Книги делают нас лучше

1.
Книги делают нас лучше. Не все книги. И  не всех «нас». Перелистывая последние страницы, волнуясь  в предвкушении ожидаемой развязки, сдерживая слезы – нет, на последней странице не будет ни свадьбы, ни похорон, думаешь о себе… Стала ли я чище? Вместе с ним, пережившим эти две недели в Риме? Смерть друга, обреченность другого, тяжкое взросление юноши, отказ девушки от свободного будущего, его собственное освобождение от чувства вины… Я пережила это вместе с ним. Думая о тебе. Испытывая трудно преодолимое желание позвонить тебе. Услышать твой голос. Испытывая трудно преодолимое желание увидеть тебя. Обнять тебя. Заглянуть в твои любящие, удивленные, счастливые глаза. Имею ли я право любить тебя? Желать тебя. Быть с тобой. «Да!» - кричишь мне ты из глубины мучимой мною души. «Да!» - кричишь мне ты из глубины своей любви…
Мне бы хотелось – и я уже вижу это – мне бы хотелось поговорить с тобой. Сидя в каком-нибудь уютном маленьком кафе, неосторожно лаская твою руку, безвольно лежащую на белой скатерти между высоким бокалом с мороженым и солонкой. Говорить с тобой тихим голосом, облекая в звучащие слова то, что не страшно изложить только на бумаге. Рассказать о том, что когда я отталкиваю тебя, и ты покорно уходишь, я становлюсь свободной. Мне весело. Да, я улыбаюсь светло и свободно. И -  скучаю по тебе. По прошлой весне. Когда все было ярко, легко, жестоко и радостно. Когда ты не любила меня.
Рассказать о том, что я не вижу, каким могло бы стать наше будущее. Словно я гляжу в него через печную заслонку. Ничего не вижу.
Рассказать о том, что желание поехать к тебе тут же перечеркивается мыслью о муже. И никак, никак мне не поверить, что он может прожить этот вечер без меня. А я могу прожить этот вечер с тобой.
Рассказать о том, что сила твоего чувства убивает меня. «Муза-истребитель» - назвал тебя сегодня мой муж. Мы шли по прекрасной улице Челюскинцев, я жадно и восхищенно разглядывала двухэтажные особнячки и сиротливые дворики, заваленные грязью, уставленные облезлыми серыми сараюшками, покосившимися заборами… До чего ж все это живописно! Мы говорили о тебе. Я шла и понимала, что будь ты рядом, я бы не увидела всей прелести городского пейзажа…Когда ты рядом, твоя сила настолько увеличивает значимость моей персоны, что вокруг нас нет мира…А сегодня мир открылся мне. Второй день мне хочется рисовать. Я берегу это желание, потому что оно ещё не настолько окрепло, чтобы я могла воплотить его. Видишь, я снова пишу. И эти два дела – проза и живопись (я все равно считаю слишком громкими эти имена для моих занятий, но других имен у них нет) – эти два дела  живы во мне потому, что есть ты. Только далеко. Муза. Когда ты рядом, ты становишься второй половиной славного определения, придуманного для тебя моим мужем.
Нельзя вернуться в ту весну. Мы обе уже никогда не будем теми окрыленными новым чувством влюбленными друг в друга и в мир девушками, с радостью попиравшими какие-то призрачные – и так призрачные – для многих нормы жизни… Твое чувство окрепло, захватило тебя, оно владеет тобою… Мое стало мягче, ушло вглубь, я управляю им…
«- Роберт – человек, рожденный для печали. Поэтому хорошо понимает горести других. Жаль, что у него так вышло с девушкой. Он её сильно любит. Слишком сильно. Поэтому она и ушла от него. Если любишь кого-то столь сильно, это следует скрывать. В целях самозащиты. Роберт хотел владеть каждой минутой её жизни. Это неправильно. Когда пьешь вино любви, кое-что надо оставлять в бокале». Когда я прочитала это, я увидела, что снова книга дает мне ключ. Мне, потому что я его искала. Для тебя, потому что я ищу ключи для тебя.
 В тот день я купила две книги. Прочитана лишь одна. Что откроет мне другая? Я понимаю, почему ухожу от тебя. Снова и снова. «Когда пьешь вино любви, кое-что надо оставлять в бокале». Если ты сможешь научиться этому, мы будем вместе.

2.
 Я все же не стала удерживать себя и позвонила. Гудки. Второй, третий. Понятно, трубку ты не возьмешь. Слышишь, конечно, слышишь. Обманываю себя – может, ты не знаешь, что это я? Ведь звоню с номера, который муж принес для долгих разговоров с тобой – всего 35 копеек минута. Но мы пользуемся им вместе. Это я звоню. Может, ты думаешь, что он? Он сказал, что вчера написал тебе смс, ты ответила, что две недели не будешь ни с кем общаться. А я так хотела услышать твой голос… Что ж. Нет так нет. Возвращаюсь к книге. Уже вторая прочитана наполовину. До чего ж я быстро читаю…

«Не смейся надо мной! – вскинулась она. – Ты всегда меня дразнишь!
- Дразнят только тех, кого любят, - засмеялся он. – Но если тебе не нравится, больше не буду.
- Не нравится. Не такая я стойкая, чтобы выносить все это.
Он понял, что это упрек. Если двадцатилетняя девушка не обладает достаточной стойкостью, кого винить, как не отца? На отрезке пути между Ниццей и мысом Антиб он узнал о своей дочери много нового, но не слишком обнадеживающего».

Это почти наш диалог, правда? Ты – часть моей жизни, ты – моя проблема… Что-то не припомню, искала ли я какие-либо подсказки в книгах, начав жить со своим будущим мужем? Кажется, что нет. Все складывалось само. Нелегко, но само.

«- Почему люди, которым за тридцать, намеренно стараются себя уничтожить?
- Потому что им за тридцать.
- Не смешно, - резко сказала она.
- Когда не знаешь, что ответить, поневоле приходится шутить.
- В таком случае нечего шутить при мне».

Наверное, и тебя мучает временами этот вопрос. Что ж, вот тебе ответ. Она, Энн (Бог мой, и имя-то твоё…), серьезно относится ко всему… Конечно, она – не ты.  Но в чем-то вы схожи… Не шутить… как старики говорят – поживи с моё, посмотрим, какова будешь ты… Шутить – это ещё не самый плохой выход…

Снова набираю твой номер. Уже со своего телефона. Чтобы ты знала – это я. Гудок, второй, третий. Понятно. Это отказ. Снова спокойно возвращаюсь к книге.  Не огорчена, не разочарована, не обижена. Только легкая улыбка… Конечно, это не месть с твоей стороны. Это попытка соблюсти слово, данное самой себе. Мне ты его не давала. А что, если я звоню сказать что-то серьезное? Писать смс не стану. Если ты не хочешь меня слышать, зачем писать?...

- Где Тигр? – в дверной проем просунулась голова ребенка, лохматая и веселая.
- Сказал, пошел к Мише.
- Нет там его, - дверь закрывается, шаги в кухню.
Что-то говорю, в ответ – со злорадными нотками в голосе утверждение:
- НЕТ ТАМ ЕГО!
Молчу. Что я отвечу? Из лучших побуждений мне снова наврали… Милый мой муж…

- Р-р-р! Кисюша, я принес тебе сырок!
- Да-а? Какой?
- А иди сама погляди!
- Тебя Кот заложил…про Мишу.
Встаю с дивана, иду в кухню. В пакете – «Хохланд» в двух вариантах и чек. Достаю сыр, уже догадываясь, что муж встречался с тобой. Смотрю в чек – там «Фрутоняня»…
- А, ты с Александровой встречался. Зачем было врать про Мишу?
- Откуда ты…это вообще вчерашний чек.
Смотрю, как на дитё. Сам понимает, что выворачиваться бесполезно. Такой взрослый умный любимый муж, а всё пытается врать…
- «Фрутоняня». Что-то в сумочке её нет…
- Больно ты у меня умная.
- Врать-то зачем? – устало бреду в комнату.
- Все равно я тебе всего говорить не буду. Буду говорить, как ты – ушёл гулять по крышам. А что, нельзя?
- Ты же сказал, она две недели ни с кем не встречается.
- Ну значит, для меня исключение сделала.
 
Вот тут я и обиделась. Слегка. И дала себе слово – не звонить больше. Мне и расхотелось…

3.
Восьмое апреля. Пасха. Вечер.
За окном валит снег. На едва зазеленевшую травку, на едва просохший асфальт, на едва начавшие радостно улыбаться в небо крыши соседних развалюшек…
Такой славный домашний день. Муж разленился под моим чутким руководством, и не то чтобы не рад, снова переживает, что не сделанными останутся какие-то дела… «Сварливая жена – двигатель прогресса», - частенько поговаривает он. «Не повезло, -смеюсь я,- я не такая.» Счастливые и веселые, живем потому в бардаке, непреходящем…
Иногда заглядывают мысли о тебе. Каким романтичным мог бы быть этот вечер, будь мы вдвоем. Что ты делаешь сейчас? Ты где-то в гостях? Или дома, вышиваешь? Вдруг понимаю, что мне – все равно. Забираюсь «на ручки» к мужу, утыкаюсь носом в подмышку. Болит голова. Пожалуйста, перестань думать обо мне. Я не позвоню больше.

4.
Настойчиво приходит одна и та же картинка: пасмурно, ветрено, я стою на набережной, опершись на перила или как там это называется, курю, красивая  и неприступная. С годами всё сильнее становлюсь заложницей своей живописности. Как все-таки жаль, что ты не дочитала «Форсайтов». Сейчас как никогда чувствую себя Флёр. Я же не случайно подсунула тебе эту книгу. Она – обо мне…
Не пойду я на набережную. Это всё – игра. Я не чувствую горя. Я могу сыграть его. Я не чувствую ничего. И даже по этому поводу не переживаю. Хотя, будь я жива, должна бы… Во мне – только пустота. И Анна Викторовна увидела это в том моем пейзаже…
Постриглась. Зашла к Жану. Эмоции столь незаметны, что не стоит говорить о них. А, вот ещё что смешно. Перебираю в уме своих знакомых – к кому б пойти, напиться, не читая осуждение в глазах? С кем покурить, рассказать нашу с тобой историю…Рассказать стоит кому-то новенькому, насладиться его шоком, сочувствием… Бог мой, за что ты любишь меня? Надеюсь, это скоро пройдет. Я хочу, чтобы ты забыла меня. Страстные стоны расстающихся влюбленных: «Не забывай меня!» - это не про нас… Я хочу, чтобы ты ЗАБЫЛА.
Мне всё же удалось разрушить всё, что у меня было. Да, мою б энергию да в мирных целях… Вопрос «Могло ли быть по-другому?» ещё долго будет приходить… Пустота…
По-прежнему жду смс от тебя. Наверное, это уже рефлекс. Ну и зная твою настырность… Интересно, сказал ли тебе Женя, что я решила? Если да – это повод рассердиться на него. И поскольку я ничего о тебе сейчас не знаю, молчать становится труднее. Я бы хотела расстаться с тобой сама. Без посторонней помощи. Только, боюсь, ты снова меня не отпустишь. Две недели, отведенные тобой на молчание, ещё не прошли. Поехать бы сегодня к тебе… Ловлю себя на том, что все время хочу к той тебе, которая была год назад. Вот в чем моя ошибка…Пожалуй, это действительно конец. Красивая вышла история.
Апрель 2007.