История одной любви, рассказанная внезапно

Я обязана рассказать для чего-то историю одной своей любви.
Дело было приблизительно так.

Когда я была девушкой-подростком, мне очень хотелось, чтобы меня принимали за кого-то, кем я не являлась. В будущем это желание ничуть не исчезло, а даже наоборот несоразмерно увеличилось. Ну да ладно. И вот, я, сгорая от отвращения, написала один  рассказ, посвященный любви женщины и  еще одной женщины.  Рассказ был написан, многократно прочтен друзьям и знакомым почитателям, и как всякое бездарное творение долго валялся на чьих-то пыльных полках, пока вконец не исчез.
Женщину, помещенную в тот рассказ, я придумала сама, хотя некоторые ее элементы я заимствовала у знакомых или известных актрис. Так, например, ее ноги были ногами Милен Фармер.  А ее волосы – волосами Линды Евангелисты. Ну и так далее.

Кто мог подумать, что спустя 6 лет я встречу, нет, не ее подобие! А нечто иное!

Итак. Кто она?

Она в джинсах, в рубашке в какую-нибудь яркую клетку, а может быть в полуспортивной толстовке. И красивые глаза.
Смех удивительный, почти детский.   
А самое главное, я объяснить не могу, почему Она. Ну, ведь и вправду – почему?

Я ахнуть не успела, как тысяча и одна нить уже связали меня по рукам и ногам. Те самые нити, которые не дают спокойно находиться в одной комнате с избранным человеком. Атмосфера наэлектризованная, мучительно-накаленная.
И в этом варятся двое, пожирая друг друга глазами. Вчера его руки и губы были чужими, а сегодня они имеют ценность и место в твоем колючем мире. Странно? Ничуть!
А какие у меня до тебя были одинокие ночи, ты знаешь? А какие у меня без тебя были глаза, ты видела? А что я здесь без тебя делала?

Нити сжимают все крепче.
Нити как вилы, с которыми ходили на восстания, эти вилы врезаются в кожу, и тянут и тянут…

Что же ты на меня так смотришь, что же ты от меня так близко? И зачем ты делаешь вид, что я для тебя много значу? И почему ты делаешь одно невозможное в этот вечер? И почему так удачны твои шутки? И зачем так хороши твои глаза? И к чему так нежны твои руки?
я догадываюсь, что обязательно будет завтра. И не хочу в этом завтра жить. В этом завтра мы далеки.

В наэлектризованной атмосфере два наэлектризованных человека, съедаемых заживо какими-то преступными желаниями, играют в игру. Она называется  «обмани жизнь».




И я видела, что она только человек, вне половых признаков. Только человек, который вдруг в одну секунду стал близким.
И было страшно. Потому что никакого понятия о том, что же делать с этим человеком у меня не было.

А жизнь уже шла вперед, разделяя нас в ту самую секунду наивысшего притяжения.
Жизнь ничего не упрощала.


Она, полу-девочка, полу-мальчик, она ушла, исчезла, растворилась. Оставила меня в моей скудной жизни с тысячью вопросами и мучительным комком где-то под сердцем. И ветер дул, а я не плакала. И дул ветер,  а я не выла ни в какой голос. Потому что не было никакого голоса и никакого ветра. А все было как всегда, мучительное всегда, и холодное утро, и грязный снег, и медленные автобусы, и вещи в стирке.
Все как всегда, кроме нервно сплетенного комка, там внутри. От него хотелось прятаться, надеть капюшон, сжаться в комок, съежиться, закрыться на все двери и все замки, и разрываемой быть в одиночку.
И я только сумела дойти до священника, который отпустил мне грехи. И до Бога, к которому я взывала, боясь поднять лицо к небу.
Что же это было Господи?
Избавь от лукавого, не введи в иссушение…
Господи! Господи!


И что со мной в конце концов? Вот что я сделаю!
Расстаться с волосами, расстаться с волосами! Голая, обнаженная голова – вот что надо, вот что надо!
Голая голова. Обнаженная голова!