Глава 1 Бродяга

- Эй, ты! Чего уставился?! – громкий рявкающий голос внезапно настиг Тео и вывел из сомнамбулического состояния.  Он огляделся и понял, что обращались действительно к нему. «Странно, - устало подумал он. – Кому, интересно, я успел помешать в
этот раз?..И как?» Действительно, последние часа четыре Тео молча сидел и потягивал коньяк в этом пыльном и душном баре и явно никому не мешал. Ещё бы, кого может заинтересовать низенького роста человек, сидящий в самом дальнем конце бара, откуда даже не видно было сцены. Однако, нет. Видимо, кого-то он все-таки задел. Интересно, чем.
- Простите? - вежливо откликнулся он, недоуменно уставившись на среднего возраста, изрядно выпившего мужчину, окликающего его с соседнего столика.
- Чего уставился, говорю! - проревел тот, явно не прибывавший в восторге оттого, что его не расслышали с первого раза. – Уже битый час пялишься, дырку в спине скоро просверлишь, какого черта тебе надо!?
Тео все ещё никак не мог сосредоточиться. Несмотря на то, что он уже изрядно выпил даже для себя, головная боль не уменьшилась ни на йоту. Таблетки тоже больше не помогали. С трудом заставив себя вернуться в реальность, он внезапно обнаружил, что мужчина стоит уже прямо перед ним и что-то громко говорит, размахивая руками. Тео никакими усилиями воли не мог заставить себя сосредоточиться. Совсем. Он слышал только громкие режущие уши нотки раздражения в голосе у этого человека. Чувствовал волны необъяснимой ненависти. Но не различал слов. Ну вот, всегда так. Видимо, он снова смотрел в одну точку, мысленно пребывая где-то за пределами этой реальности. Голова отзывалась на каждую резкую фразу новым приступом тупой боли. Надо было принять сталльм. Все, больше тянуть нельзя.
Последние четыре часа прошли в безуспешной попытке избавиться от боли. Она уже не утихала ни на минуту. Раньше алкоголь или сильнодействующие таблетки вполне помогали, но не теперь… Он слишком долго не принимал сталльм. Слишком долго... Настолько, что даже с врожденной повышенной чувствительностью Тео не заметил волн ярости этого человека. Весьма странно… весьма. Хотя, с другой стороны, в баре полно людей с различным спектром эмоций и что-то разобрать в этом скоплении разумов было весьма затруднительно. Ну вот, снова он уверяет себя в том, что все хорошо!..
Плевать. Тео снова посмотрел на мужчину, словно выныривая из странного полузабытого состояния, в котором он прибывал уже довольно долгое время. Естественно, главное было сохранить таблетку… Он просто не мог иначе, ведь у него больше не было сталльма.  Очевидно, что разговором дело не закончится: мозг Тео наконец-то сделал что-то полезное, а именно, заметил в сознании готовность к действию, что помогло ему ловко увернуться от удара практически в самый последний момент. Мужчина удивленно посмотрел на Тео, который всего мгновение назад находился прямо перед ним и, он был в этом абсолютно уверен, был выпившим настолько, что не мог даже сфокусироваться. И внезапно такой неожиданно резкий и отточенный прыжок. Пьяный некоторое время недоуменно переводил взгляд с места, где только что сидел Тео на место, где тот сейчас стоял, словно бы не понимая чего-то и не веря своим глазам.
- Ты... ты же, - только и мог бормотать он бессвязно.
- Да-да, - буднично и скорее по привычке ответил он. Но потом собрался с мыслями. Скоро мужчина опомнится и продолжения будет не избежать. Надо что-то делать и быстро. Тео вздохнул. Ну вот, всегда так. Поймав взгляд мужчины, он чуть наклонил голову вниз и сощурился. В тот же миг глаза его заблестели белым холодом, а зрачки сузились настолько, что, казалось, что их вообще не было. Выглядело это жутко, поэтому сначала мужчина инстинктивно попятился, но вдруг обмяк и замер на месте, жалобно смотря на Тео. Мужчина совсем не понимал, что происходит. Он был жутко напуган, и волны его паники ещё сильнее мешали Тео сосредоточиться.
Мужчина чувствовал, как ледяная волна внезапно пронзила все его тело, а вокруг все стало резко темнеть. Ему казалось, что он падал в огромную яму, а последняя точка света – ледяные глаза – исчезали. Он не мог пошевелиться и не мог ничего сказать, хотя ему хотелось хоть как-то удержать эти глаза – единственное живое в его темноте - в поле зрения, чтобы совсем не пропасть. Но он просто летел вниз, словно каменная глыба. Мысли сумасшедшим роем носились в голове. Впервые за всю свою жизнь он почувствовал страх такой силы. Страх за свою жизнь. Ему показалось, что вся правда, истинная правда, внезапно предстала перед ним, оттолкнув всю ту ложь,  всю ту жизнь, в которой он жил. Внезапно белая точка ледяных глаз стала изумрудной. Мужчина мог поклясться, что это блеснули глаза змеи. Тут в сознании как будто что-то с глухим стуком упало вниз. Кажется, это было дно. Но падение было почему-то невероятно мягким. Он понял, что смертельно устал, и ему очень хотелось спать. Он свернулся калачиком прямо на дне своей темной ямы и позволил себе утонуть. Он как сквозь сон видел внешний мир: то, что он подхватил вещи и молча вышел из бара, ведомый привычкой и внутренним голосом, который говорил, что нужно идти домой. Кажется, ему что-то кричали вслед. Кажется, на улице было холодно. Кажется, кто-то даже остановил его у порога, пытаясь что-то сказать, но это все было неважным. Это все было ненужным.    
Кажется, на улице было очень холодно….
Кажется, на улице было очень холодно….
очень холодно...
Кажется….
Все это он видел и чувствовал сквозь дрему. Он просто видел сон. Он спал под мягким одеялом на ладони самой тьмы и было уже неважно то, что наверху, над ним, как две луны в ночи сияли огромные зеленые глаза.
Тео снова вздохнул и проводил взглядом мужчину. Тот подошел к своей компании, молча забрал вещи и вышел из бара, провожаемый недовольными возгласами. Компания постоянно озиралась на Тео, что не могло не досаждать. От мыслей этих людей, на которых Тео невольно обратил внимание, от использования магии и острого недостатка сталльма, окружающий мир перестал быть воспринимаемым вообще.  Естественно, не следовало бы ему это делать. Использовать магию и подвергать кого бы то ни было, тем более неподготовленного, такому страху. Это было просто возмутительно, но гипноз иначе не действовал. И Тео иначе не мог. А разум, скрытый пеленой боли, просто не мог думать рационально. Мужчине ещё по-своему «повезло», что он попал под гипноз именно Тео, потому что последний был весьма искусен в магии. Дилетант мог бы и убить.
Обычно какое-то время после гипноза человек не способен ни с кем говорить и ни на кого реагировать вообще. Чтобы скрыть гипноз от разума, само сознание человека делает все окружающее привычным и обыденным. Человек погружается в собственные декорации мира. Те шаблоны, к которым он привык. Аутичное состояние было вполне нормальной реакцией на магию такого рода. Скорее всего, сейчас он по знакомой дороге идет домой,  а потом ляжет спать, и наутро уже ничего не будет помнить. И страхов своих тоже не вспомнит.
Тео потер виски: боль усилилась. Усилилась настолько, что он уже не мог не щуриться на свет и голоса. Пошатываясь, он вышел из бара на свежий ночной воздух. От головной боли впору было скрюченным лежать на снегу и вопить во всю глотку, но Тео лишь поджал зубы и свернул за угол дома. Он как зверь, ведомый своими инстинктами, искал самый неосвещенный двор. На оценку обстановки сознания катастрофически не хватало, и ему явно везло, что в такое время многие любители поздних ночных прогулок уже ушли с улиц и дворов в подъезды, прячась от холода, а привыкшие просыпаться ни свет ни заря ещё мирно досыпали последние полчаса. Он опустился на первую попавшуюся обшарпанную ступеньку и дрожащими руками вытащил пузырек. Последний сталльм. Вот и все, его время начало заканчиваться прямо сейчас. Чувство такое, будто на запястье вместо часов стоит теперь таймер, отсчитывающий время обратно с каждым ударом сердца Тео. Он вытащил крохотную таблетку и быстро проглотил. Ну, вот и все. Больше не осталось. Все его тело содрогнулось. Пальцы невольно разжались. Пустой пузырек прокатился по полу с глухим звуком, отозвавшимся эхом в темном дворе-колодце. Какое-то время его била крупная дрожь, а во рту явственно чувствовался нестерпимо горький привкус. По вкусу и действию сталльм напоминал несколько ложек растворимого кофе, разбавленных в половине стакана воды. Сердце тут же стало биться быстрее, как будто после бега. «Это надо было переждать,» -  Тео обхватил себя руками. Его била крупная дрожь: стучали даже зубы. Он сжал кулаки. Надо было переждать…
Через какое-то время сознание включилось. Мир стал постепенно проясняться: вернулось острое зрение, восприимчивость к запахам, кожа стала снова ощущать воздух, уши – слышать малейший шорох. Сердце перешло на привычный ритм, а руки перестали дрожать. Разум был непривычно ясен. Тео огляделся. Он смутно помнил все, что случилось с ним в последние двадцать четыре часа. Видимо, он забрел в какой-то очень отдаленный уголок города. Дома здесь стояли слишком близко друг к другу. Казалось, они скоро упадут друг на друга.. От детской площадки не осталось и следа: песочница без песка, полная окурков и всякого мусора, невыносимо скрипящие качели без сиденья, расписанная и разрисованная карусель, на которой стояло довольно много бутылок из-под дешевого пива. Да… он выбрал просто отличное местечко! Ведомый инстинктом, он нашел самый темный двор.  Вокруг него (он только сейчас это заметил) валялись шприцы. Полный набор, что ещё можно сказать! Да и он тоже хорош! Отлично вписывается в окружающую обстановку: порванные джинсы, сильный запах алкоголя изо рта, красноватые глаза, да ещё и с таблеткой, словно наркоман, мается. Чудесно-чудесно. Тео усмехнулся. Вот до чего доводят принципы. Для него было невозможно провалить задание, невозможно вернуться в родную Сан-Джену без… Без кого?
Он не знал, кого он искал,  надо было признать. Это и усложняло все. В ином случае он давно бы нашел нужного человека и быстро покончил с этим заданием, как со всеми остальными. Но он даже не представлял, кого ищет, и, что печальнее всего, не думал, что ему дадут ещё один шанс. На поиски ушло больше года, а ничего стоящего из этого не вышло. Последний сталльм даст ещё неделю, может, две. С грехом пополам, без сталльма он продержится половину недели, с натяжкой – одну, но и то, если он жаждет быть забранным из портала в полуобморочном состоянии. А он не жаждал. Что же… Есть полторы недели для поиска. И есть факт того, что вернуться один (если случиться вообще вернуться), он не может. Слишком часто ему случалось попадать в подобные ситуации! Вечно приходится делать невозможное… Здесь, конечно, помог бы фонарь, да только толку от него без светлячка не было никакого. Придется самому. Проклятая адаптация!
Для того, чтобы безболезненно находиться в человеческом мире, Тео нуждался в особых энергиях, которые обычно производило само сознание. Каждый мир пагубно влияет на сущность обитателей других миров, по сути, медленно разлагает. Энергии же защищали от этого воздействия. Дар адаптации был развит у всех без исключения существ из Фаярги. Но в последнее время стало происходить что-то ужасное. Стали появляться странные и прежде неизвестные болезни, были даже случаи врожденного отсутствия какой-нибудь энергии, как в случае Тео. Его сознание не производило энергии адаптации. Иными словами, он не мог находиться в любом другом мире, кроме родного, коим являлась Фаярга, потому что его тело не вырабатывало эти энергии. Поскольку и у других существ были болезни и врожденное отсутствие энергий, стал появляться так называемый «сталльм» - род преобразованных энергий, который заменяет собственные. Отличие сталльма от врожденных энергий состояло в том, что получен он был из энергий особых видов деревьев в Фаярге и энергий других миров. Следовательно, усваивался почти всегда болезненно и действовал лишь некоторое время. Не всякая энергия в чистом виде может долго существовать в неродном ей мире. Энергии миров чаще всего разрушительны друг для друга. Но увы, пока это было единственным, что в Фаярге смогли придумать.
Конечно, все тщательно старались сделать вид, что все идет нормально, однако любой здравомыслящий обитатель Фаярги понимал, что если вдруг через миллиарды лет стали появляться такого рода пороки, значит, что-то идет не так. И если в самом мире Тео со внутренними энергиями было все в порядке, значит, дело было в других мирах и их воздействии на Фаяргу. В Сан-Джене были те, кто искренне хотел разобраться в происходящем. Для изучения сталльма и аномалий был сооружен целый исследовательский центр, который был настолько большим, что напоминал крохотный город внутри большого. Центр находился на окраине Сан-Джены и включал в себя огромные лаборатории, школу, университет и несколько жилых домов. В основном там жили ученые и добровольцы, которые сами пострадали из-за пороков, но бывали и те, кто просто хотел помочь. Большая часть исследований в центре была направлена на выяснение источника того, что так пагубно влияло на Фаяргу. По требованию высших существ, все это было тщательно скрыто и иногда даже сами обитатели центра не знали, что исследуется за некоторыми стенами. Какое-то время назад было обнаружено излучение, идущее от человеческого мира. Как выяснилось, и другие миры, смежные человеческому, пострадали. После этого в центре стали отправлять специально обученных существ в мир людей, чтобы найти источник. Поиски долгое время заканчивались неудачами (как выяснилось, в самом человеческом мире излучение не проявляет себя как аномальное), пока, наконец, область поисков не была сужена до города. У Тео был сильно развит дар восприятия инородного (отчасти этот дар развился из-за  его аномалии), из-за чего он оказался подходящим кандидатом для поисков. Однако, как оказалось, все было не так уж и просто, как казалось на первый взгляд.
Тео вздохнул и, обреченно пнув пустой пузырек,  поплелся вниз по улице. Он часто так делал: бродил по улицам и «прощупывал» дома. Сознание каждого человека, живущего в доме. Только пока ничего, вернее, никого, не нашел. Он бродил по притихшему городу ещё некоторое время, пока, наконец, не наткнулся на парк. «Самое время, - подумал он. – Давно пора бы отдохнуть. Надеюсь, здесь есть нужные фонари!». Тео вот уже несколько дней не был у фонарей, ему приходилось довольствоваться обычным человеческим сном, что, однако, особых восторгов у него не вызывало: от боли он долго не мог заснуть, а если все же засыпал, то мог проспать несколько суток. А время терять он не любил. Тем более, если оставалось ему всего полторы недели, и тратить их на сон было бы крайне неразумно.
Он не переставал удивляться некоторым неудобствам человеческого тела. Первое время его очень раздражало то, что приходилось обходиться без полетов, что значительно замедляло передвижение. Ужасное чувство, когда приходится быстро-быстро-быстро семенить на ногах, причем если собьешься с ритма, то обязательно споткнешься. Можно, конечно, побежать, но тогда все будут коситься на тебя, как на ненормального, особенно если бежишь ты с серьезным и сосредоточенным лицом ( а какое ещё может быть лицо, когда ты пытаешься разом ощутить сознания всех людей, скажем, в многоэтажном доме) и с закрытыми глазами. Тем более, на бегу сложно концентрироваться. С крыльями куда проще: поймал ветер, взмахнул ими и можно на какое-то время сосредоточиться. Особенно если чувствуешь полет. А за ногами приходится следить, куда уж там концентрироваться... Да, он успел соскучиться по своим огромным сильным и бесшумным крыльям!.. Первое время Тео, срываясь на бег, постоянно падал, а потому ходил злой, как собака, ушибленный и в одежде если не порванной, то неизменно заляпанной грязью (он попал в человеческий мир поздней осенью). Второе неудобство, с которым столкнулся Тео, была совершенная неприспособленность человеческого тела к каким бы то ни было изменениям погоды. Забудешь надеть пальто и взять зонт во время дождя – получишь насморк или того хуже, температуру. Забудешь перчатки и шарф – получишь грубую, потрескавшуюся и постоянно ноющую кожу. Человеческое тело было изнеженным, совершенно не приспособленным к миру, в котором живет. А ещё – сон. Тео, привыкший работать подолгу, очень удивился, когда на шестые сутки непрерывного исследования города, он вдруг непроизвольно заснул прямо на автобусной остановке, куда присел всего на пару минут, почувствовав головокружение. Так бы он, наверное, и подхватил что-нибудь эдакое людское, пролежав на остановке около суток, если бы через несколько часов (Тео всегда следил за временем: для него оно было бесценным) его все же не разбудила какая-то сердобольная старушка, принявшая его не за бродягу или пьяницу и спросившая, не нужно ли ему вызвать врача. Нет, врача вызывать было не нужно. Тео невероятным усилием воли добрался до квартиры, где он остановился, и заснул прямо на диване, не добравшись до кровати. Проспал он около двух суток в жутко неудобном (как выяснилось наутро) скрюченном положении. Потом все тело ломило, кожу на руках покалывало будто иглами, пальцы практически невозможно было разогнуть из странного неестественного положения, и из-за боли поворачивать голову направо было весьма проблематично. Как он потом выяснил, он просто застудил мышцу и отлежал руку. Ничего страшного, но, зная ущербность тела, он тогда испугался до смерти. И наверняка бы обратился к соседям за помощью, если бы скрюченные пальцы могли повернуть ключ. Как потом выяснил Тео, сон занимает в среднем семь часов в сутки, что по его меркам было невероятно нерациональным использованием времени. Но приходилось спать, потому что он больше ничего не мог поделать, ведь так сложно в это нелегкое время было встретить истинные фонари! Иногда в голову закрадывались нехорошие подозрения о том, что их здесь вообще нет, но эта абсурдная мысль была, скорее, минутной слабостью, вызванной очень долгими поисками.
Парк выглядел почти заброшенным и ужасно неуютным, как тот двор, где он принял сталльм. Тео медленно шел по выщербленной дорожке, и его шаги отдавались гулким эхо. Дорога вела вглубь парка, и ему казалось, что если он свернет с неё, то непременно попадет во тьму, такую же, в какую сегодня попал тот пьяница из бара – мягкую и обволакивающую. Только эта тьма была пугающе холодной. Вряд ли такая тьма отдаст обратно твое сознание. Тео поежился. Ночь была его другом, она давала ему сил и помогала ему, но с этим парком что-то было явно не так. На миг у него даже возникла мысль, что это не ночная тьма, но он тут же прогнал её. Глупости! Это все из-за того, что он слишком долго не отдыхал и слишком долго не принимал сталльм…
Он хотел развернуться и уйти, уже почти уверив себя в том, что, во-первых, если бы в этом парке был фонарь, он бы его заметил, а во-вторых, если уж на то пошло, лучше довериться собственной интуиции и поискать другой (ведь не может, в самом деле, быть так, что в этом городе их совсем не было), как вдруг в самом дальнем конце парка, там, где дорожка из камня обрывалась и переходила в протоптанную, мигнул и погас огонек. Тео чуть было не подпрыгнул от радости, почувствовав фонарь.
Фонари были чем-то вроде сети, оплетающей и соединяющей все миры. В каждом городе каждого мира обязательно можно найти несколько старых фонарей, которые подпитывали своей энергией любого, кто бы к ним не подошел. Раньше фонари были незримыми. Поскольку тогда существа любых миров были более восприимчивы к энергиям, место, где обитал фонарь, находилось мгновенно. Связь существ и света была очень сильна: свет сам звал к себе. Позже эта связь ослабла. И чтобы не потерять целебные энергии, на месте, где был незримый фонарь, строили какое-либо сооружение, чтобы знать, куда идти. Позже оказалось, что свет вселился в эти сооружения, и именно их стали называть зримыми фонарями. Сооружения обрели душу фонарей и их свет. Чтобы подчеркнуть значимость света: тепло, которое он дает и тьму, которую разгоняет  существа стали озарять ночь. Например, сначала вокруг фонарей разжигались костры, потом ставились керосиновые лампы или свечи. После у некоторых миров, например, на Фаярге, стали появляться Носители Света, которые зажигали фонари вручную каждую ночь. Чаще всего это были старики или дети. В других мирах, например, в людском, их заменял электрический свет. Тео очень не хватало детей, стариков или влюбленных, перелетающих от одного фонаря к другому весь вечер, уютного теплого света Сан-Дженовсих фонарей и, конечно, милой традиции зажигать фонарь над дверью своего дома…В мире, где он был сейчас, ночь очень часто была безрадостной и безлюдной. Электрический свет не дает тепло, только свет. Поэтому новые фонари получались вечно спящими, бездушными и пустыми, и найти истинный фонарь было очень сложно. Принято считать, что фонари обладали речью и что в ночи, просыпаясь, они обязательно что-нибудь говорили всякому пришедшему к ним: совет, пророчество или же предупреждение. Но потом фонари стали говорить все меньше и меньше. Последнее существо на Фаярге, с кем заговорил фонарь, считалось особенным: его имя знал даже ребенок, а  день, когда фонарь в последний раз заговорил, было принято отмечать, как значимый праздник. А после фонари и вовсе замолчали. За несколько последних веков ни один фонарь не заговорил. И теперь то, что фонари говорили, считается чем-то вроде легенды в летописи или сказки: например, истории про говорящий фонарь Тео рассказывали в детстве. В той сказке говорилось, что фонарь уснул, потому что в него никто не верил. Попросту замерз однажды зимой, не согретый ответным светом других душ. И пусть это было детской сказкой, Тео был уверен, что однажды с ним заговорит фонарь, потому что он-то в них верит. Всей душой.
Тео ускорил шаг и подошел к фонарю: вспышка ослепила его, и какое-то время он не мог ориентироваться в темноте, но уже почувствовал энергию света и мог дойти даже с закрытыми глазами. Огонек снова вспыхнул и погас. Тео подошел ближе и коснулся рукой фонаря, закрыв глаза. Он чувствовал его каждой клеточкой своего тела. И если бы Тео предложили сравнить, то он бы сказал, что свет фонаря напоминал бормотание заснувшего старика: медленно затухающая, временами вспыхивающая энергия. Он мысленно позвал свет: из его рук мягким потоком текла энергия. В тот же миг вспышка озарила скамейку, а затем все снова погрузилось во мрак. «Пожалуйста, разожгись, не засыпай, ну же!» – мысленно твердил Тео, сосредотачивая весь поток энергии в руке. И фонарь услышал. Благодарно мигнув, он зажегся ровным светом и больше не гас.
- Уф, - вслух произнес Тео и, улыбнувшись, устроился на скамейке. Какое-то время он просто сидел с закрытыми глазами, ощущая, как свет наполняет его силой. Усталость постепенно выцветала, покидала его тело. Фонарь возвращал его к привычному состоянию, как будто не было мучительной недели без сталльма и двух суток без сна. Тео ощущал себя выплывшим из кошмара: окружающий мир становился все четче и четче. Свет был подобен холодной воде, разгоняющей остатки сна. Тео потянулся. Подавив в себе желание заснуть прямо здесь, на скамейке (человеческое тело нужно было ему здоровым ещё полторы недели), он поднялся.
- Спасибо, старый друг, - сказал он вслух и коснулся фонаря. Ему почудилось, что тот снова благодарно мигнул. Постояв в нерешительности несколько минут, словно желая определить, показалось ему или нет, Тео, наконец,  развернулся к дорожке, чтобы выйти из парка. Он и не думал, что так сильно соскучится по Сан-Джене. Этот фонарь пробудил сотни воспоминаний: обычные каждодневные мгновения, которые теперь воспринимались им очень трепетно. Конечно, ему случалось долгое время бывать в других мирах и городах, но они были очень похожи на его родной город, и казалось, что он всего лишь забрел в другой его уголок. В человеческом мире все было совсем другим. Домой... От этой мысли становилось как-то радостнее и теплее. Конечно, он не знал, сможет ли найти нужного человека, сможет ли объяснить все и уговорить на путешествие в другой мир, но это было в принципе не так-то важно. Будь что будет, решил он и улыбнулся. Стало легче. Через несколько дней никто и никогда больше не увидит низкого коренастого человека лет тридцати пяти, каждый день ровно в шесть тридцать выходящего из пятого подъезда дома номер сорок восемь по садовой улице с дипломатом под мышкой, всегда опрятного, в чистом и глаженом костюме. По внешнему виду Тео легко было принять за среднестатистического служащего не очень преуспевающего рекламного агентства: немного осунувшийся, но, в общем-то, ничем не примечательный человек, мимо которого в толпе проскальзывает взгляд, потому что сотни таких людей и образовывают толпу.
Тут мысли оборвались, потому что Тео внезапно понял, что все это время чувствовал чье-то сильное и ясное сознание где-то очень недалеко. Чувствовал, но и одновременно не замечал. Он тут же остановился и сосредоточился на этом сознании. Ничего удивительного в том, что Тео не заметил его раньше, не было, потому что оно было неестественно сильным и ясным. Неестественным не только для человека, но и для любого существа вообще. Сознание было ненавязчивым, как будто вежливо наблюдающим, и он был уверен, что заметил его только благодаря своему дару. Он попытался осторожно узнать, кто же это был, но ничего не вышло: его давно заметили и не пускали. Поняв это, Тео быстро добежал до фонаря и встал в луч его света: так он мог обеспечить себя хотя бы какой-то защитой. Он открыл дипломат, который все время носил с собой, и сильно дрожащими руками стал отбрасывать в сторону все содержимое, пока, наконец, не извлек довольно увесистую книгу, которую тут же положил себе на колени, и продолжил поиски. «Ну же, ну же!» - мысленно подгонял он себя и скрипел зубами от досады каждый раз, когда извлекал на свет очередную стопку бумаг или пакет. Наконец, вытащив округлый сверток, он быстро отбросил дипломат в сторону. Приглядевшись, в свертке можно было заметить средних размеров черный цилиндр. Не задумываясь, Тео надел цилиндр, не глядя на страницы, раскрыл книгу и достал из кармана пиджака аккуратное пенсне, которое мгновение спустя было на его носу. Вот, теперь он был готов к встрече. Тео судорожно сглотнул и, поправив цилиндр, огляделся. Пенсне должно было показать то, что обычным зрением увидеть было невозможно, однако, он ровным счетом ничего не заметил. Ветер тихо завывал в безлюдном парке, дипломат, из которого слишком быстро была извлечена книга, валялся на скамейке раскрытым, фонарь светил ровным и холодным светом, из-за которого обычным зрением Тео не видел абсолютно ничего дальше двух-трех шагов. Сознание было в пределах его восприятия, а где именно – далеко или близко – он сказать не мог, поэтому напряженно стоял и вглядывался во тьму, припоминая самую мощную возможную оборонительную магию. Минуты текли очень медленно и, казалось, от Тео ничто не могло ускользнуть: медленно падающий снег (ему казалось, что он слышит, как на землю ложилась каждая снежинка), шорох ветвей, свист ветра – он все это замечал, все слышал и видел, но мог поклясться, что здесь не было обладателя этого сознания. Не было и быть не могло – иначе он бы знал об этом. Но ещё он понимал то, что дар никогда его не подводил. И, пожалуй, здесь, стоя холодной зимой в легкой курточке, с цилиндром на голове, пенсне на носу и открытой книгой в руках, у фонаря, в человеческом мире, он, пожалуй, больше верил дару. Ещё несколько минут бесцельного ожидания окончательно разозлили Тео, страх прошел, он присел на скамейку, продолжая внимательно смотреть во тьму, откуда за ним так долго наблюдали. Наконец, он вздохнул, и чуть дрогнувшим голосом громко сказал:
- Может, ты все-таки покажешься?
Его слова эхом пронеслись по мгле парка. Тео внимательно огляделся, держа наготове книгу. Где-то совсем далеко небо немного просветлело, парк выглядел едва ли не заброшенным, старый фонарь чуть заметно покачивался из-за ветра, скамейка была немного припорошена только что выпавшим снегом, а вокруг – ни единого признака чего-либо живого.  Он уж было решил, что что-то не так с его даром (он все ещё чувствовал это сознание) и собрался захлопнуть книгу, как прямо у его уха чуть хрипловатый голос произнес:
- Как пожелаешь, - и усмехнулся.
От неожиданности он резко отскочил в сторону, чуть не выйдя за края спасительного света и не выронив книгу из рук, но вовремя опомнился, потому что в момент, когда он едва не переступил линию, отделяющую его от сумрака, он на мгновение различил прямо перед собой блеск чьих-то глаз. Именно тогда Тео стало по-настоящему страшно: он не знал ни одного существа, которое было бы невидимым для стекол пенсне и которое могло бы так быстро передвигаться. Немного радовало лишь то, что существо это было одно, иначе бы он непременно почувствовал. Только можно ли это было назвать везением?..
Он медленно отошел обратно к скамейке, лихорадочно соображая, что же может сделать. Скоро фонарь погаснет, а оставаться в этом парке без его света было бы весьма опасно. Возможный вариант пришел неожиданно, и едва только мысль промелькнула в его голове, он тут же открыл книгу на предпоследней странице, и бормоча что-то под нос, провел пальцем по странице. Со стороны могло показаться, что он ищет что-то по оглавлению. Конечно, отчасти так оно и было: буквы перемещались под его пальцем, пока, наконец, не остановились. В этот момент Тео захлопнул книгу и открыл на первой попавшейся странице. Продолжая бормотать, он то собирал буквы и символы в центре страницы прямо на бумаге, то разбрасывал их на самый край (буквы скользили по поверхности так, как будто они были маленькими камешками, которые он передвигал по льду).Через какое-то время буквы уже невозможно было передвинуть, они замерли на месте, и получившиеся странные письмена стали медленно подниматься в воздух прямо из книги, пока не образовали угольно-черный рой над головой Тео. Одна часть роя бросилась ему прямо в глаза, а другая направилась к одному из деревьев парка. Какое-то время он не мог ничего видеть, кроме темноты, но постепенно буквы стали исчезать, (словно это был черный снег, который таял) пока, наконец, не осели абсолютно прозрачным слоем на его песне. Тео снова посмотрел вокруг. И теперь он увидел то, что его преследовало.
Недалеко от него, облокотившись о дерево, стояло некое существо, которое при беглом взгляде можно было принять за женщину. Существо было худым и очень высоким, слишком высоким для человека, с темными провалами поблескивающих и абсолютно черных глаз, с пепельной кожей, напоминавшей старую бумагу. У существа были непропорционально длинные и узкие руки и ноги, и казалось, что кожа была не без труда натянута на тонкие кости. Темные круги под глазами придавали взгляду обезумевший вид, ровно как и очень густые жесткие и темные волосы, в которые можно было различить веточки, листья и, кажется, мох. Существо было разуто и облачено в длинный балахон из очень тонкой местами рваной темной ткани, напоминавшей паутину. На указательном пальце руки тускло поблескивал темно-зеленый перстень, настолько большой, что становилось удивительным то, что он не ломал эту тонкую кисть. Над перстнем, почти у основания длинного, почти с палец, темного ногтя, светилась бордовым изящная татуировка в виде странного плетеного узора. Заметив это, Тео сразу понял, кого видел перед собой. Это была одна из Баньши.
Баньши были одними из представителей самых первых народов. Они славились тем, что практически никогда не интересовались тем, что происходит вокруг, не вмешивались ни во что, хотя обладали невероятной силой, отчасти сравнимой с силой фонарей. Баньши редко когда появлялись перед другими, а в последние несколько тысячелетий их и вообще считали исчезнувшими. Было время, когда Тео очень ими интересовался, а потому он знал, что Баньши считались чем-то вроде мирных сумасшедших: они были абсолютно непредсказуемыми, необщительными, и ходила легенда, что они в течение всего своего существования искали некую Истину. Он очень долго пытался узнать, что же это была за истина. Достать старые книги было непросто, но и в них практически всегда то, что казалось Истины, было невероятно расплывчатым. И лишь в одной книге он случайно нашел упоминание о том, что Истина – это живое существо. Признаться, верилось в это с трудом, поскольку ни одно живое существо не способно прожить столько, сколько существует вселенная. А ведь Баньши искали Истину с самого её начала!
- Что ж, молодец, фонарщик, - сухо прошелестел голос. – Я вижу, в тебе есть большая сила, раз ты можешь меня видеть.
- Я сказочник, - чуть дрогнувшим голосом ответил Тео.
- Нет-нет, - уверенно покачала головой Баньши. – С книгой ты, конечно, обращаешься весьма неплохо, но с фонарем будешь ещё лучше. Кстати, где он?
- Его нет, - тихо сказал Тео. Он не понимал, как Баньши так спокойно говорит с ним, как она вообще могла здесь находиться, а тем более, сразу узнать о его секрете. Нет, Тео и правда не был фонарщиком, просто однажды случайно к нему попал незажженный фонарь, но ведь сущность фонарщика определяет вовсе не наличие фонаря, а тем более незажженного. – Он не горит.
- Ну, это ведь поправимо, - смешок Баньши получился несколько надломленным.
- Что тебе нужно? – наконец, спросил Тео. – Я не знаю, что тебе нужно, у меня нет ничего, что нет у тебя. У меня нет вашей Истины.
- Истины! - существо у дерева разразилось прерывистым смехом. – Истины! Да если бы мы нашли её, ты бы не видел меня здесь. И если бы она была у тебя, разговор получился бы короче.
- Так что же тебе нужно?
- Ничего, - Баньши неожиданно извлекла из ткани-паутины грязноватую склянку с густой насыщенно-синей жидкостью, деловито её осмотрела, немного отпила, а затем спрятала обратно.
- Тогда зачем ты следишь за мной?
- Мне показалось интересным то, что у тебя нет фонаря. У такого сильного фонарщика!
- Но…
- Может, я смогу тебе помочь. Я могу найти светлячка. А лучше фею. Как думаешь?
Тео ничего не успел ответить, как она снова извлекла из ниоткуда ещё одну склянку, на сей раз чистую и прозрачную. Сказочник не мог вымолвить ни слова. Он так долго искал светлячка, и не мог найти, что о фее он даже и не мечтал. С другой стороны, ничего плохого от Баньши ждать не стоило, они были вполне мирным народом. И несмотря на сумасшествие, считались добрыми. Однако их сила все равно невольно пугала.
- Вот, - протянула она ему склянку. – Это выпьешь когда зажжешь фонарь. А это, - она протянула ему другую, - сейчас. Вот фея, - она осторожно передала в руки Тео деревянную клетку, на дне которой мирно посапывала самая настоящая фея.
Тео восторженно принял неожиданный подарок. Крохотное создание по размеру было не более ладони. Фея свернулась калачиком и, подложив руку под голову, мирно спала. Её светлые волосы буквально излучали мягкое сияние, а крылья – эта невесомая мягкая и живая ткань, подрагивали от каждого дуновения ветра. Он ещё некоторое время заворожено наблюдал за феей, а затем повернулся к Баньши:
- Спасибо, - тихо сказал он, по-прежнему не веря своей неожиданной удаче. Затем осторожно взял вторую склянку и выпил молочно-белую жидкость. Ваниль. Тео не мог припомнить ни одного зелья, которое могло бы иметь подобный привкус. Он даже не представлял, какие ингредиенты нужно смешать, чтобы получить нечто похожее.
Внезапно мир покачнулся. Тео осознал, что у него сильно кружится голова. Внезапно невероятная усталость навалилась на него, а сердце стучало невероятно быстро. Было тяжело дышать.
- Это нормально? – тихо прохрипел он. Последнее, что он помнил, это то, что Баньши сочувственно наклонилась над ним и, прикоснувшись губами к его виску, сказала:
- Надеюсь, зажженный фонарь окупит все… Иначе нельзя.
Потом была тьма.
Баньши осторожно приподняла с земли тело фонарщика (эти тонкие руки были невероятно сильны), и, спокойно вступив в свет фонаря, аккуратно положила его на скамейку. Одним движением руки она собрала все разбросанные вещи в дипломат, включая увесистую книгу, цилиндр, снятый с головы Тео, клетку с феей и склянку, и положила все на скамейку рядом с ним, а затем обхватила руками его голову и закрыла глаза. Когти, едва касавшиеся головы, казалось, порвали внешнюю оболочку Тео: очертания его тела стали расплывчатыми и стирались. Наконец, на мгновение показался его истинный облик, а затем, и он стал таять и изменяться. Наконец, когда он уменьшился почти вдвое, Баньши открыла глаза. Перед ней в ворохе одежды лежало скукожившееся  маленькое тело, которое никак не напоминала ни о человеческом, ни о истинном обличье Тео. Кожа его теперь была покрыта ровным слоем короткой и мягкой белой шерсти. Ноги, лишь по строению напоминали человеческие, а ступни заменило некое подобие кошачьих лап. Лицо лишь частично осталось человеческим: вдоль линии щек волосы стали длиннее, напоминая неподстриженные бакенбарды, зато глаза и брови остались прежними. Рот уменьшился, нос стал более коротким; теперь это было лицо какого-то странной смеси человека и зверя. Оглядев то, что теперь было сказочником, она стала бормотать что-то под нос, снова изменяя его. Пальцы и лицо стаи едва заметно изменяться, постепенно приобретая черты Тео, но её магии не хватало. Она могла только отчасти вернуть ему прежний облик. Вдруг, она настороженно прислушалась, и, быстро оглядевшись, словно заметила что-то, мгновенно исчезла, не закончив начатое. Почти в тот же миг над лежащим на скамье Тео пролетела слишком темная для рассветного сумрака тень. Тень на миг замерла над фонарем, но, не обнаружив ничего странного, тут же исчезла, даже не обратив внимания на сказочника.
***
Светлело. Тихо падал снег.