Повесть моего брата
«Повесть о первой любви»
Ильиных Андрей Ильич
Начало событий: сентябрь 1985 года.
1. Куда пойти учиться?
Заканчивался 8 класс. Многие из нашего класса уже решили, кто и куда будет поступать после школы. Я с двумя одноклассниками Игорем К. и Васей С. решили поступать в севастопольское училище на токаря-фрезеровщика. Там уже учился друг с нашего села, который был на год старше нас. Он тоже пошел учиться после 8 класса и уже заканчивал первый курс. Он-то и сблатовал нас пойти в его училище. Как только мы окончили школу, то сразу поехали подавать заявление на поступление. Севастополь мне нравился своей историей, кораблями, памятниками. Всё лето потом я ждал, когда же уже придет время учебы. Наконец пришло то долгожданное время, когда мы уехали в Севастополь. Нас устроили жить в общежитие. Комната, в которую нас поселили, была рассчитана на шесть человек. Поэтому к нашей троице примкнуло еще трое иногородних: двое из Терновки и один с восточной стороны Крыма. Началась учёба, и уже с первых дней мои радужные представления о свободной жизни стали потихоньку развеиваться. Сначала мы столкнулись с недоеданием и постоянным чувством голода. Распорядок кормления в столовой был таков: утром к 8-00 - завтрак; в 12-30 - обед и в 16-00 - ужин. Всё, дальше на подножный корм. В буфете можно было купить кефир, молоко и батон с булочками. Но этого тоже не хватало. Далее, в общежитии тоже не всё гладко – казарменное положение. Утром построение и в столовую, вечером построение и проведение проверки, т.е. все ли на месте. Проверку проводили коменданты этой общаги. Они отвечали за наше поведение и безопасность проживания. Так вот, на одной из первых проверок всех ребят с нашей комнаты припозорили перед строем. Дело в том, что во время сантехнических работ сантехники оставили у нас в туалете бутылки из под вина, а коменданту, который проводил осмотр в наших блоках попались эти бутылки на глаза и он решил, что это мы, мелюзга, решили таким вот образом отметить своё знакомство и начало учебного года. Мы стали объяснять, что это не так, но комендант и слушать не хотел и записал нам замечание у себя в журнале. Ну, да, ладно, живем дальше. Уже успели в городе записаться в секцию на бокс и после занятий ездили на тренировки. Тут по вечерам стали на территорию общаги наведываться местные гопники и Вася успел уже с ними подраться. Нас опять на очередной проверке отчитали, что ввязываемся в драку с местными.
Прошла первая неделя, и мы поехали на выходные домой. Дома я рассказал, как прошла неделя, отец посмеялся и сказал, мол, сам выбрал себе такую свободу, теперь терпи. На второй неделе мы столкнулись с новой несправедливостью. В столовой на обед и на ужин местным ребятам выдавали дополнительно или кусочек торта, или пирога, или пачку печенья. А нам иногородним - дулю с маком. Мы стали возмущаться, но нам объяснили, что мы и так живем тут на казенном счету, поэтому для местных это идет в качестве компенсации. Вот и приходилось нам смотреть на местных, облизываясь своей слюной, как они жуют этот десерт и в ответ разводят руками в нашу сторону.
Далее у меня случилась еще одна ситуация, один преподаватель на занятиях забрал у меня ручной резиновый эспандер для кисти руки, мотивируя это тем, что это меня отвлекает от учебного процесса. После он отдал его коменданту и тот тоже сказал, что посмотрит на наше дальнейшее поведение и вернет, если не будет залетов. Теперь мне пришлось наблюдать за своим снарядом утром и вечером, когда комендант проводил построение и при этом ходил и мял его в своей руке. В общем, времени долго не прошло, и я решил бросить эту казарменную жизнь полную несправедливости, и на выходных, приехав домой, я сказал родителям, что заберу документы и пойду в 9-й класс. Батька мой в очередной раз посмеялся, но всё равно он с матерью был очень рад, что я принял такое решение, и что я еще два года буду у них под родительским крылом и помогать дома по хозяйству. Поэтому третья неделя ушла на отчисление из училища и перевод в 9-класс.
2. 9-А
Школа в нашем селе была восьмилеткой и те, кто решил идти в 9-10 классы, вынуждены были ездить в соседнее село, где была средняя школа. Это было с.Ровное в 12 км. от нашего села. Для перевозки школьников выделялся специально автобус. В ровновскую школу также возили детей из с.Молочное, Ново-Никольское и Азова. И так, я, забрав документы из училища, без проблем перевелся в эту школу. Из моего класса восьмилетней школы в 9-й пошли шесть девочек, а из парней никого не было. Но из 10-го класса было четверо парней и, наверное, восемь девочек. Так что мне было с кем общаться по дороге и в школе. Первую неделю я проходил без формы, мне сделали замечание и уже на выходных в районном центре я купил с родителями новую форму коричневого цвета. Стоила она на тот момент 26 рублей. Меня определили в 9-А класс. Классным руководителем был молодой мужчина с усами – учитель истории. Меня посадили на второй парте у окна с парнем по имени Толик. Он был без комплексов, с наглецой и острым языком. Первым делом он спросил меня как моё имя и, не дожидаясь ответа, назвал меня Павликом. Затем узнав, что я всё-таки Андрей, добавил:
- Да, не переживай ты, Павлик, какая разница.
Я спорить не стал и решил, что время расставит всё на свои места. Через пару дней вернулся бывший ученик этого класса Витя Кудрявец. Он, так же как и я, пошел учиться в какое-то училище и тоже его бросил. От его фамилии у него было прозвище Кудря. И как только он зашёл в класс, то все так и воскликнули с радостью:
- О! Кудря вернулся.
Вите тогда тоже сделали замечание по поводу формы. Но так как он был высоким и худощавым, то под его комплекцию ничего подобрать не удалось, и он вынужден был купить то, что подошло хоть как-то на его размер. Это был костюм светло-серого цвета со слегка короткими рукавами. Администрация при виде этого была в шоке, но войдя в положение, пошла на уступки и разрешила в качестве исключения остаться в этом виде.
Начался октябрь – пора бабьего лета с тёплыми солнечными днями. Нас, школьников, привлекли к уборке урожая яблок. Поэтому дальнейшее свое знакомство с классом я продолжил в саду. Иногда девчонки кидали из-под тишка в меня яблоками и делали вид, что не при делах. В общем, за эти дни меня обсмотрели со всех сторон: как я выгляжу, какое у меня поведение, и я потихоньку стал вливаться в новый коллектив. Девчонки из моего села успели рассказать, что меня с детского сада в родном селе все кличут Илюхой (по имени моего отца). Это имя так же прикололо моих новых одноклассников, и они плавно съехали с Павлика на Илюху. Бесцеремонный Толик Новицкий, с которым я сидел за партой, так громко кричал и произносил моё прозвище на переменах в коридорах и на улице, что вскоре меня уже знали по имени Илюха от самых младших классов до 10-х. Даже учителя первое время были в недоумении, ибо в журнале я именуюсь как Андрей, а по всей школе меня называют Илюха. Иногда на переменах и после уроков я ходил в 10-Б класс, где учились ребята с моего села, чтобы посидеть и поболтать среди своих. Всё-таки чувство новичка давало еще о себе знать, и наши ребята с 10-го класса были для меня как спасательный круг.
Прошло еще немного времени, и я успел сдружиться с Витьком из нашего класса. Он был весёлым, заводным, добродушным и безобидным. С этими чертами характера он больше всех подходил под мой тип. Теперь мы разгуливали по школе как неразлучные друзья. И хотя все называли его в классе Кудрей, то я, в отличие от остальных, называл его по просто Витёк. Так с его помощью я окончательно освоился на новом месте. У Вити были друзья и в 8 классе, с которыми он меня тоже перезнакомил. Там же у него была подружка Ира Гавришина. Она была тоже коммуникабельной и веселой. Они друг друга подкалывали, щипали, гонялись друг за дружкой, чтобы дать сдачи. В след за Витей я тоже принимал в этом участие. Девочек по имени Ира было достаточно по школе и в каждом классе, поэтому к этой Ире все обращались по фамилии: «Гавришина… иди сюда, Гавришина … улыбочку». После уроков до прихода автобуса мы с Витей бродили по школе, сидели в раздевалке, и иногда к нам примыкала Ира. Вернее это мы, дурачась и подкалывая, задерживали её. Всё это происходило на весёлой волне. И хотя осень была уже в полном разгаре, погода была еще сухой и теплой, поэтому мы резвились то у крыльца школы, то на спортплощадке возле турников. Иногда, так же после уроков, мы с Витей устраивали в раздевалке шоу для малышни, разыгрывая сцены из индийского кино. Мы били друг дружку понарошку, кряхтели и корчились, наваливаясь на вешалки. Детвору это забавляло и они уже частенько, завидев нас с Витей в раздевалке, просили показать им индийское кино. Гавришина, глядя на нас в раздевалке, как мы дурачимся с детворой, тоже смеялась и называла нас клоунами.
Но вот в один день после уроков Витек сказал мне, что Гавришина просила узнать, согласен ли я дружить с ней, но уже в более серьезном отношении, нежели как сейчас – дурачась и гоняясь друг за дружкой. Я особо не стал раздумывать и согласился. Он передал мой ответ Ире, и, решив не откладывать это дело в долгий ящик, мы договорились, что после уроков я съезжу домой, переоденусь и приеду вечером обратно своим ходом. Встречу назначили в центре.
3. Первое свидание.
Это был будний день, и на свидание меня родители отпустили с условием, чтобы я не особо задерживался, так как с утра в школу, и для этого надо нормально спать. Я пообещал, что вернусь часам к 10 вечера. Я собрал портфель на завтрашний день, покушал, покормил домашнюю скотину и занялся мопедом. Это был веломопед марки Riga.
Я заправил его бензином, проверил, всё ли работает исправно и выехал из дому. Дорога была сухой, было еще достаточно тепло, но всё равно я оделся как положено: куртка, шапка, перчатки. Времени на дорогу ушло не больше получаса. Я подъехал к месту, где мы договорились встретиться, там меня уже ждали Витя и Ира. Было еще светло. Витя был одет в свою старую школьную форму синего цвета, а Ира, как и привык уже её наблюдать в школе, в плащ-пальто вишневого цвета с клетчатой светлой подкладкой и в туфлях такого же цвета, что и плащ. Они встретили меня улыбаясь и спросили как я доехал. Я сказал, что всё в порядке. Витёк, продолжая играть роль сводника, начал наше свидание с формального представления нас друг к другу:
- Так, Илюха - это Гавришина; Гавришина – это Илюха. Ну, а я Витя, прошу любить и жаловать.
Мы поулыбались, сказали друг другу, что очень приятно познакомиться и, как бы друга спросили: «Ну, с чего продолжим?»
Витёк пересел на мой аппарат, сказал, что оставляет нас наедине, что разбирайтесь тут пока, а сам он будет неподалёку в поле зрения кататься. И так, мы остались вдвоем, прогуливаясь по парковой зоне, которая была уже устлана опавшей листвой. Разговор начала Ира, она спросила меня уже лично, готов ли я с ней дружить, ездить к ней в такую даль, и как я вообще отношусь к её предложению по поводу этой дружбы. Я сказал, что дорога не проблема, что она мне симпатична, и что я согласен принять её дружбу. Далее разговор шёл о том, что мы спрашивали друга-друга о родителях, о родственниках, кто, где из них работает. Время потихоньку шло, Витёк околачивался по близости, сидя на мопеде и крутя педали. Иногда подъезжал к нам и спрашивал, всё ли у нас нормально, затем опять удалялся. Солнышко уже село, небо стало темнеть, и мы решили, что всё что можно было узнать для начала, уже узнали, и чтобы родители не волновались, пора собираться обратно. Мы позвали Витька обратно к нам, я пересел на своего маленького коника и, попрощавшись до завтра, мы отчалили по домам.
Я ехал домой и прокручивал в голове весь наш разговор. Мне было приятно осознавать то, что вот еще совсем недавно я смотрел на своих знакомых старших друзей, как они ездили на свидание к своим девчонкам в соседние села, и что теперь я, так же как и они, вступаю в настоящую взрослую жизнь, которая несет в себе незабываемые дни, наполненные первыми любовными отношениями и большой романтикой.
4. Свидание, которое закончилось никак.
На следующий день в школе мы вели себя как обычно, но внутреннее состояние уже было другим. После занятий мы, весёлая троица, засели в раздевалке. В нашем поведении было всё по прежнему, мы так же шутили, смеялись, но Ира в процессе разговора спросила, когда я приеду опять. Была пятница и я сказал, что давайте погуляем в субботу, т.к. это уже начало выходных и можно погулять побольше, да и к тому же предупредим родителей, чтоб они не волновались. Так, на том и порешили. Я приехал домой и вечером всё рассказал родителям, что я познакомился с девочкой и, что теперь у меня предвидится выездная жизнь. Отец с матерью понимали, что я уже вырос и что это рано или поздно должно было произойти, так как ни я первый, ни я последний. Возражать они не стали, но условие они выдвинули: все эти прогулки не должны отражаться на учёбе. И я пообещал, что их подводить не буду.
Суббота. Я обрадовал свою компашку положительным извещением. Мы договорились, что я приеду к Вите домой, оставлю свой мопед у него, и мы пойдем гулять. Занятия в школе прошли быстро, я уехал домой, как обычно, сделал все хозяйственные дела, поужинал и выехал в Ровное.
У Вити дома был злой и гавкучий пёсик, и чтобы пройти во двор, его надо было закрыть в будке, где он продолжал по-прежнему рычать и лаять. Витя закатил мопед вглубь двора, затем проводил меня к себе домой, где познакомил со своими родителями и, предупредив их еще раз о том, что мы погуляем часиков до 10 вечера, отправился со мной к Гавришиной.
Были уже сумерки, Ира вышла из дому с мамой и познакомила меня с ней. Мать посмотрела на нашу компанию и предупредила нас, чтобы мы особо не задерживались и чтоб к половине 10 вечера уже были, хотя бы возле дома, чтобы она не волновалась. Пообещав, что всё будет хорошо, мама вернулась домой, а мы стали гадать, куда бы пойти. Я предложил, что не плохо бы было пойти куда-нибудь, где есть хорошая скамейка или лавочка. Витёк сказал, что он знает, где есть такая и идти туда не далеко. Мы прошли на улицу, которая была не далеко от школы и, не доходя до конечного пункта, мы увидели, что наша скамеечка уже занята другой парочкой. Тогда посовещавшись, мы решили идти в детский садик, где можно посидеть в беседке. На наше счастье там никого не было, и мы уселись в беседке треугольником, друг против друга. Само место уже определило начало наших разговоров. Мы рассказывали каждый о своём детстве, вспоминали весёлые детсадовские истории, затем о том, как пошли в школу и т.д. В свои рассказы мы вплетали анекдоты, которые подходили по теме и смеялись, то друг с друга, то с анекдотов. Стало заметно холодать и, почувствовав это, мы уже сидели прижавшись друг к дружке. Ира сидела посредине и грелась между нами. Я взял её за руку, делая вид, что грею её, а сам продолжал рассказывать всё, что приходило в голову. Затем мы встали, чтобы размять засидевшие ноги, я обнял Гавришину сзади и, раскачиваясь на месте, мы стояли и как бы грелись дальше. Витя стоял рядом с нами, съежившись от вечерней прохлады, и продолжал поддерживать беседу. Пришло время идти к Ириному дому, так как было уже начало 10 вечера. Я взял Ирину под руку и мы пошли. Дойдя до калитки, Витя сказал, что пойдет за мопедом, а мы пока в это время попрощаемся. Он ушёл и мы остались одни. Я стоял перед Ирой, держал её за руки и говорил ей разные прощальные фразы. Ира смотрела мне в глаза и с подгруженным взглядом спросила:
- Ну, и….это всё на сегодня? Больше ничего не будет?
Я стал понимать к чему она клонит, но постарался увильнуть от вопроса. Я начал ей опять молоть всякую чепуху, а сам при этом думал, что, мол, вот девчонка какая быстрая, мы еще начали только встречаться, а она проявляет ко мне такую инициативу. Обычно это парни стремятся склонять девушек, а здесь всё наоборот. И, тем не менее, мне нравился такой подход с ее стороны. Вскоре вышла мама и сказала, что уже хватит стоять мёрзнуть и пора по домам. Мы сослались на то, что сейчас Витя прикатит мопед, и мы разойдемся. Тут как раз и Витёк подошёл. Мама сказала, что давайте не задерживайтесь и ушла. Мы попрощались с Витей и снова остались одни. Я опять обнял Иру и стал ей на ушко лепетать, что мы хорошо провели вечер, и что пора уже ехать домой, но Ира стала опять гнуть тему свои вопросом:
- Ну? И это всё на сегодня? Больше ничего не будет?
Я при этом уже понял, что ничего сделать не смогу, так как холод уже достаточно остудил мне нос и он немного затек, и ещё, как ни кстати, захотелось в туалет по малой нужде. При всём при этом я стеснял признаться Ире о своих проблемах, так для меня это выглядело как-то неловко, а целоваться при соплях и дергающей уже нужде казалось мне совсем не лучшим местом и временем. Поэтому, я всё-таки ещё раз съехал с темы. Попрощавшись в последний раз, я заметил, как Ира на меня косо посмотрела и молча пошла домой. Я выехал за село, остановился, высморкался, отлил свою нужду и покатил дальше. По дороге я всё думал о том, как хорошо всё начиналось и как глупо всё закончилось. Прокручивая всю эту ситуацию у себя в голове, я всё-таки для себя решил, что пора заканчивать с этими комплексами, потому что так мы дальше не протянем. Вскоре я приехал домой, где родители уже к этому времени легли спать, и я, перекусив немного ужина, тоже пошёл в свою койку.
5. Воскресные мысли и немного о себе.
Воскресенье. Я проснулся, мама, как всегда была на кухне, отец во дворе. Позавтракав, я пошёл помогать управляться по хозяйству. Из хозяйства у нас было две свиньи, с десяток кроликов, около двух десятков курей и уток, гусей голов 15, а так же две собаки и кот с кошкой. Плюс к этому огород. В общем, всё как у всех людей, живущих в сельской местности. Отец мой был хозяйственным человек и довольно таки строгим, поэтому любил, чтобы в доме всегда был порядок и его слушались. Своего отца он утратил еще в 12 лет, в семье их было четверо, а он самый старший, поэтому ему приходилось делать всё самому. Он умел строить и всегда привлекал меня к этому делу в качестве помощника, т.е. поднести, подать, подержать. Так я с раннего детства уже умел держать молоток в руках и забивать правильно гвозди, пилить доски. Даже будучи еще в садике я уже сколачивал из досок самолетики, напоминающие кукурузники и танчики из брусков, где дощечка пошире - это основание, кубик поменьше – это башня, а большой гвоздь – это дуло. Но я часто не клал инструмент на место, и отец меня за это ругал, давал подзатыльников и тягал за уши. У меня было две сестры Оля, которая на 13 лет старше и Лена, которая старше меня на 2 года. Так как Ольга раньше окончила школу и уехала учиться в Симферополь, то всё детство я провел с Леной. Я ходил за ней по пятам, мы часто задерживались допоздна на улице, а отец с хворостиной в руке забирал нас от наших друзей с соседней улицы. Мы еще тогда были детсадовского возраста. Приводя нас домой, отец для порядка отстёгивал нас прутиком по заднему месту. Мы его боялись за это и иногда прятались, если чего-то нашкодили и потом осознавали, что наказание о содеянном не минуемо. Но сестра росла бойкой и общительной. Она везде принимала активное участие и в садике и в школе, была отличницей и за это её ставили всегда в первые ряды. Даже после вступления в комсомол ее сразу поставили комсоргом школы. Дома в её обязанности входила уборка и мытье посуды, а так же следить за мной. Поэтому я был в её распоряжении, и пока мы не сделаем всю отведенную нам роботу за день, то гульки наши были закрыты. Я понимал, что если я убегу гулять, то мне всыпят, поэтому я старался как можно быстрее помочь, чтоб побыстрее освободиться и убежать к друзьям. Мама наша работала фельдшером. Из-за того, что она была единственным доктором на всё село, она была просто по уши в работе. Её могли забрать из дому на вызов к больному в любое время суток, днём и ночью, и мы частенько с сестрой сидели одни по вечерам, так как отец тоже был еще на работе. Но тем не мене, мама всегда помогала нам учиться, шила нам костюмы на праздники в садике и школе, была снисходительна и жалела нас после отцовской взбучки. Так, я научился шить на машинке, самостоятельно стирать и гладить свои вещи. Уже в 6 классе я прострачивал и ушивал штаны не только себе, но всем своим соседским ровесникам. А позднее даже из старых джинсов мог сшить кепки с козырьком по типу бейсболки. Глядя на отца, который подстригал всё время меня и своих друзей, я тоже уже с 7 класса стриг Толика - своего друга, соседа и одноклассника. Лена закончила восьмой класс и уехала в Калугу, где поступила в фармацевтическое училище. Я остался один и даже был этому немного рад, ведь теперь меня никто не напрягал и я не дрался из-за мелочей, как это было обычно, когда с сестрою что-то не делили. Я сам распределял себе свои обязанности, в какую очередь что делать и это меня устраивало. Но так как работы хватало, то я меньше стал шкодить и делать глупости. К восьмому классу я уже мог сам зарубить курицу или забить кролика, ободрать с него шкуру. Даже сам пристроил новый сарайчик для новых молодых цыплят. А еще нарвать травы для всего скота, съездить за соломой для свиней и почистить все клетки и сараи. Отец еще занимался выделкой шкур и шитьем шапок. Шкуры были и овечьи, и собачьи, а так же коров, телят, кроликов и даже один раз лебединую шкуру выделывал. Я помогал ему и в этом деле, по вечерам сидел и тоже сшивал выкройки для шапки. Мама выстрачивала для шапок внутренние подкладки. Шапки мы продавали и поэтому хватало как заказов, так и работы.
Сам я ростом был не большой, меньше всех в классе на тот момент, и поэтому о девчонках мог только мечтать. На протяжении всего восьмого класса я стал усиленно заниматься над собой. Я сделал себе турник во дворе и каждый день, надевая на ноги кирзовые сапоги для утяжеления веса, а к сапогам привязывал лом и висел на турнике столько сколь смог вытерпеть. Затем немного отдыхал и висел снова, и так каждый день. И действительно, уже к концу учебного года и летних каникул я вытянулся, догнал и даже перегнал некоторых своих друзей и уж конечно девчонок. Но что с того, когда все поразъехались по разным учебным заведениям, и дружить было уже не с кем. Поэтому сейчас, когда у меня появилась первая в моей жизни подруга, и которая так стала торопить события, я, еще ни разу ни с кем до этого по настоящему не целовавшийся паренёк, должен был сегодня принимать настоящее решение - или идти вперед, пытаться и пробовать, или остаться не состоявшимся кавалером. Эта мысль сидела в моей голове весь день. Я вспоминал выражение Гавришиной, когда она уходила домой, и понимал, что завтра она может и не захочет со мной разговаривать. Но как тогда с ней объясниться? В конце концов я решил, что после того как сделаю все уроки на завтра, я начну с того, что напишу ей письмо. Ведь всё что нельзя сказать на словах, можно написать на бумаге, а человек, который не хочет слушать, может хотя бы прочитать то, что написано. Так я и сделал. Поздно вечером уже перед сном я написал письмо, содержание которого было примерно таким:
« Дорогая Ирочка. Пишу тебе это письмо и хочу извиниться в нем перед тобой за субботний вечер. Я видел, что ты ждала от меня поцелуя, но я не мог его тебе подарить именно в этот вечер и на это были свои три причины, о которых я пока тебе сказать не могу. Но уверяю тебя, что в следующий вечер я обязательно сделаю это. Я поцелую тебя, потому что ты мне очень нравишься, и я не хочу тебя потерять. И если я тебе нравлюсь, то надеюсь, что ты меня простишь и дашь еще один шанс».
После этого я лёг в постель и стал засыпать с мыслями о том, как я буду вести себя, если мне дадут всё-таки этот шанс.
6. Понедельник – день тяжелый.
Понедельник начался так, как я и предполагал. Еще перед началом занятий я встретил в коридоре Иру, она, проходя мимо, сухо поздоровалась и с презрительным взглядом зашла в свой класс. Первым уроком у меня была геометрия, до начала оставалось минут десять и я, вызвав Гавришину из класса отдал ей молча письмо.
Прозвенел звонок и начался первый урок. Геометрия, которую я любил еще с восьмилетки, был и здесь достаточно любимым для меня предметом. Я хорошо разбирался в теоремах и задачах, поэтому проблем особых у меня не было. Но сегодня произошла одна не хорошая ситуация, которая не относилась к данному предмету. Дело в том, что я сидел за первой партой, как раз перед учителем, которую звали Желябина Валентина Ивановна. Она была очень строгой и ее в школе многие побаивались. Так вот, как только начался урок, она вызвала к доске одну девочку для решения какой-то задачи, а потом обратилась ко мне. Желябина указала на мою парту, где была начеркана ручкой линия и сказала, чтобы я сделал так, чтобы этой линии не было. Я ответил, что это не моих рук дело и что я не буду ничего вытирать. Она попросила меня встать и сказала, что не будет проводить урок до тех пор, пока я не вытру парту. Я отказался выполнять ее требования и сказал, что так мы можем стоять и до конца урока. Все молчали. Толик, который сидел со мной за партой стал подсовывать мне ластик, а девчонки, что сидели за мной говорили, мол, да вытри ты и всё. Я, глядя на них, заявил вслух:
- Вы видели, как тут начеркано? Сначала процарапано, а затем ручкой прорисовано, и, если даже сильно постараться стереть пасту, то царапину ластиком не затрёшь. К тому же, я в своей школе никогда себе такого не позволял делать, а здесь, когда я уже достаточно повзрослел и подавно заниматься такой работой не стал бы, -потом добавил, - хотите проводите урок, хотите нет, но меня вы не заставите под таким видом приводить парту в порядок.
Не много помолчав, учительница сказала:
- Ладно, садись, продолжим урок, а ты, Ильиных, подойдешь на большой перемене ко мне.
После урока геометрии у нас был урок алгебры тут же в этом классе с этой же учительницей, которая вышла на перемене в учительскую, а я, оставшись в классе, стал выслушивать от своих одноклассников их мнения по данному инциденту. Все были просто в ауте от меня. За всё время учёбы в школе никто из них никогда не позволял себе так разговаривать с Желябиной, это было что-то сверх естественного, и тут явился Илюха из с.Некрасово и выдал ей протест по полной программе. На что я ответил:
- Чего её бояться. Если я прав, а она нет, то мне всё равно, я подстилаться под её авторитет в школе не буду.
Урок алгебры прошёл в более спокойной обстановке без каких-либо напряжений, но в конце Желябина еще раз напомнила мне, что ждет меня на большой перемене. Я вышел в коридор и там встретил Гавришину, она, наклонив голову немного набок, посмотрела мне в глаза слегка улыбаясь и сказала, что встретимся после уроков в раздевалке и развернувшись она ушла со своими в другой класс.
После четвертого урока я пошел к Желябиной в класс. Пока была большая перемена, она решила до конца разобраться со мной по поводу утреннего инцидента. Я ещё раз объяснил ей, что это не повод выдвигать обвинения только за то, что я сижу за этой партой, и что любой другой может во время перемены сесть и сделать то, что уже сделано. Тогда она, немного подумав, сказала:
- Хорошо, я вижу, что ты нормальный и вполне адекватный парень, с учебой у меня к тебе претензий никаких нет, и если это действительно так, то я приношу тебе свои извинения, но и ты, чтобы больше так не дерзил.
Я ответил, что всё в порядке, и что я ничего плохого к ней не имею, и что она может мне полностью доверять. Так на спокойной ноте мы разъяснили ситуацию и разошлись.
Вскоре после уроков я пошёл в раздевалку, где должен был встреться с Гавришиной. Она уже стояла возле подоконника и ждала меня. Я подошёл к ней и хотел взять её за руку, но она отвела её и сказала:
- Я прочла твоё письмо, ты правильно всё понимаешь, только я не понимаю, что это за причины такие, которые тебе мешают.
Я сказал, что давай пока не будем их трогать, что больше они не будут препятствовать нашим отношениям. Тогда Ира задала следующий вопрос:
- Ну, и когда мы теперь с тобой встретимся, чтобы закрыть это положение?
Я сказал, что давай лучше в среду, так как на четверг только письменные уроки нужно будет подготовить, что я их быстренько напишу и вечером приеду.
-Хорошо, договорились, - сказа Ира, и попрощавшись ушла домой.
А я, оставшись ждать автобуса, чувствовал себя в конце дня немножко героем и хорошим дипломатом, ведь день закончился не так уж и плохо как начинался.
7. Записка от Тани Б. и первый поцелуй.
Вторник прошел по-обыкновеному, с Гавришиной уже поздоровались и общались на переменах как обычно, без обид, но с предвкушающей надеждой. В конце уроков автобус приехал пораньше. Я уже сидел на своем сидении и ждал остальных учеников. Вскоре зашли девчонки с моего класса, сели на своё место и передали мне записку. Я развернул её и прочитал следующее: «Андрей, я хочу с тобой дружить. Таня Б.» Повернувшись к девчонкам, я спросил:
- Ну, и кто ее передал?
Девчонки, улыбаясь, ответили:
- Не знаем, девчонка какая-то.
Я положил записку в карман и стал думать, в чём тут прикол и кто такая эта Таня Б. Далее я рассуждал так, что может это Гавришина решила таким образом подшутить надо мной и посмотреть на мою реакцию. В общем, за этот вечер я, перебрав несколько вариантов, остановился на том, что завтра подойду к Гавришиной и узнаю у нее лично по поводу этой записки.
Среда. На большой перемене я позвал Иру в раздевалку, где мы обычно проводим свои тусовочки. Она спросила меня:
- Ну, что… тебя сегодня ждать?
На что я ответил:
- Я-то приеду, но вот есть еще одна тема, - и, достав записку из кармана, я протянул ее ей. Ира прочитала и посмотрела на меня с удивлением. Я рассказал, как она ко мне попала, и добавил, что даже не знаю, кто такая Таня Б. Гавришина улыбнулась и ответила:
- Кажется, я догадываюсь, кто это и даже хорошо ее знаю – это Таня Бондарь.
Я ответил, что мне это ни о чем не говорит, и я ни разу с ней не встречался.
- Ну, и что ты собираешься делать? - спросила Ира.
- Ничего, - ответил я, - ведь у меня уже есть ты, а кто не успел, тот опоздал.
- А что тогда делать с этой запиской? - спросила Ира.
- Не знаю, - ответил я, - можешь порвать, можешь на память себе оставить, можешь с Таней сама разобраться, раз ты ее знаешь.
Тут прозвенел звонок.
- Ладно, - сказала Ира, - договорим после уроков здесь же.
За эти последние два урока я решил, что вероятно Гавришина и действительно не причастна к этой записке, и что Таня Б. всё-таки реально существует. После занятий мы снова встретились в раздевалке. Ира спросила меня, что я еще думаю по поводу этой записки, но я ответил, что я думаю теперь только о ней и о других думать не желаю. И было видно, что такой ответ тешил ее, и она время от времени подсовывала мне в разговоре провокационные вопросики. В конце концов, попрощавшись до вечера, я поехал домой.
Чтобы не сильно мерзнуть, я оделся потеплее и взял с собой носовой платок, чтобы на случай возникшей сырости в носу выглядеть культурно и не думать о том, каким способом от нее избавиться, так как рукавами это не сделаешь, а руки об себя вытирать не прилично. Уроки я сделал, предупредил родителей, что мне обязательно надо сегодня съездить к Ире и, получив разрешение, я выехал навстречу своему главному испытанию. При свете своей фары я успешно добрался до пункта назначения. Ира вышла из дому, и мы пошли с ней в сторону магазина, который был уже давно закрыт. Это место было безлюдно в это время и как раз подходило для свидания, к тому же не так далеко от дома Ирины. Я, конечно, сразу не стал приводить своё обещание в исполнение, а оставил его на заключительный момент, но зато я сразу решил разрулить ситуацию с туалетом, и в полне естественной форме и немного шутя, спросил у Иры, как бы тут отлить с дороги, а то мысли в голове начнут путаться. Ира сказала, что пока темно можно и за угол сходить, а так, есть еще общий туалет, тут на улице на углу возле нашего дома, так что, если приспичит в очередной раз, то можешь туда сходить. Так, я вышел из моего ранее неловкого положения и мог уже спокойно продолжать беседовать и обнимать свою подругу. Немного погодя я корректно вытер нос носовым платком, чтобы в качестве прививки он в дальнейшем не привлекал на себя внимание. Время шло и Гавришина, чувствуя, что время подходит к концу, сказала:
- Ну, что, Андрюха-Илюха, мне как бы и домой пора, а то я тут уже с тобой заговорилась. Я ответил:
- Ну, пошли, провожу тебя до калитки.
Дойдя до дома, мы остановились, я обнял её и стал ее целовать за мочку уха, затем в щечку. Затем я посмотрел ей в глаза, а она, решив подтолкнуть меня в действиях, стала поддразнивать:
- Может, всё-таки с Таней подружишься?
Тут вышла мама и сказала, что пора уже по домам, завтра в школу, да и отец ворочается, так, что вам еще пять минут и ушла. Я понял, что отступать некуда, обхватил ладонями голову Ириши и поднес свои губы к её губам, затем легонько прикоснулся к ним и на втором прикосновении обхватил своими губами губы своей подруги. Ира пошла навстречу этому слиянию, и мы сделали свой первый короткий поцелуй. Затем я отклонился, посмотрел ей в глаза и сказал:
- У тебя очень нежные и сладкие губы и теперь мне никто не нужен кроме тебя, а сейчас пора по домам, завтра встретимся в школе.
Напоследок я сделал еще один короткий поцелуй, и мы разошлись.
Я ехал домой и чувствовал себя победителем над самим собой, что я переборол в себе робость и комплексы, и что теперь мои отношения с Гавришиной продолжатся снова, но уже на новой ступени общения, когда весёлые заигрывающие разговоры можно будет разбавлять нежными поцелуями, о которых мы так долго мечтали.
8. Есенинский вечер и проблема с отцом.
В четверг на первых уроках я написал коротенькое письмо для Иры, где высказал свои вчерашние ощущения, а так же несколько строк в стихах и на перемене отдал Гавришиной. На русской литературе мы проходили Сергея Есенина. Урок вела директор школы Нилла Станиславовна Вольфович. Она была видной женщиной, хорошим организатором всех школьных мероприятий. Вот и сейчас она решила провести в эту субботу вечер посвященный творчеству поэта, который шёл у нас по программе. Вечер был рассчитан для 8-9 классов. Для этого директриса раздала многим ученикам материал для выступления, который состоял из биографических материалов и стихов самого поэта. Мне тоже досталось выучить наизусть одно из стихотворений и рассказать его на вечере. После уроков я встретился с Гавришиной и рассказал, что по плану в субботу вечер с 18 до 22, где сначала будет литературная часть, а потом дискотека. После дискотеки автобус должен развести всех по домам. Ира спросила смогу ли я остаться, я сказал, что давай доживём до субботы, что надо ещё родителей поставить в известность, поэтому сразу ответить на твой вопрос не получится.
Автобуса еще не было, мы стояли в раздевалке и болтали, и тут Гавришина указала мне на девочку с косичками и сказала:
- Смотри – это Таня Бондарь.
Я мельком взглянул и ответил:
-Ну и что?
- Да, так, ничего, это я тебе к тому, чтобы ты в курсе был от кого записку получил.
- Спасибо, - ответил я, - но мы с тобой вроде как уже дружим, поэтому, зачем мне ещё одна подруга.
Вскоре пришёл автобус.
- Ну, мне пора, - сказал я, - завтра встретимся.
Ира, перед тем как я стал уходить, дала мне сложенную записку и сказала:
- Прочтёшь дома.
- Хорошо, - ответил я и еще раз попрощался.
Приехав домой, я прочитал записку, это было коротенькое письмо, в котором Ирина писала, что тоже рада за наш первый поцелуй, благодарила меня за стих и о том, как она с нетерпением ждет следующей встречи.
До конца недели мы еще пару раз натыкались на Таню и Гавришина, желая в очередной раз меня подразнить, с шуточками отсылала меня к ней. Я, в конце концов, не выдержал и сказал:
- Так, Гавришина, если тебе так хочется, чтобы я ушёл от тебя к ней, то, пожалуйста, сделаю это из принципа. Если ты хочешь сама с ней дружить, то я так же держать не буду. Но если ты еще раз будешь заводить такую тему, то мы с тобой поссоримся. Так что выбирай: или ты, или она.
Ира, глядя на мою реакцию, поняла, что палку она стала перегибать и, помолчав немного, ответила:
- Хорошо, я больше не буду, забудем об этом.
Я ещё раз повторил ей, что всему есть свой предел, и что мне неприятно слушать подобное. Больше мы этой темы не касались. Зато всякий раз, когда на встречу шла Таня, я замечал, что она ни разу не остановила на мне своего взгляда, а всегда смотрела вперед, и, проходя мимо было видно, как её лицо слегка краснело, дыхание замирало и ни единого взгляда вправо и влево. Со временем это у нее прошло, и она, в конце концов, была уже не так скована, когда на ее пути появлялись мы с Ирой или я сам.
Итак, пришла долгожданная суббота, на переменах директриса ещё раз прошлась по нашим классам, чтобы узнать все ли участники вечера на месте, всё ли подготовлено, и к большой перемене мы уже точно знали, что вечер состоится по расписанию. Я за эти дни предупредил родителей, что в субботу, возможно, я задержусь после вечера и что скорей всего приду домой пешком поздно. К тому времени, когда автобус нас привёз обратно в школу, помещение раздевалки было уже готово: вешалки были вынесены в коридор, стулья были расставлены, стояли колонки, микрофон и усилительная аппаратура подключены. Всё началось по плану. Сначала выступила директриса с вводной об открытии вечера посвященного С.Есенину. Затем участники читали о жизни и творчестве поэта, а так же рассказывались выученные наизусть стихи. Я тоже рассказал стих, который выбрал накануне и выучил. Литературная часть закончилась успешно и началась дискотека. При этом на дискотеке была организована почта, где девчонки разносили записки от участников тем, кому они были адресованы, а так же несли и отдавали ответы на эти записки. Сама записка выглядела так, что пишущий заворачивал в гармошку свою записку, а получатель, прочитав её, писал ответ на том же листке и снова заворачивал в гармошку своё послание. Я тоже принял участие в этой переписке. Я взял тетрадный листик, написал: « Ира Я. Т. Л.», отдал почтальонам и сказал, чтобы передали Гавришиной. Вскоре я получил ответ: « Ты это серьёзно???». На что я ответил: « Да!». И снова, получив ответ от Иры, я прочитал: « В таком случае я тебя тоже». Далее я написал: «Я очень рад!». И последние слова в этой переписке были такими: «Ты останешься?», - написала Ира. «Да», - ответил я. Не говоря о любви вслух, мы танцевали медленный танец и смотрели друг другу в глаза. Вообще обстановка на дискотеке была весёлой и мы с Витей ходили и всех подкалывали. Время стало подходить к концу, тогда Ира подошла и еще раз спросила: «Ну, что, остаешься?». Я ответил, что да, и что мы с Витьком пойдем провожать её домой и немного погуляем при этом вместе. Ира согласилась и по окончании дискотеки мы оделись и вышли на улицу. Видно было, что прошел небольшой дождик. Это был первый дождик за всё это время. Я предупредил своих девчонок, чтоб меня не ждали в автобусе, а ехали без меня. После этого мы втроём пошли в сторону дома Ирины. Дойдя до дома, Ира сказала, что зайдет и предупредит маму о том, что мы ещё немного погуляем. Затем она вышла, и мы пошли к магазину. Там мы продолжили свою тусовочку. Как и ранее мы разговаривали на разные темы, фантазировали всё, что придет в голову, шутили, смеялись. Было уже холодно, и мы без особого стеснения друг перед другом ходили по очереди в кустики по нужде. Чувство стыда уже давно пропало. Я в одном из промежутков наших разговоров, прижал Иру к себе и поцеловал её. Сначала это был короткий поцелуй, но потом поцелуи наши становились всё протяжнее и протяжнее. В эти моменты Витя, глядя на нас, немного смущался, отворачивался, потом говорил:
- Ну, ладно, хватит, а то мне уже скучно.
Мы улыбались ему в ответ и продолжали дальше шутить.
Пришло время расставания, мы дошли до Ирыной калитки, Витёк попрощался с нами и пошёл домой, а мы остались еще немного наедине. Ира глянула на меня и сказала:
- Ты что-то там писал мне сегодня…это правда?
-Да, - ответил я.
- Правда что? - переспросила Ира.
Я обнял Гавришину и на ушко тихонько произнёс:
- Я…тебя…люблю.
Затем поцеловал её за мочку уха и перешёл к губам.
- Смотри, Илюха, я шуток не люблю, - сказала Ира.
- А я серьёзно, ты мне очень-очень нравишься, поэтому я ещё раз хочу тебе повторить, что я люблю тебя.
Мы снова поцеловались и стали прощаться, пожелав друг другу спокойной ночи и до встречи в понедельник.
Я отправился пешком домой. Дорога была пуста, и я был совершенно один среди деревьев, которые стояли вдоль дороги. Я шёл и был безмерно счастлив, что вечер прошёл так замечательно, и что теперь кроме дружбы у меня началась настоящая любовь с поцелуями и теми словами, которые мы стесняемся говорить в первый раз. Через два часа я был уже дома. Было начало первого ночи. Мама убедившись, что я пришёл и со мной всё в порядке, пожелала мне спокойной ночи. Я заснул очень быстро, так как немного устал с дороги, но эта лёгкая усталость была так приятна, что оно того стоило.
В понедельник утором перед началом уроков я встретил Иру в коридоре. У неё нижняя губа была замазана зелёнкой. Сама Гавришина выглядела очень хмуро.
- Что случилось? – спросил я.
- Ничего, - сухо ответила Ира , и не желая продолжать разговор пошла в свой класс. После первого урока я подошёл к ней опять и спросил то же самое.
- А тебе что, ничего неизвестно? – вопросительно сказала Ира.
- Откуда? – озадаченно ответил я.
- Ну, конечно, я ничего не знаю, моя хата с краю, - выдала Ира.
Было видно, что настроение у нее было в этот момент никакое, и я сказал, что давай поговорим о случившемся на большой перемене. Я был полностью озадачен и не мог понять, в чем дело. Наконец, на большой перемене мы как всегда встретились в раздевалке. Ира сказала, что её отцу кто-то уже доложил, что мы тусуемся у магазина и у дома, что мы целуемся, и в результате он отругал и маму и меня, и что в конце разборок он меня ударил и запретил выходить из дому. Ира говорила сквозь слёзы, и мне было её так жалко, что я прижал ее к себе, не стесняясь окружающих.
- Ладно, - сказал я, - слезами горю не поможешь. Я, конечно, с твоим отцом разбираться лично не стану, но своему отцу расскажу о случившемся
Иру это немного насторожило, она сказала, что отец меня тогда совсем убьет. На что я ответил, что не волнуйся, чему быть тому не миновать, но оставаться в таком положении тоже не вариант.
Вечером я рассказал своему отцу, что Иру побил её отец, и что он запретил ей со мной встречаться. Отец выслушал меня и сказал, что попробует разобраться. К четвергу он уже успокоил меня и сказал, что ездил в Ровное, нашёл там Ирыного отца, поговорил с ним и теперь я могу быть спокоен, что Иру он больше пальцем не тронет, и что мы можем продолжать встречаться. Я был приятно удивлён и спросил, что ты ему сказал, отец ответил, что он объяснил ему, что мать и его хорошо знают в Ровном и что, если он не прекратит бить свою дочь, то ему от этого впоследствии придется ответить по-другому.
В общем, я рассказал всё Ире. Она была немного и обеспокоена, но и рада, что за неё вступились и что мы снова будем вместе. В субботу с утра я спрашивал у Гавришиной о её отце, ничего ли не произошло за это время, на что Ира ответила, что вроде всё в порядке, он ничего не говорил по поводу моего отца, но и не ругался как прежде.
-Ну, тогда я вечером приеду, - сказал я.
- Хорошо, - ответила Ира, - посмотрим, что будет дальше.
Так мы встретились в очередной раз. Мы стояли возле ворот и разговаривали, когда вышла Ирына мама и сказала, что папик немного выпил, и поэтому сейчас он будет спать до утра, так что мы можем зайти домой и сидеть у Иры в комнате, а не мерзнуть на улице. Вероятно, мама Ирына была уже в курсе разговора между нашими отцами и поэтому позволила нам пройти в дом, но, тем не менее, она сказала, что будет следить за ним, на тот момент, если вдруг он проснется и пойдет в туалет, и чтобы не зашел случайно к нам.
Мы прошли с Ирой в её комнату, разделись и сели на кровать, а мама ушла спать. Ира включила тихо проигрыватель и поставила пластинку. На пластинке был сборник разных песен, но самая хитовая для нас на тот момент была песня «Я сделан из такого вещества» группы «Альфа». Песня звучала так, что ее медленный мотив и «летящий» проигрыш создавали атмосферу большой романтики. Мы сначала сидели, а потом Ира сняла свитер, сняла всё, что было под ним и надела свитер обратно. Затем легла на кровать и, взяв мою руку, положила её себе под свитер на живот. Я понял, что теперь она полностью дала свободу моим рукам, и я лег рядом с ней. Я целовал её и руками ласкал всё ее тело. Это были не забываемые первые минуты, когда мы, не много опасаясь домашней обстановки, в которой еще не давно отец отчитывал Иру за наши встречи, сейчас лежали вдвоем и занимались любовными ласками. Губа у Иры почти зажила, и хотя маленькая корочка еще напоминала о случившемся, она нисколько нам не мешала целоваться и получать удовольствие. Но время перевалило уже за полночь, и я стал прощаться с Ирой. Мы тихо оделись и вышли из дому. Гавришина проводила меня до калитки, мы еще раз поцеловались, и я ушёл. Домой я пришёл около трёх часов ночи. Мать спросила, почему так долго, но я сказал, что у меня всё хорошо и что я хочу спать. Вскоре я уже спал как сурок, согнувшись калачиком под теплым одеялом.
9. О письмах, ночевках и других событиях, вплоть до конца лета.
Прошедший романтический вечер, который открыл нам новые границы, всколыхнул мои чувства еще сильнее. Я решил написать письмо Ирине, но уже как-то по-особенному и на ум пришел шрифт, который я видел в Севастополе во всех троллейбусах, на остановках и в электричке. Молодежь расписывала окна и стены и этот шрифт, которым был исписан весь город, мне показался на данный момент самым подходящим, для того, чтобы выразить свою индивидуальность, а так же внимание со стороны Гавришиной. Все письма я начинал писать почти с одной и той же фразы, и выглядело это так:
Я писал в основном в воскресенье, а в понедельник отдавал письмо Ире. Во вторник она передавала мне ответ, и мы целую учебную неделю перечитывали эти письма, пока не наступала суббота, и я опять приезжал к ней, и потом всё повторялось снова. Некоторые письма каким-то образом попадали в руки посторонних учеников, они потом при встрече со мной говорили, что я классно пишу про любовь, да еще таким не обычным шрифтом. Я улыбался им в ответ и говорил, что чужие письма читать не прилично, но при этом меня это особо не задевало.
К письмам я прилагал иногда картинки, которые рисовал сам. Одну картинку я срисовал с обложки к пластинке «Zodiak», которая у меня была, и раскрасил ее акварельными красками.
Так же, исходя из того что Ира по гороскопу Стрелец, а я Близнец, нарисовал такую картинку:
Еще мы дарили друг другу простые карандаши, на которых писали «Я.Т.Л.» , «Я тебя люблю». Один такой карандаш у меня до сих пор хранится как память о тех школьных днях.
Как-то в начале декабря приехала из Симферополя моя старшая сестра Ольга, она работала в этот момент в «Крымтуре» и предложила для нашего класса путёвку в Белоруссию. Я переговорил в школе с учителями, и было решено, что из двух 9-х классов для этой поездки выберут наиболее успевающих в учебе. Путевка была на конец декабря и в качестве сопровождающего учителя назначили Желябину В.И. Незадолго до поездки, я сидел на уроке у Желябиной и решал задачку по геометрии, которую она задала решить всему классу самостоятельно. В этот момент за окном повалил снег и все стали на него отвлекаться. Валентина Ивановна разрешила всем подойти к окну и посмотреть пять минут на этот снегопад. Я в этот момент не мог оторваться от задачи, так как уловил в мыслях ее решение и решил доделать её до конца. После, когда все уже сели и продолжили решать, я, справившись с заданием, встал из-за парты и начал спокойно смотреть в окно. Желябина была сильно удивлена этому и сказала:
- Нет, ну вы посмотрите какая наглость, сидит тут передо мной на первой парте и ни во что меня не ставит. Ты чего встал?
- Не волнуйтесь, - сказал я, - просто я не мог тогда со всеми посмотреть на этот снегопад, так как решал задачу, а теперь, когда с ней справился, я просто тихо гляну на снежок и сяду.
Желябина, вспомнив прошлый с нами инцидент, а так же предстоящую со мной поездку в Белоруссию, решила не накалять обстановку и ответила:
- Ладно, смотри и садись, и задачку дай мне свою проверить.
Я дал ей свою тетрадь, она глянула на решение и, убедившись в его правильности, вернула мне тетрадь обратно и продолжила урок. На перемене с меня опять поприкалывались мои одноклассники.
31 декабря я уехал по путевке в Белоруссию. Новый год мы отметили в поезде. За период экскурсии мы побывали в «Хатыне», в музеях города Могилева и в других исторических и достопримечательных местах. Перед отъездом мы посетили в Минске универмаг, где я купил себе кроссовки за 25 рублей. После того как мы вернулись домой у нас были еще выходные дни от зимних каникул, поэтому я, после десяти дней разлуки с Ирой отправился к ней. Мы снова были вместе и снова провели вечер у нее дома. На улице была настоящая зима, лежал снег и был небольшой морозец. Я снова после полуночи отправился пешком домой. Чтобы сократить дорогу я шел через сады, а когда выходил на конечную дистанцию, то шёл через поле. Снег скрипел у меня под ногами, дул ветер, и из-за этого лицо и ноги заметно пощипывали от мороза. Придя домой, я разделся и снова, свернувшись калачиком, чтобы согреться, лёг спать под теплое одеяло. Утром родители спрашивали меня полушутя, мол, и не лень мне в такую погоду по ночам столько километров отхаживать. Я отвечал, что нет, и что такое романтическое путешествие делает чувства сильнее.
Главные события в школе февраля и марта были вечера соревнования «А ну-ка, парни!» и «А ну-ка, девушки!», где соревновались соответственно мальчишки и девчонки 8-9-10 классов. После этих вечеров я так же оставался, чтобы провести остальную часть вечера с Гавришиной, но уже договаривался со своими ребятами, чтобы переночевать у них, а домой уже отправлялся утром. Не далеко от Ирыного дома жила её родственница по отцу Челышева Валентина. Так один раз Ира договорилась с ней, чтобы мы переночевали одну ночь у нее. Валентина была не против. Я остался на ночь у них дома с Гавришиной. Утром, когда проснулись, мы пошли пить чай. К нам присоединился Андрей – племянник Иры. Он учился в седьмом классе. Ира называла его просто - Челыш. Она показывала на его руки и говорила:
- Смотри, какие ручища, больше чем мои.
Ира положила свою ладонь к его для сравнения:
- Видишь, какие пальцы, наверное, даже больше, чем у тебя.
Затем она взяла мою руку и Андрея, и стала сравнивать:
- Видишь, я же тебе говорила, что больше.
Действительно, Андрей был меньше меня, но кисти рук у него были больше моих. Далее Ира стала показывать на чуб Андрея, который был вздернут вверх. Она в шутку говорила, что это его корова в детстве языком лизнула, так волосы и остались расти вверх. Андрей пил чай и смущенно улыбался. Тут пришла еще маленькая девчушка.
- О! Эта наша Аленка, - сказала Ира, - вообще-то ее зовут Алла, но пока она маленькая, мы ее Аленкой зовем.
Аленка улыбчиво посмотрела на нашу компанию, послушала о чем мы тут говорим и убежала. Ближе к обеду я уехал домой.
Как-то в один из весенних вечеров мы стояли с Гавришиной возле её дома и разговарили, затем мы начали что-то выяснять и я сказал приблизительно следующее:
- Ира! Ну, что ты такое говоришь?
Ира посмотрела на меня большими глазами и после небольшой паузы ответила:
- Боже мой, Андрей, …что случилось?
- А что случилось? – переспросил я.
- Ты в первый раз за всё это время назвал меня по имени вслух. Кем только ты меня не называл, и Гавришиной, и зайчиком, и котиком, и солнышком, и всем чем только мог придумать, но не по имени. Ты только в письмах меня называл Ирой.
Я слушал её и улыбался, потом ответил ей шутя:
- Ну, наверное, что-то в лесу сдохло, раз меня прорвало на твоё имя. А тебе разве не нравилось быть котиком, зайчиком? Ладно, Ир, будем считать, что сегодня день особенный.
Да, это было действительно так, я почему-то не называл её по имени, мне казалось это слишком просто для любви, поэтому я использовал различные эпитеты и другие слова. Но время всё равно вынудило поставить разговорную речь в том порядке, в каком она должна была быть.
В апреле наши ребята из класса, отучились при школе на права по вождению мотоцикла. Теперь Витя мог приехать с Ирой ко мне в гости в c.Некрасово на своем мотороллере, если я был занят дома на выходных.
В конце месяца взорвался Чернобыль, и мы в школе стали проходить гражданскую оборону. Шили ватно-марлевые повязки, под звуки сирены выходили организованно из своих классов, и шли в подвальное помещение многоквартирного дома не далеко от школы.
Как-то на майские праздники на две недели мои родители улетели на Урал к родственникам, а я остался дома на хозяйстве сам. На выходные дни Витя привез Иру ко мне домой, и мы договорились, что он заедет за ней завтра к обеду. Мы провели ночь с Гавришиной теперь у меня дома. Всё это время играл магнитофон, который подарил мне муж моей сестры Ольги из Симферополя.
Под музыку и песни таких групп как «Savage», «CC Catch» , «Joy», «Boney M» мы провалялись весь вечер, всю ночь и всё утро в постели. В перерывах я только бегал и менял бабины на магнитофоне. Конечно, глубоко за черту интима мы не переходили, так как на тот момент одна девчонка из моего класса уже была беременна, и нас то и дело постоянно этим понукали и в школе и дома, и отец перед отъездом со мной тоже провёл беседу по этому поводу. Так что мы обошлись только поцелуями и ласками, хотя желание было продолжить дальше, но мы обоюдно себя останавливали и не давали своим чувствам перейти границы запрета.
Вскоре закончился учебный год и нас девятиклассников оставили при школе на практику. Мы пропалывали виноградники, подрезали и подвязывали их. Жили и ночевали мы в с.Ровном в старой школе. По вечерам в свободное время мы слонялись по округе. К нам присоединялась Гавришина и временами мы уединялись с ней где-нибудь от посторонних лиц. Так прошел месяц практики, в котором 17 июня мне исполнилось 16 лет. Остальные летние дни каникул я разделил между домашними хозяйскими делами, огородом, друзьями, которые приехали на каникулы и Гавришиной, к которой я продолжал ездить так же по вечерам. Иногда были нестыковочки, я не мог приехать к ней в назначенный день, тогда Ира приезжала ко мне с Витей, и потом дулась на меня. А я просил прощения, осыпал её нежными словами, целовал, чтобы она не сердилась. Ира то смотрела мне в глаза, то отводила их, и проходило немало времени, пока она не начинала отходить. Но, в конце концов, вечер заканчивался взаимностью.
В конце лета к нам домой приехал мой дядька, папин брат, с Урала, к которому мои родители ездили в мае. Ещё там, на Урале родители решили, что после десятого класса я смогу поехать и поступить учиться в авиационно-техническое училище в город, где я родился и где живёт мой дядька. А теперь, когда он приехал к нам, то вместе с родителями он убедил меня, что так будет лучше. С таким семейным решением я осведомил Ирину, но так как впереди был еще целый учебный год, она не особо придала этому внимание, да и для меня это тоже казалось ещё таким далёким событием, что я жил еще сегодняшним днём и, ни о чём не думал, как о своей Гавришиной.
10. Осень в танце брейка.
Пришёл сентябрь. Наш класс сменил предыдущий 10-й. А нас сменили бывшие восьмиклассники. Из Некрасовской школы в 9-й пошло несколько девчонок и, так же как и я, один парень. Теперь нас из некрасовских парней было двое: я и Витя Моргунов. Одна из девчонок, что попала в Ирын класс, стала ей близкой подругой. Это была Жанна Чернышова. Так что у нас появился новый связной человек. Ира с первых учебных дней стала немного веселее, так как летние каникулы с нерегулярными нашими встречами её немного вывели из колеи. Сейчас же, когда мы стали видится каждый день, её улыбка стала такой же, как и в прошлом учебном году. За весь период, когда мы только начали дружить и по этот день, все уже привыкли к нашим отношениям, и теперь мы уже совершенно свободно начали прогуливаться с Ирой по школе за ручку, стоять в обнимочку в раздевалке, и казалось мы, таким образом, наверстывали те летние дни, которые по разным причинам разъединяли нас друг от друга. Жизнь стала входить в прежний график, и по субботам я опять приезжал к Ире на мопеде, мы опять вечерами прогуливались по улицам и стояли возле магазина.
Ребята из моего параллельного класса увлеклись в это время брейком и вовлекли в это дело с нашего класса Юру Тимощук и меня. Теперь мы тренировались этому танцу и в школе и дома. К концу месяца ребята решили пойти к директрисе с просьбой организовать вечер посвященный брейк-дансу. Она дала согласие и вскоре мы вывесили в школе объявление, что в очередную субботу организуется вечер Брейка. Я решил, что для этого дела можно еще добавить зрелищности в виде «фанерной» группы, которая будет играть на бутафорских инструментах и петь под магнитофон, т.е. под фанеру. Ребята поддержали мою идею, и я за эту неделю сделал две гитары под электро из двп и брусков, покрасил их, из проволоки сделал имитацию струн. А ребята сделали в свою очередь клавишник и электроударник из фанеры и тоже раскрасили. В общем, всё было сделано в срок и выглядело замечательно. Итак, вечер, как всегда, начался с того, что ребята выступили с докладами об истории возникновения танца, как он развивался и как дошёл до нас. После этого мы стали танцевать с ребятами, показывая разнообразные элементы движения верхнего и нижнего брейка. А другие ребята в это время стояли с бутафорскими инструментами и делали вид, что играют именно они, двигаясь в такт музыки. Со стороны это выглядело смешно, забавно и здорово. Это общее зрелище действительно заводило народ и поднимало настроение. Всем очень понравилось наше необычное выступление с брейком. Таким образом, мы с ребятами как бы самоутверждались в этом танце среди своих сверстников, и было заметно, что Ира была в душе не много рада тому, что у нее есть такой парень, на которого сейчас все смотрят и, зная, что она моя подруга, ей немного завидуют. После нашего выступления началась обычная дискотека, где ребята по-прежнему продолжали играть под фанеру. Был медленный танец, мы танцевали его с Ирой и я время от времени целовал ее за ушко. После танца мы пошли в буфет, где был выключен свет и, уединившись, мы стояли, обнявши друга–друга, целовались и говорили друг другу о любви.
Когда дискотека закончилась, я опять остался на ночь в Ровном. Вечера и ночи были еще достаточно теплыми. Я договорился с Сашей из моего параллельного класса, что я переночую у него, а пока до полуночи я погуляю с Ирой. Мы пошли все втроём к нему домой, чтобы показать мне моё место ночлега и предупредить его родителей, что я приду ночью спать, потом Санёк пошел еще на дискотеку в клуб, а я с Ирой пошел гулять на улицу.
После этого вечера Юра Тимощук подружился с девочкой из Ирыного класса. Её звали Лена. Первое время Юра всё спрашивал меня, как и что нужно делать в различных ситуациях. Потом он уже, так же как и я, ходил с Леной под ручку на переменах.
Время шло, в один из вечеров, когда я приехал к Ире на мопеде, температура на улице резко пошла под ноль. Я, одевшись по обычному, в легкую одежду, стал уже замерзать, и мне пришлось в этот вечер выехать домой немного раньше обычного, где-то в начале двенадцатого. Простившись, я проехал приблизительно километра три и мои руки совсем окоченели. Мне пришлось остановиться и приложить руки к двигателю, чтобы немного отогреть их, и после того как они немного отошли, я снова поехал. Но пришлось вскоре опять останавливаться и греться, так как холод стал еще сильнее и с учётом встречного ветра лицо и руки коченели мгновенно. Так с перерывами на обогрев рук и лица, я всё-таки добрался до дому, и понял, что тёплые время уже закончились, и что в следующий раз придется уже одеваться теплее и брать с собой рукавицы. Об этой поездке я рассказал Юре Тимощук, а он, улыбаясь, ответил мне почти тем же, что в этот вечер он тоже ездил на мотоцикле с Леной, и когда уже приехал с гулек домой, то руки у него замерзли до такой степени, что ключ зажигания ему пришлось вытаскивать зубами.
Так заканчивался ноябрь, а с ним и последняя осень. Начинался сезон дождей и гуляние по мокрым, холодным и грязным улицам стали прекращаться. Теперь, когда Ира уже совсем сдружилась с Жанной из нашего села, она могла приехать к ней с ночевкой, и вечер до полуночи мы проводили с Гавришиной у меня дома. Так мы начали ездить друг к другу по очереди, и родители уже стали немного привыкать к нашему ритму жизни. По началу, конечно, её родители были против таких поездок ко мне, но потом как-то смирились и от Иры я уже не слышал, что её кто-то будет ругать, и она уже уверенно могла сказать, что в эту субботу я приеду к тебе сама. Таким образом, наши отношения продвинулись еще на один шаг друг к другу.
11. Холодная любовь.
В школе мы стали с Гавришиной совсем уже влюблёнными голубками и без стеснения целовались на переменах то в раздевалке, то в конце коридора около библиотеки. В результате Аркадий Львович, её классный руководитель, подошёл ко мне как-то и сделал замечание, что так вести себя в школе не прилично на глазах у всех, и что пора бы уже попридержать свои страсти, так что целуйтесь дома, на улице, но не школе. Пришлось выполнить замечание учителя, но всё равно, там, где это было возможно и не заметно для окружающих, мы стояли в обнимочку и целовались в свое удовольствие. В этот период у Иры появилась новая пластинка с альбомом «Modern Talking»
Я переписал себе на магнитофон эту пластинку, и теперь весь период до конца учебного года эта группа играла для нас и у меня и у Иры.
С началом зимы я стал подумывать о подарке для Иры, так как 21 декабря у нее день рождения. Я поговорил с родителями, и они выделили мне немного денег. Я поехал в Симферополь и купил наручные электронные часы за 19 рублей.
Родители мои меня одобрили с выбором подарка, и я уже ждал, когда же придёт этот день, чтобы подарить его своей любимой девушке. Так как день рождения выпадал на воскресенье, то я решил подарить часы в понедельник в школе. Так я и сделал. Ира была приятно удивлена таким подарком, но на следующий день она пришла и сказала, что мама с папой пока не разрешают их носить, и хотят связаться с моими родителями и узнать, откуда я взял деньги на часы. Пришлось моей маме позвонить в Ровное в контору, чтобы успокоить по этому поводу Ирыну маму, и сказать, что здесь всё у Андрея согласовано с родителями. И только после этого Ира уже надела часы на руку. Через неделю в школе стали праздновать Новый год. Чтобы как-то по-новогоднему выглядеть, я сделал себе маску, колпачок и бабочку. В результате мне дали за костюм не большой призик. Но перед этим спросили, как называется твой образ, но я ответил, что не знаю, что так просто, без всяких названий. Но меня окрестили «Пижоном» и под этим именем вручили приз за костюм. Далее пришел фотограф и стал фотографировать желающих. Мы сфотографировались с Ириной. Я был в своей маске и колпачке, а Ира по обыкновенному, без костюма. Фотограф спросил за количество фотографий, я ответил, что по две не больших будет достаточно. Но после новогодних каникул нам принесли целую стопку фоток и больших и маленьких. Я выбрал по одной большой и по две маленьких, остальные, говорю, не надо, всё-таки денег это стоит достаточных за такую кипу. Через несколько дней Витя Кудрявец принес эти остальные фотки и отдал мне за просто так, так как они для фотографа оказались ни к чему.
Учебный год перевалил на вторую половину, и я стал чаще думать о своём будущем. В результате я решил начать разговор с Ирой в этом направлении. В один из вечеров я стал говорить ей, что моя учёба в школе подходит к концу, что я уже решил поступать в училище, и что для этого я должен буду уехать на Урал. После училища меня призовут в армию, а после неё нужно будет продолжать учебу дальше. Так что я не смогу находиться рядом с тобой достаточно долго. А без профессии и образования семейную жизнь нормально не построишь. Я говорил трезво и рассудительно, а Ира слушала, и у нее всё внутри стало рушиться. Настроение её заметно упало, и в результате она несколько замкнулась в себе. На протяжении последующей недели я старался с ней заговорить в школе, но она молчала и отворачивалась. В середине февраля я заболел гриппом и до конца месяца провалялся дома. За это время Ира могла многое передумать и кое-что понять. Она даже приехала с Витей Кудрявцом, Юрой Тимощук и его Леной на своих железных конях, чтобы проведать меня. В тот момент она не думала о нашем разговоре, ей просто хотелось навестить меня и мы с полчасика все вместе простояли у моих ворот и просто поговорили о здоровье и о том, что было в школе за это время. Но после болезни уже в марте мы всё равно вернулись к нашему вопросу. Ира стала рассказывать, что у мамы есть личный дневник, который она вела, когда ждала своего любимого из армии. Она ждала его три года и дождалась, затем вышла за него замуж, и в конечном итоге у них родилась дочь Ира. Гавришина приводила этот пример и говорила мне, что она согласна меня ждать эти три года. «А что потом?», - говорил я, - «Мне всё равно надо продолжать учиться и раньше, чем в 25 лет я жениться не буду». Ира снова стала плакать, она уже снова не могла ни о чем говорить. Я начал её успокаивать, говорить, что наши отношения на сегодняшний день ни сколько не меняются, что мы продолжаем дружить и любить друг друга как и прежде, только вот после школы жизнь сама покажет, как оно будет на самом деле. Ира не стала слушать продолжения и ушла. Я решил пока её больше не трогать, и мы перестали какое-то время общаться. Мы уже не ходили вместе по школе и это стали замечать окружающие, и задавали соответственно вопросы о том, что с нами случилось. Но мы ничего не объясняли, просто говорили, что немного поссорились. Пару недель я не приезжал к Ире на выходные дни, так как из-за ее молчания и не желания разговаривать, не было резону ехать вообще. Потом я написал Ире письмо, в котором сказал ей, что если она всё-таки захочет со мной заговорить, то пусть даст знать, а пока я её трогать и докучать своими извинениями не буду, и что я её по-прежнему люблю и хочу, чтобы наши отношения не теряли дружеского начала.
В конце марта ко мне подошла Жанна Чернышова и сказала, что Ира хочет со мной поговорить лично и что она сама приедет в Некрасово для этой цели. Я дал согласие и сказал, что встречу проведем вечером в 18-00 на остановке у московской трассы. Было пасмурно, прохладно и сыро от недавнего дождя. Мы встретились, как и договаривались. Ира пришла с Жанной. Она подошла ко мне, а Жанна осталась стоять в сторонке.
- Ну, что, Илюха, как нам жить дальше? – начала разговор Ира.
- Я уже тебе говорил, - продолжил я , - что пока у меня назад дороги нет, хочешь, не хочешь, а мне придётся уехать и отслужить в армии, и я не уверен на все сто процентов, что за это время у тебя не будет перемен на личном пути.
- Андрей, я даю тебе слово, что я буду преданно ждать тебя всё это время, я не хочу вообще с тобой расставаться, я столько думала всё это время, и я всё равно тебя люблю.
- Понимаешь, Ира, сегодня мы можем говорить о любви сколько угодно, пока мы находимся рядом, но потом, когда между нами начинают вставать годы разлуки, трудно дать какие либо гарантии. Поэтому я предлагаю, что как бы то ни было, но на сегодняшний день оставить друг друга без каких либо обещаний и клятв, остаться хорошими и близкими друзьями, оставить нашу любовь такую, какая она есть, чтобы не испортить ее в последующем таким понятием как предательство и измена. Лучше сразу дать друг другу свободу и сразу смериться с мыслью, что мы не держим друг друга своими обязательствами. Ведь пойми, стоит только одному из нас, как я говорил тебе уже ранее, отойти от наших обязательств, как мы начнем, друг друга просто ненавидеть, а я не хочу этого, я хочу, чтобы в памяти остались только лучшие с нами дни, проведенные вместе. Я лично собираюсь жениться только в 25 лет, ты мне можешь поверить, что я именно во столько женюсь? Видишь, уверенности такой нет, а что говорить о том, что ты до этого времени не поменяешь свои взгляды на жизнь. Я тоже в этом не уверен. Поэтому пойми еще раз, нет у нас гарантий друг перед другом, давай реально смотреть правде в глаза, давай проживем это время до конца учебного года так, как мы жили до этого, в дружбе и любви.
Ира стояла, слушала и плакала. Я прижал её к себе, стал гладить её волосы и успокаивать. В этот момент мы были похожи на Кая и Герду. Моё сердце в ее глазах было холодным, и она пыталась своими слезами растопить этот лёд, который так внезапно обрушился на нашу любовь.
- Я не хочу с тобой расставаться, - отвечала Ира, - я не хочу терять нашу любовь, может, ты не поедешь на свою учебу, а останешься тут со мной?
- Да, нет, Ира, что с этого, я буду слоняться здесь без дела, или пойду учиться в бурсу на тракториста, нет, это просто не разумно. Уж так получается, что жизнь нас, хочешь - не хочешь, а разлучает. Поэтому пусть будет так, как будет.
- Выходит, что ты меня бросаешь, раз ты предлагаешь мне только дружбу?
- Кто кого бросит первым еще не известно поэтому, давай не будем теперь забегать далеко вперед, а продолжим жить сегодняшним днем. Больше я за сегодня тебе уже ничего рассказать и пообещать не смогу. Да и время такое, что пора уже идти по домам.
Мы вышли с остановки, и пошли в село. По дороге начал моросить дождик. Мы шли с Ирой под ручку, а Жанна шла позади нас. Всю дорогу мы молчали, я иногда смотрел на Иру и видел, как капли дождя смывают с лица её слезы. Дойдя до развилки дорог, я обнял Иру, поцеловал её, и мы попрощались. Ира пошла с Жанной к ней домой, а я пошел по своей улице к себе.
После этого разговора первые дни в школе мы еще продолжали держать дистанцию, но вскоре Ира как-то отошла и сама сделала первый шаг на встречу к продолжению нашей дружбы. Мы снова стали ходить по школе за ручку и стоять, обнявшись в раздевалке. Теперь наша дружба носила прощальный характер, и мы старались теперь проводить время так, чтобы заглушить в мыслях предстоящую разлуку. Мы старались теперь не говорить об этом, а вести разговоры на любые отвлеченные темы, как это было раньше. И со стороны было видно, как наши отношения вошли в прежнее русло, видно было, как мы шутили и смеялись, и никто не думал о том, что у нас что-то произошло, и что скрывалось под маской этих улыбок.
Дни становились теплее. В субботу после школы я стал оставаться с Ирой и только в воскресенье отправляться домой. В мае нас ребят десятиклассников должны были отправить на военные сборы в Пятихатку, но в школе начался карантин по желтухе и вынесли решение, что мы будем проходить эти сборы при школе в парке за стадионом. Я вспомнил, что у нас в некрасовской школе на чердаке были сложены макеты автоматов для учебных целей, поэтому я поговорил с нашим учителем по НВП, чтобы он переговорил с директором некрасовской школы и забрал автоматы для наших сборов. Так было и сделано и уже к началу нашей военно-подготовительной компании автоматы были уже на счету у Ровновской средней школы. Во время десятидневки мы жили в палатках, внешний вид у всех был как у партизан, кто в куртке, кто в ватнике. Мы ползали по траве и кустам, выполняя поставленную боевую задачу. Со стороны это смотрелось очень смешно, да мы и сами ползали и смеялись. По большим переменам и вечерам Ира с девчонками приходила посмотреть на нас и тоже посмеяться с нашей партизанской жизни. Вечером возле костра я сидел с Ирой в обнимку, мы слушали разные истории от ребят и песни под гитару.
Учеба практически была на исходе, в школу мы ходили уже для галочки, и вот на классном часу, когда мы сидели и разговаривали о предстоящих экзаменах, и делать за партой особо было нечего, я начал на листочках рисовать вывеску для буфета. Я нарисовал кружки пивные, раков и надпись «пивнуха». Ребята сидели и наблюдали за мной весь урок. Затем я рассказал им, для чего я это делаю. За десять минут до конца урока мы отпросились у классного, чтобы пойти в буфет и занять там очередь, захватив при этом с собой кнопок. Пока ни кого не было, мы прикрепили кнопками вывеску над входом в буфет, а сами купили себе чая и булочек. После, когда перемена была в самом разгаре, а я уже находился на втором этаже в классе, кто-то из учеников попросил меня спуститься вниз к буфету. Я спустился и увидел, что меня там ждут директриса и Желябина. Они, показывая на надпись, спросили меня:
- Так, Ильиных, это твоих рук дело?
- Ну, как бы да.
- И как это объяснить?
- Понимаете, - начал я, - школа уже закончилась почти, а в ней до сих пор как-то скучновато, вот я и решил немного развеять эту скуку. Повисит немного, да снимем, пусть народ повеселиться. Будет хоть что-то вспомнить за эти школьные годы.
- Так, Ильиных, всё понятно с тобой, и тебе действительно повезло, что ты уже выпускник этой школы, а то бы мы тебе в дальнейшем такие вот выкрутасы с рук не спустили. А что касаемо повисеть, то уж нет, хватит, иди и снимай всё это немедленно.
Я пошел, взял стул и снял все свои художества.
- Вот так-то оно лучше, - сказала Желябина, - нет, это же надо было до такого додуматься. Я всё понимаю, но написать «пивнуха» - это уж слишком.
Я понял, что Желябина это говорит так для галочки перед директрисой, хотя по ним было видно, что они и сами в душе повеселились над таким вот проектом.
Но вот учеба закончилась и у нас началась пора сдачи экзаменов, а у Иры летняя практика. Поэтому виделись мы с ней только по вечерам и то не каждый день. Когда закончились экзамены, в школе был выпускной вечер, после которого мы пошли всем классом встречать рассвет. Я был с Ирой, Юра Тимощук с Леной, больше с нашего класса никто парами не дружил. Мы дошли до леса и там уже встречали рассвет. Наши две парочки отсоединились от всей компании и остались лежать в лесу на покрывале, которое прихватил с собой наш классный руководитель. Перед рассветом стала выпадать обильно роса, было ощутимо прохладно. Мы встали с покрывала, потому что уже не возможно было лежать в такой сырости, и пошли обратно на выход из леса, где еще тусовались наши ребята. Земля была мокрой и липкой от росы, и пока мы вышли из леса, то все наши ноги насобирали достаточно большой ком грязи. Ребята, глядя на нас стали смеяться и подшучивать. Они шутили и надо мной и над Ирой, и в результате этого у Иры полностью упало настроение. Она шла молча и думала о том, что закончился и последний выпускной вечер и теперь уже не будет тех дней, которые были до этого времени, и в этот момент, когда на душе становиться так тоскливо, эти шутки просто издеваются над ней, а ей не до смеха и не до веселья. Дойдя до села, мы распрощались с ребятами, и я пошёл провожать Иру до дому. За это время она опять не произнесла ни слова, и только возле своих ворот она, вытирая слезы, сказала:
-Ну, вот и всё. Больше я сейчас не хочу и не могу ни о чем говорить.
- Ладно, - сказал я, - не переживай, не буду тебя нагружать, может ещё увидимся.
И я ушел на выезд из села по направлению к своему дому.
В первых числах июля я уже был на Урале в г.Троицке и сдавал экзамены в училище. После успешной сдачи меня зачисли, и я стал курсантом. Чтобы не травить себе душу такой далекой разлукой, я вообще решил не писать Ире письма. Выглядело это конечно жестоко по отношению к ней, но я не мог ничего с собой поделать, какая-то сила меня удерживала от этой переписки. Вскоре я узнал от своего дядьки, который жил в этом городе, что приходило на его адрес письмо от девчонки, и что он отнес его к нам в училище на КПП. Но я так и не получил это письмо. И только мог догадываться, что это письмо было от Иры, и что адрес она взяла у моей мамы. Больше писем не было. После года учебы в училище нас сразу призвали в армию и 1 июля из стен нашего учебного заведения на автобусе всех курсантов призывников увезли на пересыльный пункт. Только через полтора года службы, я всё-таки решил написать письмо Гавришиной и извиниться за все эти безмолвные годы. Вскоре я получил ответ и узнал, что она уже вышла за муж и что зла на меня не держит. Родители мои к этому времени переехали из Некрасово в херсонскую область в районный центр Голая Пристань, поэтому из армии я уже приехал совсем в другой дом. Вернулся я 19 июня и к концу лета решил съездить в Некрасово и в Ровное, чтобы встретиться со своими друзьями. В Ровное я попал под вечер, я зашел в клуб, там встретил знакомых друзей и мы стали разговаривать о службе и о настоящей жизни. В это время в клубе шло кино, а после окончания фильма, когда народ стал выходить из зала, я увидел среди выходящих Ирину. Мы встретились мельком глазами и поздоровались. Она пошла к выходу, я проводил её взглядом и больше с тех пор ее не видел и не общался. Как сказал мне перед отъездом в Некрасово мой отец, когда я ему рассказал о замужестве Иры, что не стоит вмешиваться уже в чужую жизнь, поэтому я и не стал пытаться искать встречи и разговоров с ней. Теперь, когда было всё очевидно, я стал по-прежнему свободен и стал искать свою новую любовь. Я не стал доучиваться в училище на Урале, а поступил в Симферопольский университет на факультет географии. За время учебы я стал выбирать себе нового спутника жизни, но уже из семейных соображений. Я сдержал перед собой своё обещание и ровно в 25 лет на свое день рождения я расписался. И хотя прошло уже много лет, но я постоянно вспоминаю нашу первую любовь с Ирой. Я прихожу к выводу, что ни с кем за тот промежуток времени, когда я делал свой последующий выбор, ни с одной девушкой у меня не было таких сильных и чистых отношений, как это было у меня в школьные годы. И только музыка дискотеки 80-х за всё это время ностальгически возвращает меня в прошлое, и под неё вспоминаешь всё, что было в мои 16 лет. Но жизнь есть жизнь, и никто не знает, что нас ждет впереди.
Конец
24.03.2010г.
Свидетельство о публикации №210040600645