны встречаться... – и тут же пожалела, потому что на парня было жалко смотреть, потеряв контроль, как базарная торговка, закричала, - Зачем я тебе!!! Я старше! Я была замужем! 
Даниил миг назад, обхватив голову руками, цедивший:
• Папочка... папочка... – выпрямился, гневно сверкнул глазами, проревел,  - А моё мнение в данном случае значения не имеет? – размахнулся, и... ударил её по щеке,  - Тебе плевать на то, что чувствую я!!!
Её никто никогда не бил. Боль, терзавшая её все эти страшные дни, кажется, собралась, сконцентрировалась на моментально заалевшей, горящей в огне щеке...  Эта боль не от удара, боль запретной любви, лишая последних сил, простонала:
• Я люблю тебя...

* Прометей – в греческой мифологии титан, похитивший у богов Олимпа огонь и передавший его людям. В наказание был прикован к скале. Прилетавший каждый день орёл расклёвывал его печень, которая отрастала за ночь.
* Кариатида – скульптура стоящей женской фигуры, которая служит опорой балки здания.


Она услышала,
• Любимая!!! Что с тобой? – почувствовала ветерок и открыла глаза.
Даниил вынес её на палубу, и держал на руках не зная, что делать. В синих глазах растерянность, боль, слёзы. Марфа с трудом подняла, онемевшую руку, погладила его по щеке. От пережитого и холодного ветерка, её трясло, как в лихорадке, и он почувствовал, прижимая её к себе, отнёс в спальню, завернул в пушистый мех. Марфа благодарно улыбнулась и провалилась в спасительный сон.
Она медленно просыпалась, потянулась всем телом, почувствовала боль в затекших руках и скосила глаза. Даниил спал, стоя на коленях возле кровати. Он зажал её руки в ладонях, примостив на них свою голову.
• Пусть поспит, - нежно подумала Марфа, попыталась чуть повернуться, увидела через открытую дверь кусок ковра на стене, вбитый крюк с цепью и, резко рванув, освободила руки.
На коже ярко выделялись следы от наручников.
Даниил пошевелился, просыпаясь, прошептал:
• Любимая… -  и она отвернулась, поняла, что если ещё раз посмотрит в виноватые синие глаза, вся её решимость уехать, улететь от него уйдёт, как вода в жаждущую, сухую земли, даже следа не останется...
Позабыв, о том, что её одежда вчера превратилась в жалкие лоскуты, Марфа решительно приказала:
• Выйди! Дай мне одеться!!! – но, когда он, не вставая с колен, протянул ей что-то яркое разноцветное, вспомнила, под одеялом натянула на себя просторную одёжку, встала, решительно шагнула к двери, и замерла, потому что он подполз на коленях, обхватил руками её бёдра припал к животу:
• Прости меня!!! Я скотина!!!
• Ещё какая!!! – сейчас была её власть и она попыталась вырваться, но он только крепче сжал её, бессвязно зашептал:
• Прости меня! Я прошу тебя, прости… Целую неделю, я звонил тебе по десять раз в день, а Света отвечала мне: Её сегодня не будет!
Я не знал, что думать, а тут ещё эта поездка в Европу, она была оговорена ещё зимой! Я писал, но ты не отвечала!!! Сестрички прислали журнал, и  сразу позвонил Ник... – простонал, - Отец...
И Марфе стало страшно, захотелось прервать его, но она не посмела даже стереть, покатившиеся, от тихого, полного неприкрытой ненависти голоса, из глаз слёзы, а Даниил зло повторил:
• Отец!!! – сжал кулаки, - Маме было только шестнадцать... Она и сейчас  красавица, а тогда её выбрали из сотен подростков... Фильм о счастливом советском детстве снимали у моря, и дети-артисты жили в пионерском лагере, а съёмочная группа в гостинице. Уж не знаю, как он с вожатыми договорился, маму к себе в номер репетировать заманил... 
Потом аборт сделать предлагал, деньги большие давал, но дед крут был, парткомом, судом пригрозил, и он женился, но мстил... мстил! Мне было всего три года, но я помню, как мама воровала для меня из холодильника колбасу, он, возвратясь с работы, орал на неё... и я мечтал поскорее вырасти, купить колбасу и бросить ему в морду!!!
Даниил вздохнул-всхлипнул, и Марфа сама не заметила, как её трясущиеся руки упали на его склонённую голову, ноги подкосились и она опустилась на колени прямо в его объятия, шепнула в солёные от слёз губы: 
• Ты знал...
Он тяжело задышал:
• Знал! Знал... и сначала ненавидел тебя, как всех его... а потом...
Когда я узнал, что ты едешь в Париж, я примчался сюда! Я хотел доказать, что не хуже, лучше него... Этот катер моего друга, он старше… и его подружке это нравиться… - и, отдавая ему свой рот, она услышала, как пуговицы нового яркого сарафана застучали о деревянный пол.
Потом небритая щека прижалась к её груди, губы нашли сосок и приникли, ласково посасывая, и Марфа  задрожала, лаская его плечи, принимая знакомую ласку. Его руки ответили страстно, сильно, нежно, проникая между сведенных ног. Она не знала, просто не знала, что именно там притаился маленький бугорок, ведущий женщину к самым вершинам чувственного наслаждения, и когда он бросил её на кровать, проведя языком по внутренней стороне бедра, она потянулась туда руками, стараясь удержать.
Даниил не понял, прорычал: 
• Сейчас надену наручники, - и она счастливо засмеялась, открывая дорогу его языку.
Он говорил что-то туда в глубину, захватывал губами, поддевал языком, и она теряла сознание от сладостной боли, когда Даниил, вскочив, потянул её к себе за колени, остановился на мгновение, припал губами к её груди, обвила его бёдра, принимая в себя его силу, задвигалась, навязывая ему свой ритм.
Марфа приходила в себя, глядя на медленный танец водяных бликов на потолке. Она лежала на кровати, а Даниил снова стоял на коленях между её ног, прижавшись губами к её животу. Одним пальцем, очень нежно он водил по округлости груди медленно кругами подбираясь к соску, вздрогнул, пробежал пальцами по шее, ласково обвёл её рот, и она, чуть повернув голову, укусила его палец:
• Это тебе за вчера!!! – почувствовав, как от смеха, затряслась его голова на её животе, уточнила, - Ничего смешного!!! – перекинула ногу через склонённую голову, отыскав глазами яркую одежду, указала пальцем, - Подай мне!!! 
Даниил поднял голову, заискивая, посмотрел ей в глаза:
• Ты простила меня? Я могу встать с колен?
На халате не было ни одной пуговицы. Марфа исколола иглой все пальцы, пришивая их, потому что он, устроившись на полу, обнял её ноги, сказав:
• Я купил этот халат для тебя в маленьком магазинчике в Латинском квартале, - посетовал, - но кажется он большой... – и она вдруг спонтанно решила, что не откажется от любви, ещё раз проверяя его, беззаботно сообщила:
• Сойдёт для беременной женщины... – ответив на вопрос:
• Сколько?
• Полтора месяца… - вздрогнула от победного крика:
• Мой!!! Мой!!! Мой!!!

Они пили кофе на палубе. Он рассказывал, как мучился, все эти недели, ревнуя её к Ивану, и  Марфа просила прощения, целуя протянутые к ней руки.
Потом Даниил надолго замолчал, задумался, видимо приняв решение, утвердительно кивнул, приказал:
• Завтра мы идём в посольство! – поймав недоумевающий взгляд, разъяснил, - Послезавтра я должен возвратиться в Брюссель, у меня там практика ещё два месяца. – Грозно посмотрел на Марфу, - Ты едешь со мной! – пресекая возражения, пожурил, - Не рассыплется твой журнал! – пробурчал, - Итак, будет семимесячный...  – отвечая улыбкой на её беззаботный смех:
• Какая разница. Главное, что он будет … желанный… - уточнил:
• Распишемся здесь, а свадьбу сыграем дома, если захочешь. Для него это может быть важно, - снова надолго замолчал, - Двойняшки тоже семимесячные. Хотя… - улыбнулся, - отец горяч…
И понимая, что он не об Иване, о человеке, который его вырастил, не попрекая куском колбасы, считает своим сыном, близняшки сказали: «продолжателем дела» - Марфа занервничала, не зная, как сказать, чтобы не обидеть любимого ни словом, ни взглядом не показать ему истинную причину своих сомнений, пробурчала:
• Иван не даст мне развод... – пока Даниил, взяв мобильный телефон, хохотал:
• Посмотри! Сестрички трезвонили всю ночь! Они всегда чувствуют, когда со мной что-то происходит! - набирал номер, говорил кому-то, - Тётя Танюша? Конечно, устал!!! Что ж я, по-твоему, бездельник…- она думала, что семья, его семья никогда не позволит ему жениться на ней, потому что она старше и была женой Ивана, когда он  положил трубку, сказал, - Всё будет в порядке! – оттягивая неизбежное объяснение, спросила:
• Что может твоя тётя?
Даниил заносчиво бросил:
• Всё!!! Если бы те, кто боится, моего дядю, видели, как дома он смотрит ей в глаза! – засмеялся, - БоЖЕ!!! Что я говорю? Ты и так крутишь мной, как хочешь!!! - самодовольно прищурясь, принял замечание:
• Особенно в наручниках! – мгновенно стал серьёзным, подозрительно посмотрел ей в глаза:
• Выкладывай! Что тебя беспокоит?
Это был тяжёлый, полный недомолвок разговор.  Напомнив о разнице в возрасте, о том, что сейчас принят гражданский брак, Марфа сорвалась на крик, доказывая, что сама сможет полностью обеспечить ребёнка, ластилась, обещала частые встречи, клялась, что никогда не запретит ему видеться с сыном или дочерью, исчерпав все доводы, прошептала:
• Твои родители... – и Даниил всё понял, с нажимом, пояснив:
• А вот это не твой вопрос! – прихватив мобильный телефон, спустился в каюту, минут пять что-то говорил, и Марфа очень старалась подслушать, но ничего не смогла разобрать, пока он, возвратясь, хмурясь, заводил двигатель, выводил судно на середину Сены, понуро опустив голову, решила, что всё поняла, и приказала себе не расстраиваться. В конце концов всё получилось так, как она предполагала. 

На берегу просигналила машина. Из гостиницы привезли их вещи. Они вернулись к мосту Мирабо, и, уже садясь в машину, Марфа вдруг вспомнила стих:
• Я не хочу: И уносит любовь...
• И даёт нам любовь, - тебя устроит? – засмеялся Даниил, когда она кивнула, подмигнул, хитро усмехнулся, - Всё будет, так как ты хочешь любимая…
Он снова показывал ей Париж. Это был совсем другой Париж, и Марфа верила, что, сидя именно за тем столиком, где они расположились, Александр Дюма назвал Эйфелеву башню уродиной и даже порывалась пересесть, потому что она с ним не согласна. Она удивлялась, что сразу не увидела «Трёх дам» Лувра, что Венера, ещё не остыла от ласк Праксителя, Ника, потеряв голову, несется на крыльях любви, а Джаконда, что загадочного в её улыбке – просто женщина смотрит на своего возлюбленного. 
В музее Орсэ* он показал ей картину Курбе* «Происхождение мира».
Даниил утверждал, что задумал целую серию фотографий  и назовёт их «Подражая Курбе»:
• Я хочу глубже раскрыть эту тему, показать намного шире и даже подобрал модель, - сдерживая смех, рассказывал он.
• Марфа покраснела:
• Мне кажется, масть несколько иная и потом, кто же захочет позировать плагиатору... Вот если... - дальше она громко произнести не могла и, смеясь, прошептала ему на ухо, - это будет новое слово в искусстве!
• Ну почему? - сказал Даниил, ненадолго задумался, - А «Писающий мальчик»?
Вечером они плыли по Сене от элегантного моста Мирабо, украшенного скульптурами морских божеств, мимо сияющей волшебными огнями башни, помпезно декорированного моста Александра, мимо восхитительного здания Лувра с его колоннами, башнями и яркой, как ёлочная игрушка пирамидой американца китайца архитектора Ео Мин Пея. Остров Сите, набережная Орфевр, Марфа попыталась увидеть номер 36 на здании судебной полиции, где работал комиссар Мегре, но катер уже проплывал через Латинский квартал. Потом показался, величавый Нотр-Дам де Пари.*
Возле моста Мари Даниил притормозил.
• Говорят, что если загадать желание и пройти по мосту оно исполниться в течение года. Пойдём сейчас или завтра?
• Ты уже знаешь, что хочешь попросить? – Марфа затаила дыхание,
• Чтобы нам было так хорошо вместе всю жизнь, - просто сказал Даниил,
• А если и я хочу попросить это? Сбудется?
Потом они тихо сидели на палубе, пили вино и Марфа вдруг вспомнила:
• Знаешь, тобой интересовались из нескольких престижных журналов,
• Что им от меня нужно? – насторожился Даниил,
• Не знаю… Они  спрашивали,  работаешь  ли  ты  у  нас  по контракту  или  ты свободный художник…
• И что ты им ответила, - зарычал он.
Это уже была прелюдия, прелюдия вечной игры и Марфа покорно, опустив глаза, прошептала:
• Я не знала, захочешь ли ты работать со мной. Я выкрутилась, мой мальчик… 
• Я не мальчик – я мужчина! - рокотал он, - И если ты ещё раз назовёшь меня мальчиком, я опять посажу тебя на цепь и буду доказывать тебе по десять раз в день, пока ты не поймёшь, что я мужчина!!!
• Как скажешь, мой мальчик, - дразнила она.
Он схватил её на руки и понёс к ковру. Она сопротивлялась, билась в его руках, извернувшись, укусила приковывающую её руку, содрогнулась, вспомнив, как мерзко и стыдно было с Иваном, и тут же забыла, забыла обо всём кроме ласкающих губ, потому что это неважно, как и где, важно, что их трое ОН, ОНА и ЛЮБОВЬ.
Потом Даниил перенёс её на диван. Марфа поёжилась, от прикосновения холодного покрытия и устроилась у него на коленях, лаская его голову, грудь, плечи. Они отдыхали, зная, что этой ночью им потребуется ещё много сил.
Зазвучала мелодия Моцарта и  Даниил, прижимая её к себе, потянулся за мобильным телефоном, прокомментировав:
• Двойняшки! Они тебя целуют! Завтра мы получим пакет документов от тети Тани… - самодовольно улыбнулся, - с тобой хочет говорить мама… - и за то мгновение пока он передавал ей трубку, у Марфы оборвалось сердце, но женщина, заверив:
• Я с удовольствием читаю Ваш журнал! – чуть дрогнувшим голосом, произнесла, - Будьте счастливы! – когда, прерывая её, в трубке зарокотал мощный бас:
• Поздравляю! - Марфа изо всех сил отталкивая несносного мальчишку, который губами щекотал её шею, услышала, - Мы очень рады, что нашего шалопая подобрала талантливая деловая женщина!

* Орсэ – музей, в экспозиции 5000 произведений живописи и скульптуры, рисунков и мебели, охватывающей период от Второй империи до начала эры кубизма. Перестроен и отремонтирован из вокзала Орсей в 1978 году.
* Курбе Гюстав (1819-1877) – французский живописец.