Утром

Утро тихо, через форточку скользнуло между штор, вздохнуло легким холодным воздухом, наполняя комнату шумом машин, скрежещущим шинами по хрупким умам сумасшедших. Из тишины очнувшегося мира доносились смех и крики. Безжалостный и молящие о помощи.
Куда-то к потолку из моего просохшего горла вырвался сдавленный грудной хрип, рванулся навстречу потолку, но тут же потонул в общем вое и скрежете методичной машины, называемой жизнью.

Все также, ничего не поменялось, все хорошо.

Неохота вставать. Ненавистная машинка пронзительно завизжала над ухом. Заводится сердце. Горячие потоки наполнили вены, полетели по артериям и прямиком в мотор. Мне нужно вставать, ведь если я не встану мир остановится, и тогда придется кричать самому.
Слепой и сонный я, шатаясь, пошел на кухню.
Исполнил старый ритуал, передающийся из пколения в поколение: газ-спичка-чайник-чай.
Горячая жидкость попала внутрь и распахнула глаза. Я посмотрел в окно:огненный котенок Солнца кубарем вылетел из-за горизонта, играя с барашками облаков.

Я жив. Я дышу. Все хорошо.

Дальше ванная. Немного замызганная, на змеевике носки и прочее, что по определению должно там висеть в каждой русской квартире. Стиральная машина занимает большую часть пространства, оставляя маленький пятачок, также заваленный всяким бельем. Почему ее здесь поставили? Хотя в прихожей, по мне, тоже не вариант.
Щетка-паста-вода. Пена-бритва-вода.
Вода.
Спасительная, очищающая, смывающая с тебя ночные кошмары и последний сон. Она лечит и бодрит твою избитую душу.
Быстро оделся. Последний взгляд в зеркало, пшик одеколоном...
Все, готово. Так обезьяна становится человеком.
Пора в путь. Загробный грохот замка накрыл собой этаж, вдогонку ему крякнула щеколда, и, слившись, эти два звука упали в шахту лифта и затерялись на дне.
В соседней квартире кричит соседка- ей холодно, в ее квартире летают мухи. В июле она ходит в валенках, а валит все на соседей...
Лифт. Визг домофона и воздух.
Солнце встало, на улице появились люди. Их лица серые, а глаза пусты. Как я от них устал.
Быстрый шаг. Дым.
Небо лазурной синевой кроет спичечные коробки домов, опасливо тычащих его антеннами. Котенок превратился в пламенного Ягуара, который будил город своим ревом.
И уже пьяные лица.
Остановка- одно из самых кошмарных мест, где я бываю. Здесь много людей, но нет места жизни. Синие, гниющие существа приходят покупать склянки с ядом, а на скамейках уже лежат трупы, употребившие это варево.
Это морг.
Царство Аида.
И оно находится рядом с нами.
Скрипя тормозами к моргу подъезжает труповозка.
Ноги, налитые свинцом, шли сами собой, унося меня подальше от мыслей. Все ближе и ближе к реальности.
Я не хочу туда, но что-то тянет и тянет, бросая меня на разорванное сидение, заставляя улыбаться рассыпающейся от веков работы старухе, называемой кондуктором.


Двадцатка-сдача-билет-покой.


Господи, наконец-то. Покой. Это как вода, только слаще, томительное, неописуемое чувство. Ты можешь оставить тело здесь, в автобусе, и улететь. Улететь подальше отсюда, из этого города, увидеть твердыни древних богов, коснуться жарких боков звезд, познать пустоту. Все, что уже забыто в это проклятом закоулке Вселенной.
Предо мной сидит Бабушка. Таких много. Сухенькая такая, сморщенное лицо, крючковатый нос. В ногах авоська с бутылками и аллюминием. Изодранное пальтишко, судя по всему, оно ей велико, туфли старого фасона. Точнее то, что от них осталось.
Платочек, из под него выпали жиденькие седые волосы. И..
..И глаза.
Серые, уже выцветшие, но когда я в них взглянул, мой дух захватило. Неровное чихание автобуса слилось в одно тягучее бормотание. На меня накатила волна тихого, мучительного страдания. Мне хотелось завыть от того, что я почувствовал. Это одиночество. Ощущение собственной никчемности. Почему я родился? Нахрена я проживаю эту жизнь? Неужели все должно закончится именно так?
Этот человек жил, работал, любил, растил детей.

А зачем?

Чтобы потом в нищете СУЩЕСТВОВАТЬ?! Ничего на этом свете не происходит просто так, не может такого быть.
Ни одна фигура на шахматной доске не должна походить безцельно. Ни один игрок этого не позволит. Тогда что помешало этой бабушке жить нормально, и что помешает мне?

А может быть вся причина в том, что игрок- делитант?

И в этот момент ниточка порвалась. Мозг дал мощнейший удар током, нейроны рванулись вниз по хребту, и движок снова зачихал, автобус снова затрясло, а с зади снова донесся резкий и нездоровый женский смех.
Они уже улетели, и ничто их уже не вернет обратно.
Вот и метро. Пора выходить.
На улице жара. Люди машинально идут, спешат, следуют заданной веками схеме. Умереть, чтобы выжить.
Это пародокс, но такова жизнь. Мы- просто тягловые животные,рожденные для того, чтобы работать, и не видеть всей красоты, красоты, заключенной в небе, траве, бездомной собаке. Мы не видим красоты каждого человека.

Точнее нас лишили права на это.

Мы полюбили девушек с плакатов, мы непрпиятно пахнем, если у нас дешевый парфюм, дворовая собака- это непрестижно. Пикник на природе нам заменили светские тусовки и синтетические наркотики.

Единственное, что они не могут у нас отобрать, это душу. Мы сами можем ее им отдать. Это нежное, вечно девственное, искреннее, такое пронзительно ранимое.. Самое дорогое, что у нас есть. Оно дает нам свободу. Дает любовь. Если ты сохранил это, ты самый счастливый человек. Но счастье нельзя представить без страданий.
А люди продают душу, меняют ее на блага, которые им дают зеленые бумажки с запахом крови.
Но я не отдам, никогда макулатура не заменит мне всего, что я имею сейчас.
Вот и вход в подземелье.
Черви вагонов метро рвут под собой землю, издавая истерический вой.
Вперед, во чрево земли, плевать, что будет завтра.