Живой мертвый

По мотивам рассказов Михаила.



                1               

  — Да, жаркая ночка! Фриц, слышишь, чего говорю? Давай путь скоротаем, сюда сворачивай!
  — Погоди, шнурок развязался. После сегодняшнего погрома, наверное, уже пора белые шнурки надевать. Как я тому черножопому врезал, а? Точно выбил ему его белые, как задница в сметане, зубы.
  Бритоголовый завязал шнурок на берцах и они двинулись дальше.
  — Жрать хочется, приду домой, картошки с укропчиком наверну.
  — Мик, а мы что, через кладбище?
  — Да, а чего, стремно?
  Бритоголовый засмеялся, оттянув лямку подтяжки с германским флагом и опустив ее на место. Лямка издала в воздухе легкий свист.
  — У меня был дед, царствие небесное, — начал Мик, — такие сказки сочинял, что я в детстве поссать боялся выйти. И он всегда говорил мне: "Никогда не ходи на кладбище в мае". А почему не ходить не рассказывал. Насчет же конкретно этого кладбища, вообще и ногой ступать запрещал. Говорил, мол, распечатали его, печать сняли, теперь земля эта — поганая, всякая чертовщина может случиться, — и, видя, что друг увлекся его рассказом, незаметно ущипнул его за спину и, позабавившись тем, как он дернулся от неожиданности, залился смехом.
  — У-у, страшно, ха-ха-ха!
  — Да срать я хотел на твои страшилки, на меня восемь хачей напали, уж это похуже любой нечисти.
  — Верно, верно. Нам, скинам, уже сам черт не страшен. Кстати, если по дороге встретим парочку готов, я им их колготы рваные на задницу натяну. Не фиг вандализмом заниматься, славян позорить. Оденутся, как смерть, и по кладбищам шляются, кресты ломают.
  — А мне говорили, что они, типа, хранители кладбища. Убирают там мусор. Придурки хреновы! Может у меня во дворе им субботник устроить? Кстати, половина из них — пидоры.
  — Фу, какая гадость, — скривился Фриц. — Я бы таких на месте перестрелял. Жарища! — он снял футболку с питбулем и обвязался ею вокруг бедер.
  Они дошли до кладбищенской стены. Мик, сам не отдавая себе отчета в действиях, повернулся назад:
  — Может не пойдем?
  — Сам предложил и сам зассал. Готов испугался, ха-ха-ха!
  — Ладно, ладно! — ответил Мик, устыдившись своего непонятного порыва. Они зашли за кладбищенскую стену. Разговор как-то не вязался, казалось, все мысли вылетели из головы. Поэтому они шли молча. Переступив черту, граничащую с городом мертвых, Фриц  сразу же почувствовал, как повеяло могильным холодом. Он съежился, машинально натянув футболку обратно. Почувствовал себя каким-то маленьким, беззащитным, совсем как в детстве. Он подумал: почему только что было так жарко, а сейчас невозможно согреться? Ведь это всего лишь участок, огороженный стеной.
  — Живых надо бояться, — подбодрил себя Фриц, видимо, подумав о том же самом.
  — А ты что, боишься? — попытался улыбнуться Мик, но улыбка вышла кривая и совсем неискренняя.
  Они продолжали идти молча.
  "Есть на том кладбище статуя дивы. Там похоронена молодая невинная девушка. Она — хранительница кладбища, у нее все просят помощи"... — неожиданно вспомнились слова деда.
  Мик поежился, продолжая потирать руки. Зубы выстукивали барабанную дробь.
  Это был май. Кладбищенская сирень благоухала. В зарослях кое-где торчали покосившиеся от времени кресты, а то и вовсе кроме насыпи ничего не осталось. Их больше никто не навещал. Слишком много времени утекло. Если и остался в живых кто-то из родственников, то они про эти могилы не знали, а, может, и вовсе не хотели знать. Это было всего лишь одинокое, забытое Богом и людьми, кладбище. Они продолжали идти по тропинке всего несколько минут, но эти минуты показались Мику вечностью. Будто бы здесь был свой отчет времени.
  Он разглядывал деревья. Обратил внимание, какой они странной формы. Почти все деревья были деформированы, с искривленными стволами и странным расположением веток.
  — Мик?
  — Что? — встрепенулся тот, оторвавшись от своих мыслей.
  — Что это за запах? Ты чувствуешь?
  — Нет, не чувствую, — ответил Мик.
  Ему не хотелось выглядеть трусом в глазах друга и наводить панику. Скинхэд не может быть трусом и верить в дедушкины сказочки. Он — гордость нации, защитник Отечества, его защита и опора. Он должен сохранять чистоту нации и истреблять живущих на чужой земле, как у себя дома, хачей, негров, китайцев и прочую мразь. Вот для чего нужен скинхэд. Но даже эти подбадривающие его мысли сейчас не спасали. Ничто не могло заглушить в груди странное волнение.
  Повсюду цвела сирень. Мику всегда нравился ее благоухающий аромат, но сейчас она пахла как-то по-особому. К сладковатому запаху ее нежных цветков примешивался запах сырости, плесени и тления.
  Этот тонкий запах тления не оставлял в покое. Мик поморщился.
  — Что там? — резко спросил Фриц.
  — Где? — крикнул Мик, к стыду своему осознав, что он едва не вцепился приятелю в руку.
  — В белом кто-то...
  — Иди ты... — нервы Мика были уже на пределе. Вдобавок, не оставлял в покое мерзкий запах разложения. Если бы Мик увлекся мистикой, наверняка подумал бы, что за нем идет наполовину разложившийся труп.
  Фриц не соврал. Из-за кустов действительно показалось что-то большое и белое. Сердце Мика часто забилось, по телу пробежала мелкая дрожь.
  — Это статуя, — проговорил он. — Дивы... — и только тут он поразился сам себе: как он мог знать, что это статуя именно Дивы? Он никогда ее не видел!
  Они приближались к статуе. Это была большая статуя из белого мрамора красивой молодой девушки. Девушка стояла босиком, печально склонив голову на плечо. Голову ее покрывала шаль, а в руках был букетик мраморных цветов. Она казалась живой. В глазах светилась скорбь.
  — Барбара... Это польский... — начал Мик и осекся.
  Перед его глазами на белом мраморе начали появляться кроваво-красные буквы, по одной.
  Вначале возникла У, потом Х, О, Д, И, Т и, наконец, Е.
  Мик отшатнулся в сторону, вцепившись Фрицу в руку.
  — Что случилось? — испугался Фриц, ты мне сейчас руку сломаешь.
  — Видел, видел, видел, — затараторил Мик.
  — Что видел?
  — Буквы... — тут он осекся, заметив, что никаких кровавых букв нет.
  Мрамор по-прежнему выделялся в темноте своей белизной.
  — Чертовщина какая-то, пойдем отсюда скорее...
  — Мик, что с тобой, отпусти мою руку!
  Их фигуры стали удаляться от статуи Дивы.



Мик почувствовал слабость, тяжесть, тело казалось разбитым, как у дряхлого старика. Идти было тяжело, словно к каждой ноге был привязан десятикилограммовый груз. Запах гниения не прекращался.
  Мик напряженно думал о исчезнувших буквах, еле передвигая ноги. Если бы там действительно были какие-нибудь буквы, наверняка Фриц бы их тоже заметил. Значит, никаких букв и не было. Просто он вырос на рассказах сумасшедшего старика и сам повернулся крышей.
  "А вдруг Фриц видел то же самое, но промолчал, чтобы не показаться идиотом? Нет, идиот — это я! Трусливый идиот! Скинхэды живых не боятся, а я испугался мертвых!"
  Он тщетно пытался забыть о померещившихся буквах.
  Вдруг в ушах зазвучала какая-то песня. Из ниоткуда, из головы. Будто бы дерево пело.
  Старое засохшее скрипучее дерево, с изогнутым стволом — стволом, каких здесь было много. Это поющее дерево заглушало другой отдаленный звук. И звук этот с каждым шагом слышался все отчетливее. Это был чей-то плач, зов о помощи. Ему захотелось срочно повернуть в сторону и пойти в глубь кладбища.
  Словно невидимая рука тянула его. Тело совсем отяжелело. Бороться с искушением шагнуть вглубь стало все труднее. Мик повернул в сторону отяжелевшую голову. Клетчатая рубашка Фрица уже почти скрылась в кустах. Он направился в абсолютно противоположную сторону от той, куда хотел пойти Мик.
  — Господи... — проговорил Мик и крест, висевший у него на груди, упал к ногам. Схватив крест, Мик запустил руку в кусты и схватил Фрица за шиворот: — Стой, ты куда?
  Фриц, словно находясь в трансе, не осознавая, что делает, снова полез в кусты.
  Мика самого тянуло в другою сторону. Словно роящиеся вокруг души решили увести их друг от друга, запутать и заманить в ловушку.
  "Дива, безгрешная, хранительница, защити, не дай пропасть"... — прошептал он, сам того не понимая. Схватил Фрица за руку, стараясь ни о чем не думать и не оборачиваться. Шагать стало немного легче. До выхода было недалеко. Мик, собрав в кулак, последние осколки слабеющей воли, попытался абстрагироваться и вспомнить что-нибудь веселое, но ничего не приходило в голову.
  "Это не ваш мир", — прозвучала фраза в голове. До выхода оставалось пару шагов.
  "Боже, боже, боже", — шептал Мик про себя, уже не стыдясь своей слабости. Его одолел безумный страх, который утих только тогда, когда они переступили черту, граничащую с кладбищем. Исчез могильный холод и запах разложения. Мирно щебетали птицы, занимался рассвет.
  Мик обернулся на Фрица. Тот молча шел, тупо уставившись себе под ноги, словно был не от мира сего. Мик хотел его спросить, что он слышал, но не решался, боясь, что друг поднимет его суеверия на смех. И правда, а вдруг он просто собрался отлить и полез в кусты, и не было никакого плача, поющего дерева и криков о помощи? Просто нечего принимать близко к сердцу байки выжившего из ума старика. И буквы — обман зрения!
  Почти уже подбодрив себя, попытавшись найти всему произошедшему логическое объяснение, Мик снова посмотрел на друга. Тот шел точно так же, не изменяя шаг и не поднимая головы.
  — Фриц... — ненавязчиво начал Мик. — Зачем ты хотел полезть в кусты... отомстить, да?
  Около минуты Фриц продолжал идти глух и нем. Потом остановился, поднял голову, посмотрел на Мика и сказал ему в лицо:
  — Упырь!
  Он посмотрел на Мика такими глазами, что тот в ужасе отпрянул в сторону и, зацепившись за камень, едва не упал.
  Через какое-то время, Мик напомнил Фрицу об этом слове, но тот сказал, что ничего не помнит и поднял его на смех. Мик стал подумывать о том, не сходит ли он с ума и не обратиться ли ему к психиатру.



2
               
  Прошло около двух месяцев. Случай на кладбище постепенно забылся. Но Мик поклялся сам себе, что никогда нога его больше не ступит на это поганое место. С Фрицем больше эту тему он никогда не поднимал, потому что тот выставлял его на смех. Да Мик  просто уже не верил сам себе. Мало ли какая чертовщина могла померещиться!
  Он продолжал жить своей обычной жизнью. Бросил курить, по утрам делал зарядку и принимал холодный душ — нации нужны здоровые патриоты.
  Ходил в спортзал, иногда на футболе пропускал бутылочку-другую пивка. Вечерами ходил вылавливать татар, китайцев, евреев и представителей других национальностей, не относящихся к славянам. Ночью стал подрабатывать в интернет-клубе админом, чтобы купить себе новенькие стилы с металлическими вставками, дабы удобней было трамбовать "не наших".
  В одну из таких ночей Мик сидел в кресле админа за компом. Народа в зале практически не было. Играли в свои  игрушки подростки, да какой-то ботаник заснул над своей дипломной работой. Вскоре ушли и подростки, остался лишь один спящий ботаник.
  — Отстой! — проговорил Мик, зевая от скуки. Его пальцы уже набирали номер Фрица.
  — Алло, ариец, подрывай свою фашистскую задницу и ай-да ко мне в клуб! Я в инете новую игрушку откопал. "Найди Гитлера" называется.
  — Не, не сегодня. Ты на часы смотрел? Я уже десятый сон вижу. Завтра посмотрю твою игрушку. Будет день и будет пища. Ауфидерзейн!
     — Да пошел ты! — Мик швырнул телефон на столик и открыл долгожданную игрушку. Сколько он над ней просидел, было неизвестно. Только вдруг повернув голову, встретился со светло-голубыми глазами на бледном-прибледном лице. В дверях стоял  высокий и худощавый парень, одетый в черное, с волосами до плеч. Он молча наблюдал за ним, но порога не переступал.
     "Мальчик-гот!" — зло улыбнулся про себя Мик. — "На ловца и зверь бежит. Вот бы его сейчас трамбонуть! Не, нельзя, с работы выгонят и накроются стилы мои медным тазом.
А какой бледный! Точно чахоточный. Хотя эти дегенераты себе лицо театральным гримом выбеливают. Попадись ты мне на улице!" — Мик сжал кулаки, сетуя на то, что они не смогут прогуляться по худосочным бокам типа в черном. Хотя, помимо воли, заметил, что лицо незнакомца необычайно красиво, несмотря на сильную бледность.
  — Можно мне войти? — спросил он очень мягким, завораживающе-приятным голосом.
  — Табличку что ли повесить: "Готам вход воспрещен", — сказал он как бы сам себе.
  — Некрасиво унижать человека за мировоззрение, отличное от твоего собственного.
  Мик поразился этому журчащему, льющемуся, словно родниковая вода, и гипнотизирующему голосу.
  — А я еще никого не унижал, — грубо ответил он, добавив: — пока что.
  Молодой человек продолжал стоять за порогом, облокотившись о дверной косяк.
  — Можно мне войти? — спросил он, продолжая бесстрастно смотреть на Мика.
  Мик начал выходить из себя, моля богов, чтобы нервы не сдали и он не лишил себя работы.
  — Здесь уже закрыто! — как можно резче сказал Мик, решив игнорировать непрошеного гостя и продолжал играть в игрушку.
  К нему протянулась рука с длинными тонкими ухоженными пальцами, на мизинце которой красовался длинный ноготь, аккуратно подточенный и налакированный. С тонкой кисти свешивался длинный, очень пышный кружевной рукав. В руке было сто долларов.
  — Истинные арийцы не продаются! — иронично ответил Мик.
  — Можно мне войти?! — со злобными нотками в голосе повторил готичный посетитель.
  — Да нет же! — окончательно вышел из себя Мик, хлопнув кулаком по столу. Повернулся, а гота уже и след простыл.
  — Придурок гребаный! — не мог успокоится Мик. — А что это за запах? — в воздухе витал запах гниения. Приблизительно такой, какой он чувствовал тогда, на кладбище. Мика охватил панический ужас, он стал кричать на ботаника, чтобы тот проснулся, решив спросить у него, не чувствует ли он такой же тлетворный запах, но ботаник не просыпался.
  Тогда Мик решил поднять его силой, хлопая по щекам от души. Неожиданно, парень открыл глаза — причем взгляд был абсолютно ясный, будто бы он и не засыпал вообще.
  — Упырь! — сказал он и снова заснул.
  Взгляд у него был такой же, как и у Фрица тогда.
  — Что?! — взбесился Мик. — Да вы что, сговорились тут все до психушки меня довести! Разыгрывают... Конечно же! Как же я сразу не догадался! Меня кто-то разыгрывает. Сейчас я это узнаю! — он принялся снова колотить ботаника по щекам, но тот не просыпался.
  — Мертвым сном, значит, спит! Подожди-подожди, обезьяна очкастая! — Мик принес целую банку воды и судорожно вылил на голову ботанику. Тот пошевелил головой, пытаясь разлепить глаза.
  — Что? Куда? — спросонья не понял парень.
  Мик принялся трясти его за плечи:
  — Почему ты сказал "упырь"?
  — Что?! Я ничего не говорил!
  — Не говорил?! Дурочка из меня делаешь? Отвечай, почему ты сказал упырь?!
  — Я не говорил...
  — Убирайся вон! — потерял терпение Мик, едва ли не пнями выставив ботаника за дверь.
  — Да что же это такое!
  Забрезжил рассвет и пришла уборщица.
  Мик чуть ли не бегом побежал на остановку, желая побыстрее доехать домой и забыться сном.
  — А когда он говорит тебе: "Можно войти?" Никогда не приглашай его. Он только этого и ждет! — услышал Мик сзади себя  чей-то разговор и с ужасом обернулся. Между собой общались две женщины. Видя, как он на них смотрит, они замолчали и уставились на него. Мик отвернулся в сторону.
  — Нет, я себе накручиваю, это накрут, всего лишь накрут...


  После этого случая Мик стал плохо спать, ворочался ночами, постанывал. Часто ему мерещился запах разложения, гнили и плесени. Он стал плохо спать и с каждым днем терял вес.
  К готам относился с опаской. В каждом готе он видел лицо с бледно-голубыми глазами и готы стали наводить на него панический ужас. Он старался обходить их десятой дорогой. Однако, о своих страхах Мик не мог рассказать никому. Его бы подняли на смех, он опозорил бы и себя и своих братьев по крови. С ним бы перестали общаться, да еще бы и морду набили. Поэтому Мик стал более отчужденный, оставшись наедине со своими мыслями и переживаниями.


               3               

  — Ох и стилы-красавцы, со вставками, как ты и хотел! — с восхищением сказал Фриц.
  — Не зря работал! — гордо ответил Мик, демонстративно прохаживаясь взад-вперед.
  — Штаны-то хоть подтяни, герой-патриот! Упадут скоро. Похудел что-то ты быстро, кожа да кости остались, — как бы невзначай, сказал Фриц.
  — Это я семейки с германским флагом засветить решил, — попытался отшутиться Мик, но в горле застрял ком. "И он заметил, как я худеть стал"... 
  — Пацаны звонили, сегодня в десять под общагами. Надо же стилы свои обмыть. Да ты слушаешь меня или нет?
  Мик кивнул головой, как бы в знак согласия, но мысли его сейчас были далеко.
  "Ничего, оторвусь сегодня на малазийцах. Родина еще будет гордиться таким патриотом, как я! Я не трус! Я всем сегодня покажу!"
  Собрав в единое целое всю свою злость, покрыв лысую черепушку клетчатой кепочкой от "Барбэрри", надев новые подтяжки, Мик поплелся за Фрицем. Они должны были встретиться возле общаг с остальными.
  — Здорово, Мик! — сказал один из бритых. — Что-то ты исхудал совсем, аж щеки впали.
  Мика передернуло.
  — И что? — нервно ответил он. — Мало ем и много работаю. Думаешь, я стал плохим бойцом? Посмотришь сам! — он отошел от остальных, пока те решали, в каких кустах засесть лучше всего. Отряд скинов, стараясь не шуметь, пошел к зарослям сирени.
  — Пацаны, сюда, сюда, скорее! — командовал главный, по прозвищу Патриот. Скины спрятались, стараясь не наступать на сухие ветки и как можно меньше шуметь.
  — А когда они пройдут? — спросил кто-то.
  — Да через полчасика эти обезьяны черномазые пройдут. У них общаги закрываться будут. А пока они, сволочи, с нашими женщинами развлекаются.
  — Смерть им! — выкрикнул все тот же кто-то.
  — Смерть им! — шепотом повторили все.
  — А как их в темноте различить? Рожи страшные, черные, с темнотой сольются.
  — По задницам! — ответил Фриц.
  — А ты откуда знаешь? — спросил Патриот. Все захохотали.
  — Тише! — цыкнул на них Патриот. — Я уже вижу одну обезьяну. Вперед, правые!
  Небольшой кучке малазийцев не суждено было дойти до общаг. Дорогу им преградили бритоголовые "друзья".
  — Guten Abend! — закричал Патриот, кидаясь первым.
  — I don't speak russian! — проговорил кто-то из малазийцев.
  — Это немецкий, идиот! — сказал Фриц и малазиец согнулся от удара про меж ног.
  Каждый разобрал по жертве. Но малазийцев оказалось меньше, чем скинхедов, поэтому приходилось пинать одного вдвоем, а то и втроем.
  — Это мой! — сказал Мик, отталкивая Фрица от полудохлого тела. Стилы с металлическими пряжками прошлись по ребрам. Бедняга закричал. Раздался хруст.
  — Сдох? — спросил Фриц.
  — Кажется, вырубился, — ответил Мик. — Я ему все ребра переломал! — он еще раз с удовольствием посмотрел на дело рук (а, точнее, ног) своих.
  Вдруг малазиец поднял голову с асфальта, издевательским взглядом посмотрел на него и на чистейшем русском произнес:
  — Что, думаешь я не знаю, как у тебя упырь каждую ночь кровь сосет? — и захохотал.
  У Мика все похолодело внутри.
  — Он чего, что-то сказал, да? — тяжело дыша, спросил Мик, указывая на малазийца.
  — Ты что, — ответил Патриот, он уже нескоро что-то скажет, если вообще что-то скажет!
  Мик ударил стилом об камень и с криком побежал прочь.
  — Что с ним происходит? — спросил Патриот, — чудной какой-то стал. Он обвел властным взглядом взглядом Юлия Цезаря валяющихся кто где малазийцев, добавив:
  — Biszum baldigen Wiedersehen! Пора и нам, ребята,отсюда валить. Как бы мусоров не было.


  Мик стал замечать, что его собака по ночам подозрительно смотрит в угол.
Она начала сторониться его комнаты, да и самого хозяина, в частности. Мик замечал, что она куда-то злобно смотрит и рычит, ощетинив шерсть, но близко не подходит. То вдруг жалобно скулит и убегает.
  Утром Мик помчался на рынок и купил столько пучков чеснока, на сколько хватило денег. Дома он обвешал все стены этим чесноком, который теперь висел вместо кельтских крестов и свастик. Пару пучков он повесил на люстру, кое-что спрятал под диван, оставил нарезанный дольками чеснок прямо на столе, чтобы убить проклятую трупную вонь.
  Запах гниения на какое-то время исчез, но потом стал преследовать снова.
  Собака вскоре убежала, да так и не вернулась. Это был породистый стафф по кличке Геббельс. Больше его никто и никогда не видел.
  Мик боялся сойти с ума. Он целую неделю умолял Фрица переночевать у него хотя бы одну ночь, суля за это различные подарки. И, видя, что Фриц никак не соглашается, решил отдать ему немецкий китель со времен второй мировой. Он всегда гордился этой раритетной вещичкой. Но сейчас было не до нее.
  — Не знаешь, где осины растут? — как бы между прочим, спросил Мик.
  Фриц покачал головой:
  — И вправду говорил Патриот, что ты чудной какой-то стал. Да хватит мне уже кофе подставлять!
  — Послушай, — похлопал его костлявой рукой по плечу Мик. — Тебе же всегда нравилась моя серебряная свастика на цепи?
  — Ну... — подозрительно ответил Фриц. — К чему это ты клонишь, не пойму. Ты скорее удавишься, чем отдашь ее  кому-то.
  — Отдам! — чуть не закричал Мик. — Все отдам! И китель, и свастику, и подтяжки с германским флагом подарю. Только ты не поспи ночь, а посмотри, что будет.
  — А что будет? — удивленно спросил Фриц.
  — А... ну ты вот и посмотришь...
  — Точно чудной. Дурь какая-то накатила. Ладно, не посплю ночь, на тебя, красавца, полюбуюсь. Кстати, можешь складывать китель в пакет.
  Радостный Мик побежал исполнять поручение.
  "Сегодня я с Фрицом, бояться нечего!"
  Он безмятежно уснул.
  Полночи Фриц смотрел на раскачивающуюся от ветра занавеску, но вскоре его сморил сон. Веки отяжелели и глаза сами собою закрылись.
  Посреди ночи вскочил Мик. Ему померещился собачий лай, будто бы Геббельс вернулся и залаял. Но сейчас все было тихо. Мик взглянул на друга: 
  — Дрыхнет, так я и знал! — и тут он пригляделся. На ковре сидело маленькое странное существо и смотрело на него глазами-бусинками. Не отрывая взгляда от существа, Мик начал судорожно будить Фрица. Повеяло запахом гнили и плесени.
  — Что? Что там такое?
  Мик молча указал пальцем на странное существо.
  — Фу, что это? — Фриц загреб в охапку непонятное существо, сжав его в огромной ладони.
  Мик с криком и визгом побежал включать светильник.
  — Подожди, не разжимай кулак! — про себя Мик раза три прочел "Отче наш".
  — Разжимай!
  На ладони сидело маленькое злобное существо. Оно раскрыло такой же маленький рот на омерзительно-уродливой рожице и показало мелкие острые зубы.
  Мик скривился от отвращения.
  — Нетопырь! — сказал Фриц. — Что-то типа летучей мыши. Откуда ему здесь взяться? На! — он протянул нетопыря Мику. Тот с воплем выкинул его в окно: — Фу, вот это мерзость!
  — Да и шут с ним, ложись спать!
  — Нет-нет! — категорически воспротивился Мик. — Хочешь, я тебе колбаски охотничьи принесу, ты их любишь.
  Он вышел на кухню и случайно глянул на себя в зеркало: на него смотрело изможденное, как после голодомора, лицо, с впавшими щеками и большими кругами под глазами.



      
               


               



               
          
 




               








               







               



                5               

  Пятница тринадцатое. Мистическое число. Правильно поступают те люди, которые не упускают из внимания значение чисел.
  Мик затягивал шнурки на стилах. Все это напоминало приготовления Хомы перед походом в церковь для отпевания ведьмы из "Вия" Николая Васильевича. Он чувствовал обреченность, полную безысходность. Но ничего уже нельзя было изменить.
  — Так дальше продолжаться не может, — сказал сам себе Мик, подкатывая джинсы. — Либо я убью его, либо он меня! По крайней мере, я сдохну в честном бою, как и подобает скинхеду!      
  Глупые люди... Не знают они, с какой страшной силой связываются и к чему это может привести. Что они знают о том, другом мире? Считают, что не существует того, что недоступно глазу. А ведь вокруг, в невидимом мире, кипит целая жизнь! Знание — вот  лучшее орудие. Без знания человек погубит сам себя, ввязавшись в борьбу с неведомыми силами.
  Мик схватил здоровую дубину, засунув ее под мышку.
  "Убью его дубиной! Этого проклятого упыря!" — решил он.
  Повеяло гнилью и плесенью, будто кто-то насмехался над ним.
  Мик аккуратно разложил головки чеснока, достал маленький осиновый крестик, который он купил у одного старика, занимающегося резьбой по дереву (там же он приобрел и остро отточенный осиновый колышек, надоедая несчастному старику целую неделю).
  Вооружившись этими нехитрыми орудиями, Мик суеверно перекрестился, обвязав себя дедовским молитвенным поясом.
  "От всякой беды и нечисти", — всегда говорил дед, собираясь в дорогу.
  — Господи, защити, не дай пропасть! — Мик с мольбой глянул на иконы. — Святой Николай угодник, покровитель!
  На самом деле Мика звали Николаем, а в детстве дразнили Джексоном. Джексон, Майкл, потом стали называть просто Мик, сократив.
  Лицо Николая угодника на иконе было строгим. Моля про себя святого угодника, Мику показалось, что он погрозил ему пальцем. Парень выбежал на улицу, засунув под мышку дубину.
  У входа на кладбище на Мика напал такой страх, что он едва не побежал назад, но сдержался, чтобы не опозориться перед своими пацанами.
  — Темная ночь... — тихонечко напевал Патриот, предвкушая, как они разделаются с добычей, словно хищник. — Ребята, потихоньку, все сюда, главное — не наделать шума!
  Лицо Мика было настолько угрюмым, что было бы приятнее увидеть идущего на виселицу смертника. В ушах стоял гул собственных шагов, бьющихся в висках, будто удары молота. Каждый шаг его приближал к поганому месту. Раз-два-три... Ноги переступали черту, граничащую с другим миром.
  — Черт, какой холодина здесь, как в морге! — сказал один из скинов, поплотнее нахлобучив капюшон. Мика начала бить дрожь.
  Тишина. Только тихий шум шагов. Пела ночная птица. Сирень уже давно отцвела. Однако распустились какие-то другие цветы, ползущие по земле мягким ковром, названия которых Мик не знал.
  Пахло сыростью, запаха тления не было, что немного успокоило Мика.
  — Ну, где вы их искать собрались, по всему кладбищу шариться будем? — тихо сказал Фриц.
  — Тише! Рано или поздно мы услышим их голоса или заметим огонь зажигалки в темноте, — ответил Патриот.
  Они пошли прямо. Из-за деревьев торчала мраморная голова Дивы.
  "Помоги!" — про себя умоляюще подумал Мик.
  Перед его глазами стали отчетливо появляться кровавые буквы на белом мраморе, как раньше: "Не ходи. Он там. Он ждет".
  Буквы кровью стекли на землю, не оставляя на мраморе никаких следов. Мик протер глаза. Он наклонился к земле. Нежные лепестки белых цветов были заляпаны капельками крови.
  — Не пойду! — закричал Мик. — Хоть убейте — не пойду! — он бросился бежать назад.
  — Держите этого придурка! — сказал Патриот. — Он нам все испортит! Куда побежал, ссыкун?!
  — Я давно замечаю, что у него не все в порядке с головой, — шепотом ответил Фриц.
  Мику пришлось вернуться.
  — Чувствуете? — принюхался кто-то.
  Мик встрепенулся. Недавно он снова почувствовал запах разложения и ему важно было знать, почувствовал ли этот запах еще кто-нибудь.
  — Запах сигаретного дыма! — обрадованно сказал Патриот. — Мы на верном пути!
  Но Мик не чувствовал сигаретного дыма, он все сильнее чувствовал запах тления и знал, что этот НЕКТО уже близко. Дрожь продолжала бить по телу. Зубы стучали от холода и смертельного ужаса.
  — Я их вижу, вон, горят свечи! — воскликнул Фриц.
  — Раз, два, три, погнали! — хлопнул в ладоши Патриот. Скины, продираясь через кусты, кинулись на своих жертвенных овец.
  Раздались крики и вопли.
  — Не бейте женщин! — крикнул Патриот.
  Но никто не стал разбираться и получали все, кто попался под руку.
  Готов было человек восемь-девять, а среди них четыре девушки, которые подняли крик.
  Патриот уже прогуливался по чьим-то бокам берцами.
  — Вот вам, вандалы! Нехрен ночью по кладбищам шляться!
  — Фашисты! — крикнул кто-то, но тут же пожалел об этом.
  Мик занес свой тонкий кулак над чьим-то виском, но тут же почувствовал сильный удар по голове: одна из девушек-готесс огрела его по голове могильным крестом. Мик потерял сознание, а когда очнулся, уже никого не было. Он находился на кладбище абсолютно один. Страх разобрал такой, что хотелось бежать без оглядки. Знать бы куда... Он находился в самой чаще кладбищенских зарослей.
  Мик потер ушибленный затылок. Ночь была довольно светлая. Отчетливо вырисовывались контуры могильных крестов, покосившихся от времени. Мик плотнее сжал осиновый крестик, лежавший в кармане. Каким-то чудом уцелела дубина, валявшаяся здесь же.
  — А я не боюсь, — вслух стал подбадривать себя Мик. — Живых бояться нужно, а тут... — он испугался собственного голоса и замолк.
  Снова в нос ударил тлетворный запах.
Тишина угнетала.
  "Поскорее нужно отсюда выбираться", — подумал Мик, хватая дубину.
  Он сделал два шага, но чуть не провалился в разрытую могилу, в которой виднелись гробовые доски.
  — Господи, Господи, Господи, — оцепенев от ужаса, проговорил Мик.
  — Не поминай имени Господа Бога твоего в суе! — послышался мягкий, приятный голос.
  Медленно, Мик поднял голову и полными кошмара глазами посмотрел на говорившего это. Он увидел длинную худощавую фигуру в черном, в театральной позе облокотившуюся на могильный крест. Те же светло-голубые глаза, только бледность уже не такая мертвенная, как тогда, в клубе. Этот взгляд пригвоздил Мика к земле.
  — Ты приходишь ко мне по ночам? — вырвалось у Мика.
  — Да, — ответил он и две линии красивых губ сложились в улыбку. — Ты принадлежишь мне, ты мой, по капле я высосу из тебя всю твою жизнь...
  — Скинхеды живыми не сдаются! И без боя не умирают, слышишь, ты, проклятый упырь! — с этими словами Мик схватил чесночные головки и, раскусив их напополам, кинул к ногам кровопийцы. Мертвец расхохотался:
  — Как странно! Ты думаешь, меня это убьет? Сказки для младенцев. Лишь глаза щиплет! — он достал платочек и аккуратно поднес к глазам. — Меня не убьет уже ничто, потому что я давно уже мертв! — он показал тонким мертвецким пальцем на разрытую могилу и на стоящее рядом надгробие.
  — Альфред Орел 1799 —1825, — прочитал Мик. — От тебя несет мертвечиной! — он достал осиновый крест.
  — Что поделать: тело тленно, а душа бессмертна. Чтобы поддерживать тело столько лет, нужно продать душу, — две линии красивых губ снова сложились в улыбку. Упырь стал подходить ближе.
  — Господи, огради меня! Святой угодник Николай, заступник и покровитель, защити душу грешную... Дева-заступница, сохрани, не дай пропасть...
  Медленными шагами, будто бы на ватных ногах, упырь подходил все ближе, покачиваясь из стороны в сторону. Мику показалось, что из его глазницы торчит червь. Запах мертвечины становился невыносимым.
  — Господи, защити, заступник небесный! Чур, чур, убирайся в землю, убирайся туда, где твое место, тебе не место среди живых!
  — Это не я среди живых, а ты среди мертвых! — упырь расхохотался хриплым демоническим смехом.
  Голова закружилась. Послышалась песня поющего дерева. От невыносимого тленного смрада Мик начал задыхаться. Он выставил перед собой осиновый крест, но рука так дрожала от страха, что крест выпал и упырь наступил на него ногой.
  — Будь ты проклят! — истерически закричал Мик, размахнувшись дубиной.
  Дубина врезалась во что-то мягкое, будто бы в печеное яблоко, и голова мертвеца слетела с плеч.
  Когда тело стало приближаться к нему без головы, Мик практически наделал в штаны.
  — Поставь голову на место! — сказал все тот же красивый рот. — Где ваши манеры? О времена, о нравы!
  Тело опустилось к земле, руки с тонкими пальцами подняли голову и водрузили ее на прежнее место. Упырь повертел головой, как бы разминаясь. — Вот, теперь полный порядок!
  Мик опустил голову. Он понял, что смерть его неминуема и что Господь остался глух к его мольбам. А, может, в его словах было недостаточно силы, потому что мало веры теплилось в обозленном на мир сердце.
  Вдруг, страх куда-то исчез. Наступило спокойствие, успокоение. Все тревоги и волнения остались где-то там, за чертой, в мире живых. Здесь был покой, безмятежность. Ничто больше не волновало, ничего не хотелось. Сердце почти не билось, кожа на изможденном теле обвисла. Мик понял, что запах тления исходит уже от него самого. Он посмотрел на прекрасное лицо упыря и изящная рука с длинным ногтем на мизинце потянулась ему навстречу.
  Медленно, Мик протянул свою руку в ответ. Упырь сжал ее и расхохотался, волоча его за собой. Они упали в раскопанную могилу.


  — Пиво, пиво бери, — давал распоряжения Патриот.
  — На матч со стеклом не пускают! — ответил Фриц.
  — Так бери в пластике. Сегодня кроты приезжают, будет с кем забухать. Кстати, а что с Миком случилось? Тут такие вещи рассказывают, что диву даешься! Мистика какая-то.
  — Какая там мистика! — махнул рукой Фриц. — Нашли его в могиле раскопанной мертвым. Со страху, видать, разрыв сердца получил, когда в темноте ночью в могилу свалился.
  — Как странно... — проговорил Патриот, потягивая пиво. — Похороны были?
  — Хрен его знает. Вроде нет. — Он наклонился ближе и шепнул: — Говорят, тело куда-то делось...
  Патриот покачал головой:
  — Мне рассказывали, что в ту ночь статуя кровавыми слезами заплакала.
  — Ну да, бабушкины сказочки... Куда же все-таки делось тело...
  — А никуда оно не делось! — послышался голос сзади.
  Патриот и Фриц с выпученными глазами повернули головы, они хорошо знали этот голос. Мик стоял перед ними, улыбался и пил пиво.
  — Ты... Ты же... — заикаясь проговорил Фриц.
  — А вы уж и поверили! — Мик покрутился в разные стороны. — Живее не бывает!
  — Поправился! — воскликнул Патриот. — Кожа да кости висели. Лицо посвежело, какой цветущий вид!
  — В санатории здоровье поправлял. Как на свет народился. Кстати, что после матча делаете?
  — С кротами бухаем.
  — Фриц, к тебе можно придти сегодня вечером? Кое-какие диски правые покажу.
  — Ну приходи, — пожал плечами Фриц.
  Мик улыбнулся, в глазах загорелся дьявольский огонек.
  — Кстати, что с тобой тогда на кладбище произошло? — не удержался Патриот.
  — Заснул.
  — Заснул?!
  — Да. Заблудился и заснул. Только и всего.
  — Странный запах какой-то, — заметил Фриц. — Гнили и плесени.
  — Яблоко в кармане завалялось, — улыбнулся Мик. — Гнилое.

                2008