Исповедь

- Да ты чо, гражданин следователь?!  Все путем, никакого аффекта. При полном сознании и трезвом моем естестве совершил это самое ограбление. А куда деваться? Сознательно хотел, чтобы замели, и сам ментов дожидался.  Я поначалу в булочной батон упер. Ну, бабы на меня в крик. А я грю: не орите зазря, звоните ментов, я им добровольно сдамся. А они поорали-поорали, да вытолкали меня и батон оставили. Ну, стою я, батон этот самый жую, понятно всухомятку, а рядом за стеклом в киоске напитки всякие, буратины там и прочие. Соображаю, если стекло садануть, точно заметут, опять же батон не всухомятку. Взял кирпич и саданул.  А продавщица-то в киоске не узнала меня и забоялась, молчит и вниз куда-то спряталась. А я ей в дыру-то грю: ты Нина Федоровна не пужайся, я это, Мишка Сиваков, звони ментов, пусть заметут, на зону хочу, я тебе еще ограбление сделаю. Ну и одну буратину через стекло достал.  Стал, значит, батон запивать, все не всухомятку. А она буратина-то шипит, в нос шибает, чуть не поперхнулся. А она дура, Федоровна тоисть, не звонит в ментовку, меня только попрекает за стекло. Да еще грит, подлец, мать свою не жалеешь. А я ей грю, как раз и жалею, хочу от своей бесполезной личности на время освободить, потому как  сама-то она на пенсию проживет, а вот со мной точно ноги протянет. А она все одно, не понимает баба, и все свое талдычит. Тогда грю: если ты в мое положение войти не хочешь, я тебе еще и легкие телесные повреждения причиню, дай, грю, телефон, сам позвоню.  Подала, значит, трубку, я ситуацию объясняю, грю, ограбление киоска с разбитием стекла, преступник, грю, на месте, задержан. А там спрашивают про ущерб, я к Федоровне, сколько, значит, ущерб? Она прикинула, грит, вместе со вставлением стекла рублей на триста наберется. Я сказал, а там отвечают, что на такие мелкие ущербы они не поедут, надо, значит, писать заявление и самому нести в ментовку, а там разберутся в общем порядке.  Я тогда, грю, буду наносить легкие телесные повреждения. А там, спрашивают, а кому, задержанному? Я грю, я сам задержанный, сам себя держу, пока терпение есть, а потом буду повреждения делать, если меня вовремя не заарестуете. А там, грят, а представьтесь, пожалуйста. Ну я чин по чину, Михаил Сиваков, грю, два с лишним месяца, как освободился, обратно на  зону хочу.  А там грят, ладно, сам иди в ментовку и заявление неси на ущерб, пусть  Федоровна напишет. Только повреждения не наноси, а то мы тебе самому такие нанесем, что мало не покажется. Ну, написала она заявление, я с ним и пошел. И вот он я, при всем моем естестве. Только паспорта у меня нету, не оформил, так пока со справкой и хожу.
Дык, кака работа, гражданин следователь, как наш комбинат закрыли, так и не стало никакой работы. Я еще малолетком был, как закрыли, батяня мой, царствие ему небесное, так всю жисть при комбинате, а как закрыли – безработный. Пить, конечно,  начал батяня, а чо делать? работы нет. Потом вроде к старателям устроился. А там кака работа, пока сезон и работа, а всю зиму опять же без работы. А по дому кака работа? дров наколол, печку  стопил, да воды пару фляг привез, и вся работа. Ну, квасил батяня, не без того, но голодом не сидели. А вторую безработную зиму как раз перед сезоном, как вызов ему пришел, он с корешем своим соседом решил напоследок погулять. Ну, и погуляли, соседа-то откачали, а батяня того – откинулся, царствие ему небесное. Водка паленая была.
А я рази ж не хотел работать, я ж фазанку закончил, и  слесарь, и станочник, и руки откуда положено растут, и права у меня есть. А кому нужен? Все места заняты, кто там в пожарке, кто в электросетях устроился, и все, а больше куда?  Потом вроде устроился, лес готовить одному предпринимателю.  Кормил он нас исправно, ничего не скажу, пока работали. А потом вагоны отгрузили, и опять работы нет, и денег наших не дает, грит, придет оплата за экспорт, в Китай он лес-то посылал, тогда, значит, и с вами будет полный расчет.  Ну, мы приехали через неделю, как он сказал, а нету денег, грит, всякие там таможни и декларации, не прислали, грит, еще деньги.  Узнавайте, грит, по телефону, чтобы лишний раз не мотаться. Стали звонить, а телефон то занят, то трубу никто не берет. Через неделю опять поехали. Все впятером, нашенские. А ехать не ближний свет, и денег нет, на попутках всяко-разно. Туда приехали, нет его на базе. А охранник, грит, не ждите, не будет его, и деньги еще не пришли. Ну, тут уж нас закусило, будем ждать, пусть хоть аванс какой даст, уже две недели ждем. Приехал сука, не на жигуленке, как раньше ездил, а на новом крузаке. И крузак-то не бэушный, новенький, и с нормальным рулем, по заказу, значит.  Стали его пытать,  почему, значит, на крузак деньги есть, а с работягами рассчитаться нету. Грит, на кредит купил. Мы до него: плати, мол и нам с кредиту.  А он, грит, ежели вы, гегемоны моржовые, права качать будете, я братков своих позову, они вас натурально уроют.   Ну, тут Митюха не стерпел, и в морду ему, и пошла махаловка. А он-то, предприниматель,  бугай здоровый, да и охранник его не хилый, и хоть нас пятеро, а кто кому больше накостылял – еще вопрос. У меня до сих пор двух зубов нет, хорошо, на зоне коронку слепили.  Ну, отмахнулись они от нас, в машину и по газам, обои. А Митюха успел, арматуру ухватил, да по заднему стеклу, разбил, значит. Мы потом в сердцах стекла в вагончике побили, еще хотели навес подпалить, да раздумали – засудят еще. Ну, че, пошли обратно, чтобы домой ехать. Даже до трассы не дошли, а за нами луноход – у-у, у-у, у-у.  Ну, повязали нас, всех в таблетку ихнюю, а потом в ментовку, в обезьянник.  Там ночь на нарах перекантовались, а утром  на допрос. Ну, потом отпустили, под подписку, до суда. А на суде – натуральный беспредел!  Этот хмырь, предприниматель который, все бумажки оформил: и какие они с охранником, значит, травмы получили, и стоимость стекла с крузака, и акт побития стекол в вагончике и еще там чего-то. Получилось, что теперь не он уже нам, а мы ему должны на возмещение ущерба.  Ну, я не стерпел, и судью спрашиваю, а что вы, гражданка судья, нашу заяву не принимаете, изначально же мы пострадавшие. А она, баба крашеная, с ногтями прилепленными, так это сморщилась и грит мол: вам  слово не давали, и обращаться ко мне нужно «ваша честь». И глядит на меня как на сявку последнюю. Ну уж тут я не стерпел, грю, какая ты честь, сука ты натуральная, этот хмырь тебе бобла подкинул, ты и судишь за него, а за простого работягу у тебя интереса нету.  Ну, меня мужики дергают, чо, мол, срок себе накручиваешь? А я уже в раж вошел, и все, чо накипело, ей и выложил. Ну, и чо, мужикам условно, а мне пятерик общего режима, за оскорбление суда.
Ну, а чо зона? Зона, она не мед, особлив спервоначалу. А потом ниче, жить можно, это уж как себя поставишь. Опять же все по распорядку, и пайку дают и лекции всякие и самодеятельность. С голоду не помрешь, а заболел – больничка есть, какая ни какая, а забота, не бросют подыхать.  И опять же мечта – на волю выйти, свобода, значит.
Да, свобода.  А свобода, ежели без работы, хуже, чем тюрьма. Я ж пятерик не сидел, меньше четырех, досрочно выпустили за хорошую работу и соблюдение режима, я ж не хмырь какой, работяга. Ну а вышел  на свободу, неделю погулял, пока деньги были, а дальше чо?  Работы как не было, так и нет. И кореша мои, которые по условному пошли, один насмерть траванулся, опять же водкой паленой, а другой по пьяни обморозился, теперь с культями ходит, а довольный, пенсию ему теперь дают. И я теперь свободный безработный. Оно, конечно, мамка с голоду умереть не даст, пенсию теперь получает. Так мне ж ее жалко. Ежели без меня, ей и на конфетки хватит, с другими тетками за чайком посидеть, а на двоих, так только на хлеб, да чай без сахару, ну, еще огородина какая  своя.  Вот такой расклад. Так что, гражданин следователь, пиши еще и легкие телесные, чтобы надежно трешка была. Лучше я пока на зону.  А на зоне ниче, жить можно, там и пайку дают, и распорядок, и работа завсегда есть.

Март 2010