Материнская любовь

                Нельзя позволять озлобленью
                Командовать нами в быту,
                Нельзя позволять разлюбленье,
                Как будто души нищету…
                Михаил Львов

     Не знаю, может быть господин Случай собрал события в один чарующий букет или звёзды напророчили, но вышло так, как вышло.
     Каюсь, но в церковь хожу редко. В основном только тогда, когда душа попросит. Выбираю самое простое воскресение. Не люблю праздничную напыщенность, где все действа церковных служителей выглядят как хорошо отрепетированный спектакль. На него можно смотреть, но откровение души перед Лицом Создателя должно быть искренним…
     В этот раз бесконечные дела не выпускали меня из своих цепких лап довольно долго. Наконец, перед самым учебным годом, внук мой, Саша, пригласил меня, вместе с его матерью, прийти в церковь до начала службы. Я охотно согласилась. Все неотложные дела как-то сами собой отодвинулись на второй план. Ещё с вечера начала готовить себя к этому очищающему событию. На двух листиках бумаги столбиком написала имена людей, за которых собиралась помолиться: «За здравие» и «За упокой». Среди родных, оставивших этот Мир, я, по обыкновению, вписала чужого человека. Неважно, это знакомый или незнакомый человек, которому хотела бы протянуть «руку помощи».
      Как-то само собой так получается, что из памяти моей стираются причины разногласий с различными людьми. Стираются даже лица, имена. Даже бывшему мужу, с которым мы расстались больше двадцати лет назад, которого считала виноватым во многих из своих бед, приношу овощи и фрукты из своего огорода. Обиды не размылись, а как бы запечатались в коконы. «Он мне не чужой, - иной раз думается мне. – Он – отец моих детей. То есть – вечная родня…»
     Искренний порыв души я не подвергаю критике и разумной расчётливости. Наоборот, благодарю Бога за то, что помог открыть в моей душе клапан человечности. Чувство нахлынувшей теплоты я считаю делом естественным, на то мы и люди.
     Не каждый человек может подняться над невзгодами людскими и поделиться тем, что имеет. Иному человеку трудно принять подарок. Поначалу Николая удивляло и даже несколько смущало моё бескорыстие. В нынешнее время, «время рыночных отношений», добродушие приравнивается к глупости. Я искренне надеюсь, что излишняя расчётливость, когда чувства оцениваются деньгами или иными материальными ценностями, уйдёт, развеется как дым. Восторжествует Богом завещанная любовь ко всякому живущему на земле, к памяти усопшего, и преумноженною любовью к тем, кто придёт в наш мир.
     Николай не отказывается, а с просветлённой улыбкой, благодарит. «Одинокий старик, что нам теперь делить?..» - тенью, по самому краешку сознания, проскальзывает мысль и тут же исчезает. (Через неделю, после написания этого откровения, Николая не стало).  Всё потому, что добродетель людская не должна выпячивать себя и ждать благодарности. Добро должно быть незаметным, прозрачным, как воздух, без которого невозможна сама жизнь.
     А люди? Люди похожи на воду в озере, которая отражает то радостную улыбку солнышка, то гонит к берегу гребешки сердитых волн, то ласково лижет песчаный пляж. Каждый раз по-разному, ведь день на день не похож и чувства человеческие не поддаются сравнению.
     Однако вернёмся к делам церковным.
     Встретила я свою невестку и внука у церковных ворот. А дальше всё, как полагается: зажжённые свечи, скорбные глаза святых угодников, глядящие на суетных людей «Не ведающих что творят». Разговоры в пол голоса, вздохи. Началась служба. Подражая церковным служителям, крестятся все, хотя мысли в каждой голове свои. Слаженно, отрепетировано пел церковный хор. Ровно горели свечи. И всё же сосредоточиться на мысли о вечном мне никак не удавалось. Да и поясница никак не желала мириться с долгим стоянием. Переглянувшись с внуком, мы тихонько вышли из церкви.
     Дома, после чая, навалилась усталость. Минут двадцать полежала и занялась привычными домашними делами.
     Только через два дня перед моим мысленным взором появилось лицо того человека, которого я вписала в поминальник. Это случилось неожиданно для меня, ведь я уже успела забыть о делах прожитых дней. Пожелав ему «Царствия Небесного», подумала о том, что всё-таки дошла до Бога моя молитва.
     Маму свою я увидела только через полторы недели. Нет, это был не сон. Такое со мной случалось не раз. Увиденное трудно описать, а ещё труднее объяснить. И всё же попытаюсь.
    Случилось ЭТО около десяти часов утра. По обыкновению, я торопливо собиралась в сад. Какой уже день мечтала об отдыхе, но на дворе стояла солнечная погода, начала сентября и мне попросту жаль было терять хороший денёк. Через силу, сама себя уговаривая «потерпеть», мысленно планировала то, что мне предстояло сделать в саду. Меж тем, присела на край дивана и, кряхтя по-стариковски, натягивала на ноги носки. Вдруг почувствовала, что я в комнате не одна. Нет, это был не фонтом. Я видела только мамино лицо. Даже если б кто был со мной рядом, с полной уверенностью могу сказать, что он бы не увидел то, что видела я. Мамино лицо предстало передо мной  подобно тому, как отпечатывается на сетчатке глаза горящий кружок солнца. Потом, ещё некоторое время, на что бы не посмотрела – виден солнечный кружок.
      Мамино лицо было спокойно, но безучастным его назвать нельзя. Глаза смотрели на меня с сочувствием. Однако, кем-то свыше была наложена на её уста печать молчания. Я понимала это и ни о чём её не спрашивала. Не было во мне ни страха, ни удивления. Было такое чувство, что это душа родного человека прилетела проведать меня. Знала и то, что свидание продлится всего несколько секунд. Когда видение начало бледнеть и растворяться в воздухе, вдогонку пожелала ей «Царствия Небесного». Посидела на диване ещё несколько минут, приходя в себя, и пошла на автобусную остановку.
     Весь день у меня было приподнятое настроение. Очень хотелось о свидании с мамой кому-нибудь рассказать, но в то же время боялась, что меня сочтут за умалишённую. Только на следующий день поняла причину маминого появления.
     Этот день для сентября был необычно жарким. Я обрывала яблоки на сломанных под тяжестью плодов веток. Ошалевшая мошка маковыми зёрнышками билась мне в лицо. Мешала работать. Пришлось надеть накомарник. Стало труднее дышать. Работы было много и я старалась не обращать внимания на такие мелочи. Когда совсем было невмоготу, садилась в тенёк отдохнуть, отмечая про себя усиливающееся головокружение. Соседка, Раиса Семёновна, ушла домой. А я, не сбавляя темпа работы, пыталась доделать намеченное.
     В какой-то момент почувствовала, что силы кончаются. Пошатываясь, вошла в дом. Даже прохлада нетопленного садового домика не придала мне силы. Головокружение настолько усилилось, что мебель, картины на стене поплыли по кругу. Открылась сильная рвота… «Пляска» мебели утомляла, но я вынуждена была терпеть по той причине, что закрыть глаза я просто боялась. Темнота казалась ужасающей. Было такое чувство, будто бы я проваливалась в пропасть. Попыталась выпить таблетку, но через минуту она оказалась в детском ведёрке… Я оказалась «на грани». Именно тогда я и вспомнила маму. Самый родной мне человек пыталась предупредить дочь свою о грозящей ей опасности.
     (Не зря, в самые трудные минуты жизни, люди инстинктивно маму зовут). Рвотные позывы не позволяли вымолвить ни слова, но мысль кричала, звала на помощь. И помощь пришла. Теперь мне это кажется чем-то невероятным. Но, это было! Я всем своим существом почувствовала её любовь. «Я не одинока! Меня любят на Том и на Этом Свете! Я должна противостоять, я должна сражаться за свою жизнь…» - как вспышки молнии, рождались мысли.
     Обливалась водой, пробовала выпить хоть пару глотков и опять склонялась над детским ведёрком… и звала сына: «Юра! Приезжай! Увези меня отсюда!.. Мне очень плохо…» Но звонить ему боялась. Думала: будет гнать машину… Как бы чего по дороге не случилось. А он и в самом деле ехал на предельной скорости.
     - Мне, как будто кто-то нашёптывал: скорее, скорее, - признался он.
     Как мы ехали домой. Как врач «скорой помощи» ставила мне уколы, мерила давление, плохо помню. Знаю точно, что всё это время не покидало ощущение, что мама где-то рядом…
     Потребовалась неделя времени, чтоб я «почувствовала себя полноценным человеком». Пока лежала, да и сейчас думаю о безграничной материнской любви. И пусть эти слова говорили разные люди, я с полной убеждённостью повторю их: никакое иное чувство не может сравниться с любовью матери. Это святое чувство! Не оценив его и человек не вправе называться Человеком.

                10 сентября 2008 года.