Взрослая история

Анна Васильевна очень ценила те редкие часы, которые могла провести с Дмитрием, потому старалась оформить их как можно ближе к идеалу семейного благополучия. Пекла блинчики, кормила его щами, иногда даже посылала в магазин за хлебом и молоком. Говорила будничным тоном:
-Димуля, сходи-ка в магазин быстренько, а я пока поставлю воду на пельмени.
Тон этот выбирался из большого запаса подобных, чтобы вместе проведённое время хоть как-то походило на обыкновенное, уже устоявшееся течение. Потом они могли сидеть перед телевизором и комментировать кино, Анна Васильевна могла брякнуть подруге по телефону, что с мужем смотрим телик, переключи на второй, там показывают про одежду. Дмитрий мог поругать пульт, мог хрюкнуть, что уже устал от сериалов, что хочется просто отдохнуть в тишине, а мог пойти в туалет с газетой, зная, что Анна Васильевна будет бубнить о не засиживаться на горшке. Им обоим нравилось спать друг с другом, но если некогда секс был единственной цепью, то теперь они радовались серому свету из окна на кухне, запахам друг друга, даже вредным привычкам и возможности пукать; когда Дмитрий увлекался в разговоре о чём-то, действительно его волновавшем, он всё чаще позволял себе такую незатейливую вставочку - «ёптать». Анна Васильевна поначалу сердилась, её передёргивало, но как-то поймала себя на мысли, что если бы пару раз «ёптать» позволил себе муж, Иван, то был бы ей намного ближе. И не потому, что муж бы скучным и ограниченным человеком, хотя он в самом деле был таким, а потому, что в Дмитрия своего она влюбилась по уши, как только может сорокалетняя дама, чья страсть к законному супругу угасла двадцать лет назад. Дмитрию же, в свою очередь, нравилось то чувство завоевателя, когда он полноправно распоряжался квартирой, записанной на Ивана, опять же — пил из его кружки, ругал и швырял пульт от телевизора, менял туалетную бумагу на свою собственную, купленную только что, и - «Анюта, сделай-ка мне своих чудных олажек, с кабачком которые». Он сам себе удивлялся, что так хладнокровно орудует здесь, как у себя дома, и даже не боится внезапного и крайне неприятного визита. Дмитрий не прислушивался к шорохам за дверью и не вглядывался в вереницу прохожих на тропинке у детского сада, даже когда Иван сам звонил, справиться, как там Анюта и водила ли она Рэя, не считал нужным как-то по-особенному замолкать, как умеют обыкновенные любовники, уверенные в собственной неблаговидности. Как-то он сильно скрипнул диваном, как раз во время такого разговора, и его Анюта — восхитительная женщина! - не стала бледнеть и корчить испуганные физиономии, а вдруг закричала на неповинную собаку, дрыхнувшую у ванной:
-Рэй, паршивец такой, ну-ка марш с дивана!
И мужу:
-Представь, как ни в чём не бывало, забирается такой с интеллигентным видом, как так и надо. Ладно, Ванюша, пойду привяжу его тогда. Ага, пока, до вечера!
Дмитрий, тоже имевший свой штамп в паспорте, ценил её находчивость и остроумие, и готов был на руках носить за отсутствие тягучей атмосферы, что, мол, давай быстренько поебёмся здесь, на этом диване, позвоню через два дня; за то, что не было в их адюльтере никаких потайных кафе, никаких поверенных и доверенных. Наверное, даже сам он знает, думал Дмитрий, глядя на фотографию Ивана, и специально не идёт, потому что боится или что там у него на уме, но он точно знает, или мы настолько хороши, что за пять лет не попались, или может не знает, настолько дурак, что весь город говорит, а он лиц не видит наших, приходит домой, смутный мой запах его немного раздражает, он ищет по всему дому, заглядывает под шкаф, под ванну, ищет в старой кладовке, откуда же идёт это навязчивое раздражение, Ань, никак не могу понять, прихожу домой, но словно тут что-то изменилось, как будто меня обокрали, здесь везде какая-то вонь, не чувствуешь? Пожимает плечами. Вань, у тебя голова не болит? Да нет, вроде, может, я просто устал сегодня на работе, всё разбираемся с новой системой складского учёта, достали уже всех, а эти дуры забивают цифры не туда, и всё же какая-то вонь, ума не приложу, мне хочется бежать отсюда, как можно скорее выйти, давай хотя бы окна откроем. Ваня, на улице видел сколько? Минус двадцать, как мы сейчас откроем окна, квартира и так не тёплая, самой хочется иной раз проветрить, но ты же знаешь, как холодно, потому что ты щели не заделал на лоджии, отовсюду дует, всё застыло, - ну опять я виноват во всём, может, Рэй где нассал, ты его выводила сегодня? - Выводила, выводила, целый час гуляла, вся продрогла. - Странно, никак не могу понять, ну что за день, там эти курицы, тут вонь и холод. Анна как-то теряется от слова «холод», она знает, что он это про их постель говорит, она читает допоздна, потом выключает свет; он выключает свет сразу за ней, потом смотрит на то, как пропадает зеленоватый отблеск стрелок на будильнике, что вставать в семь, а ей никуда не надо, и что надо позвонить завтра Ире, как у неё дела, хорошо ли добралась, и выводила ли Рэя, но это уже Аня, про собаку, взяли годовалым, - так он и спит, ощущая даже во сне мерзкий аромат ограбления, когда Дмитрий днём звонил в домофон и мурлыкал, аромат чужих блинов и почти незаметного испарения чужих носков...
Сестра Анны, Ольга Васильевна, каждый раз её успокаивает, что ничего он не догадался, что скажи, что просто мерещится, и вообще надо бы обидеться, если он вдруг что ляпнет.
-Думаешь, ляпнет? - Анна тяжко вздыхает.
-Да я не думаю, что ляпнет, просто ну а вдруг ляпнет, кто знает, может он в курсе всего давно, просто ждёт удобного момента.
-Оля, ну не пугай ты меня так, и так Димка не осторожен до ужаса, он, мне кажется, вообще хочет столкнуться с ним и всё выложить. Недавно он что-то такое сказал, у меня всё прямо перехватило, что мол в гости наведаться, а я — к кому наведаться? А он — к вам, к кому же ещё? Я так и представила, что звонит в дверь, и подходит Иван, а там мужик с цветами...
-Аня, не волнуйся ты так, но правда уже у вас слишком это всё долго, наверное, он и сам уже ходит куда там не знаю к кому-нибудь.
-Дай бы бог, чтобы ходил, а то мне с каждым разом как-то более стыдно, вот даже в том году, когда мы с Димой в Кущубу ездили вдвоём, и то так не было страшно. А вчера он приходит и давай про какой-то запах говорить.
-Опять что ли?
-Ну представь. Говорит, как будто меня ограбили, говорит, прихожу как не домой, что вхожу — а тут холод и вонь какая-то. Я вообще присела. Ну как знаешь, как собаки, чувствуют, что помечена территория, так и тут. Но ведь раньше такого не было.
-Слушай, Аня, слушай...
-Ну.
-Мне кажется, что он всё знает, и знал с самого начала.
Анна вжимается в кресло, всё в душе обваливается, внезапно приходит на ум странная картинка, как Ваня даёт деньги Диме.
-Оля, я говорю, не пугай меня.
-Да наоборот, послушай. Ведь если он знает... - Ольга останавливается, взгляд стекленеет на мгновение. - Если он знает, вот что я тебе скажу, и до сих пор ничего не делает, значит, вот что, подумай сама, его всё устраивает, либо он трусит, либо в самом деле есть кто на стороне.
Анна идёт домой, обдумывая слова сестры, и тут же вспоминая, как сестра их застукала тогда на даче, и после этого на дачу не ездили уже, и что неужели знает, а если и правда — на стороне сам ходит, у самого рыльце в пушку, ну и узнал про нас, только как узнал? Ольга не могла сказать, или она сама и сказала, вот и говорит теперь, что он знает, тогда она точно знает и про его кого-то там, почему-то рыжую крашеную, а теперь хочет, чтобы мы все открылись друг другу; вспомнила анекдот, что она говорит ему, как мы долго и серьёзно уже у нас, познакомь меня с твоими родными, и он такой — ну не знаю, тёща в деревне, жена с детьми на Юге... Если он меня со своими познакомит, а его сын из армии вернулся недавно, а я уже всё про них знаю, и скажет той — это моя любовница, Аня, поставь чайничек, у нас дорогой и близкий мне человек, тоже Аня, вот и породнились, потом вечером ещё подойдут её муж, Ваня, со своей, с ;;;;, ну ты помнишь, рыжая такая, в кардиологии у вас работает, вот пир на весь мир закатим, а потом ещё и Артемьев придёт, уж точно выйдет веселье. Анна хохотнула, когда подумала об этом, ещё и Артемьева приплела, наверное тот и не помнит уже ничего, давно было.
-Давно-давно-давно-давно, - пробубнила она себе под нос и покачала головой.
-Что? - крикнул Иван из комнаты. - Что давно?
-Да нет, я сумки разбираю, вспоминаю, что давно не приглашали Ольгу, а они звались.
-Ну так что ты тогда, раз звались? Я не против нисколько.
-Да, да... Слушай, тебе пюре сделать или как?
Анна теперь не знала, как с ним общаться. То ждала от него новых изъявлений чудесного обоняния, то стремилась расшифровать каждый его жест, от взмаха вилкой до прижимания к себе кружки с чаем, если сталкивались в дверном проёме, не прячет ли он за этим чего-то другого, не хочет ли, чтобы она сдалась и покаялась. Такими долгими вечерами, тянувшимися просто до абсурда, оставалось только молчать, потом притворяться в интересе к книге, назло там у героини заводился любовник, правда, скандально молоденький и даже королевских кровей; героиня ходила из угла в угол, зная, что муж и её куртуазный герцог вместе отправились на охоту, где наверняка схватятся в дуэли; но, слава богу, Анна успокоенно выдохнула, всё это были нелепые страхи, Альберт не догадался, самоуверенная скотина, для которого жена была лишь ступенью в карьере, и на следующий день юный сэр Локридж, голый, с восторгом описывал ей вчерашний день. Элеонора ходит довольная по замку, пока не натыкается на портрет своей прабабки, леди Урсулы, благочестивой матроны, родившей своего первенца в пятнадцать лет, прославившейся на всю округу как образец высокородной добродетели, с честью нёсшей вдовье покрывало после смерти горячо любимого супруга. Элеонора, стоя под этим ангельским взглядом, вдруг начинает дрожать, её всю колотит, но во сне к ней приходит сама Урсула, у которой, оказывается, в сундучке был дневник. На следующее утро, когда Альберт уезжает в Йорк, она спешит на чердак замка, где и находит этот дневничок, заполненный тщательно переписанными молитвами и описаниями всех видов порока, которому они предавались с её любовником — сэром... Элеонора не верит глазам — сэром Локриджом!
Анну подмывало рассказать о прочитанном Ивану, как он отреагирует, будет ли хитро щурить глаза или как бы неявно ухмыляться, или посетует, что ей надо меньше такой билиберды читать, и что надо спать, ему рано вставать, а придёт он поздно... Но он уже спал, и времени — два, это я махнула с книгой, конечно, но там же я сама, Анна-Элеонора: «Серия «Тайны замков» открывается этой замечательной книгой, рассказывающей о страсти, о предательстве, о страданиях, но самое главное — о Любви. Любви, преодолевающей все преграды, все бастионы морали, выстроенные лицемерным Средневековым обществом. Редактор серии — И.О.Головач. Художественный редактор — Р.Д.Ловкая. Перевод — А.В.Шац. Элизабет Джоул. Туманные берега Уира. 1975».
Дмитрий обещался в среду, как раз у Ивана глобальный корпоратив, и он спрашивал у жены, почему та не хочет идти, оказывается, просто нет настроения, ты иди один, ну может я и подойду, если невмоготу станет здесь сидеть, ладно? Анна проснулась от звука закрывающейся двери, потом вслушивалась в гудение лифта, наконец, по ней разлилось поистине детское чувство, которое бывает у простудившихся школьников: мама, уже обутая и одетая, смотрит с тревогой на бледное дитя, потеющее в миазмах лекарств, потом уходит на работу, и внезапно дитя вскакивает, включает везде телевизоры и прыгает по диванам; ещё блуждает где-то внизу живота страх, что сейчас взрослые вернутся со словами «гадство, надо свидетельство взять», но поток наверняка завидующих одноклассников по дороге внизу убеждает — всё в порядке, шоу продолжается. Анна несколько раз за два часа смотрела, точно ли сегодня среда, потом рылась в кулинарной книге, раз взбрело в голову приготовить сегодня что-нибудь особенное, что-нибудь королевское, выбрала картофель с бараниной и розмарином, а когда пошла на рынок, то на выходе из подъезда, перед встречей с голой улицей, опять на секунду вернулась в состояние смешанного со страхом восторга. Потому что если Иван не ушёл, а решил проверить, не пойдёт ли она куда, если лжёт, и сидит в кустах где-нибудь, а тогда я скажу, что решила сходить на рынок, что дома шаром покати, нет, не выйдет, я же вчера еле притащилась с сумками, ну просто не купила мяса, просто решила тебе сделать что-нибудь королевское, конечно не тебе, а своему любовнику. Да я бы набросилась на него, что он в кустах сидит, значит, ты мне не доверяешь, да? Столько лет прожили, а ты вот так меня унижаешь перед всеми, наверное, всем своим уже рассказал, какая я сука, да? Я бы выдрала ему остатки волос и очки бы разбила и рассказала бы Ире, какой у нас плохой отец.
-Димуля, Димуля! - она пищала как маленькая, когда он входил, а сегодня, после пережитых страхов за баронессу, а ведь получается, что они могут быть родственники, ещё и расцеловала всего, даже забираясь под свитер головой.
-Я сегодня плохо спала, долго не могла заснуть. Ты проходи, я сегодня приготовлю вкуснятинку такую — закачаешься.
-А что не спала? - Дмитрий напрягся: неужели муж трахал?
-Да читала, да такую глупость, всё наложилось. Я вчера к Ольге ходила, она мне и говорит, что, может, Иван всё знает.
-Думаешь, она ему рассказала?
-Да нет, вряд ли. А потом я весь вечер как-то вся в напряжении была, а тут ещё эта книга, там у женщины злой муж и молодой любовник, так она всё ходит и не знает, как ей жить дальше.
Дмитрий уселся за стол. Он смотрел на зад Анны Васильевны, вертящейся у плиты, желудок начинал бурчать, член — напрягаться. В этой маленькой кухне ему больше всего нравилось мучить своё либидо, в голове крутились какие-то смешные образы вздёрнутой на очаге женщины, что стены давят на голую пару, что под гарнитуром грязно, и везде — запах мяса, это как-то было связано с низостью. Он и сейчас ждал, когда же наконец перед ним возникнет огромная тарелка с дымящимся жирным картофелем и кусками мяса. Он наестся, а член его начнёт потихоньку приближаться к точке кипения, а Анна покраснеет и даже пустит мелкую слезинку. Ему хотелось похитить эту женщину, придавить под столом прямо на кухне, в идеале — чтобы Иван был рядом и упрашивал, чтобы они убирались из этой квартиры; чтобы Анна смеялась тому в лицо и нагло стонала.
-...короче, вся в расстройстве я теперь.
-Да ну, бред какой-то. Если он знает, и ничего не делает, так может у него у самого кто есть, а? Как думаешь?
Анна обернулась и улыбнулась.
-Вы сговорились, что ли? Она ну точь-в-точь это сказала.
-Ну просто это очевидно. Сама подумай. Или он просто трус!
-И это она сказала. Сейчас будет готово.
-Ну просто это очевидно. Или трус, или гуляет неплохо налево. Вот сегодня, говоришь, у него корпоратив, да? И он тебя звал, а ты отказалась, да?
-Ну.
-А ты отказалась, так он тебя что, умолял прийти?
-Ну нет.
Накладывает картошку.
-Думаешь, у него нет никакого корпоратива?
Дмитрий хитро кивает. Перед ним — большая тарелка, как он и мечтал, и Анна знает, как сейчас будет здорово; после еды Дмитрий, как заправленный автомобиль, он начинает рвать и метать, а когда он в таком состоянии, ей тоже хотелось каких-нибудь чудачеств, например — чтобы он водрузил её на гарнитур, или утянул под стол, а иногда ей даже представилось, что самое бы лучшее — это если бы Иван был здесь, чтобы стоял и смотрел на них; она ещё смотрела фильм про это, там люди платят за то, чтобы сидеть в шкафу и смотреть за работой проституток, а один вляпался в шлюху, и убил её.
Они едят, болтают, потом отовсюду падает посуда, разбиваются окна, грохот ключей по всей квартире, Дмитрий оттягивает челюсть, изо рта валится картофель с мясом, надо было разводиться, Анна прижимает к губам палец — тихо! Но нет, нет, господи, боже мой, мама моя. Дмитрий указывает головой в коридор, что там, я не понимаю, что там? Анна чувствует себя плохо заведённым роботом, она хочет немедленно развестись и уйти в спальню и зарыться в покрывалах, а эти пусть сами разбираются; так и знала, что это случится сегодня, всё утро чувствовала. Корпоратив отменили, начальник заболел, завтра праздник, так что короткий день вышел.
-Так я и думала, что раз праздник, так ваш банкет и будет.
-Нет, нет, если бы Лукьянов не заболел, а как без него? - Иван снимает ботинки.
Анна выпучивает глаза, разминает шею, и вдруг выпаливает громко, чтобы Дмитрий слышал:
-Представь, ко мне приехал брат из Челябинска! - и всплеснула руками.
Иван поднимает голову.
-Вот так новости. А почему вдруг? Ну, в смысле, а почему я ничего не знаю?
Дмитрий срывается с места, член упал, всё в порядке. Куда-то сразу делась женщина на очаге, зато появился Челябинск, почему же Челябинск? Я там не был даже, дура, а вдруг он спросит, где я там живу? Дмитрий тянет руку Ивану, и почему-то говорит:
-Олег.
-Иван.
-Мы с Аней не виделись с детства, когда я с мамой приезжал к ним, когда они в деревянном доме ещё жили.
Анна кивнула.
-А теперь вот приехал, и не знал, куда и писать-звонить, нашёл вас через горсправку, пришлось повозиться, даже какую-то пошлину заплатил.
-Я тебе всё верну! - Анна сказала это так резко, что не поверила даже, что вообще это сказала, а когда осознала, то едва не разревелась, потому что сказать такую глупость — надо быть ну совсем идиоткой, значит, мы жили в деревянном доме, они к нам приезжали, мы гуляли в зверинце, потом они уехали, и связь пропала. - В смысле, Олег, хосподи, мне так неловко, что мы вот так вот пропали, видишь. Мама умерла, а она только и знала, где вас искать в Челябинске, да я как-то и забыла... Вот ведь как, глупо-то как.
-Ну что ж делать, - сказал многозначительно Иван, - всех нас судьба так раскидала по стране, что и не знаем мы, кто мы, откуда мы и есть.
Анна с Дмитрием переглянулись: какое счастье.
-Да, Вань, как раз Олегу рассказывала, как мы тогда ездили в Москву, ещё Ирка маленькая была, и всё думали найти твоего дядю, но что-то так и не заладилось.
-Да, да, точно, помню ту поездку нашу.
Они всё ещё мялись в прихожей. Иван осматривал родственника, хотя он сразу же понял, кто этот человек, начальник южного трамвайного депо, Дмитрий как-там? Узнав его, он сильно смутился, ведь если тот никакой не Олег из Челябинска, ну не может быть, чтобы так похожи были с тем, из депо, и значит никакой он не брат, значит он чужак, он преступник, есть большая угроза всем миру. Он не мог прокрутить в голове слово «любовник», он неожиданно забыл такое слово, хотя не так давно начал подозревать жену в измене, когда находил тапочки не там, где надо, а Рэй обосрался в квартире, хотя Аня сказала, что выводила, но выходит — не выводила, потому что была чем-то занята, а тапочки не на месте, и пульт не там, значит, кто-то приходил, с кем изменяют мужу, это называется — Дмитрий, Дмитрий, это называется изменщик, нет, не так. Пока они шли в кухню — всего-то пять шагов, - Иван пересчитал все трамваи в жизни, на которых ему довелось ездить. От бесчисленных питерских — до института, потом тут открыли два депо, заводское и южное, и он ездил на работу на трамвае, пока не купили машину, пока сам не стал старшим кладовщиком; трамваи всегда возбуждают в нём тягу к путешествиям. Он идёт ровненько, гладко: сначала начинается огромный спуск с холмов на Пойме, утыканных типовыми домами, потом начинается длинный мост через излучину реки, трамвай сворачивает, прорубает насквозь Речной бульвар в сталинском районе города, идёт мимо горисполкома, мимо памятников воинам-освободителям... И везде снуют эти люди, которые вламываются под видом начальников депо в чужие квартиры, похищают жён и притворяются страстными любовниками. А, вот как - любовник. Иван ощутил унизительность своего положения, когда понял, как нужно обозначить всё происходящее. Но вот странно: ещё месяц назад Иван был уверен, что случись нечто подобное, сердце у него оборвётся, потом всё внутри закипит и завоет. Он смотрел на спины Анны и её брата из Челябинска, который тут начальник депо, который управляет всеми трамваями и квартирами, в голове пронеслось воспоминание о Челябинске проездом, об их пышной свадьбе в июле, когда вдруг пошёл град, и тогда всё шло не так: Ане сожгли волосы в салоне, пошёл град, потом вторая «волга» завязла в грязи на выезде из города, и вообще была совершенно бредовая идея — отмечать в Лысково на даче, а Ольге, ходившей на третьем месяце, стало плохо в загсе, и они не поехали с ними, и тогда Аня разревелась.
Олег начал рассказывать о жизни своей семьи в Челябинске, Иван молча кивал, пытался расшифровать, придумывает он так сходу или говорит о своей настоящей семье, и если сходу, то так гладко врал, и череда дальних родственников как будто в самом деле проходила через эту кухню, Анна переспрашивала, даже удивлялась, когда узнавала, что там что-то произошло, кто-то развёлся, кто-то поздно родил, но Иван слушал невнимательно, хотя и подозревал, что нужно ловить погрешности, что нужно уличить, а потом подкалывать и язвить. Рассказ и различные семейные шутки окутали его туманом, где в пелене мирно плавали рядом друг с другом любовники, судьи, «волги», двуспальные кровати и трамваи, выдуманные камеры хранения и божественная картошка с бараниной. Анна всё-таки прекрасно готовит, это у неё настоящий дар.
Анна закрыла дверь за братом. Он придёт завтра, будет ещё Ольга с мужем и сыном, а потом он уедет. Уедет, так скоро? Ну а что же, у него тоже работа, тоже дети есть. Но мог бы и остаться. Да, но я лично не хочу, чтобы он тут останавливался, я его всю жизнь ненавидела, нужен он мне. В смысле, долго не видела, не ненавидела. Так ты не рада родственникам? Ну почему же, рада, но в меру. Как это так? Ваня, не мучай меня с ним, я сама в шоке была, когда его увидела на пороге, прямо кондратий хватил, ну надо же так заявиться, ты уж наверное с начала подумал невесть что, да? Да, подумал. Да я бы тоже подумала, если честно, да главное он мне совсем не понравился, десятая вода на киселе, а наверное, алкоголик; и вообще, если приехал, значит, ему что-то нужно. Иначе и быть не может, да, Вань?
-Да, я тоже так думаю. - сказал Иван, включая телевизор, - иначе и быть не может.

5-6 апреля, 2010, Петелино