День счастья

 

Где же вы теперь, друзья-однополчане...
(из песни)

       - А давай сегодня рванем в самоход, -  предлагает Витька, наблюдая,  как я швыряю за борт  оставшийся от обеда  кусок хлеба. На него сверху пикируют бакланы и устраивают шумную драку.
       - Не, - говорю я, - не пойду.   И  швыряю второй.
       В прошлый раз нас едва не отловил базовый  патруль,   и загреметь на «губу» у меня нету ни малейшего желания. 
       - Ну, как знаешь, -  вздыхает Витька, и  ловко отщелкивает сигаретный бычок в  сторону качающихся  на воде птиц.
       Через час, немного вздремнув, мы  спускаемся по крутому трапу на  пустынный причал, строимся  и,  гремя сапогами, направляемся  вдоль  залива, в сторону  виднеющегося вдали  морзавода. 
       - Прибавить шагу!  - изредка бухтит шагающий сбоку  строевой старшина Жора Юркин, на что мало кто обращает внимание.
За последние дни, готовясь к очередному выходу в море, команда здорово вымотались, и на то есть причины.
       Кроме  нас,  на ракетоносец необходимо принять  почти сотню заводских специалистов,    представителей различных  закрытых НИИ и военпредов. Всех их  следует возможно комфортно разместить  и  каждодневно питать   по нормам морского довольствия.
       А посему, с раннего утра и до поздней ночи,  под ласковые  речи помощника    и интенданта, команда  загружает провизионки, холодильники и трюмы,   всем необходимым для плавания.
       Тут и мороженые говяжьи и свиные  туши, горы деревянных и картонных ящиков со всевозможными консервами, шоколадом  и вином,  тяжеленные мешки с мукой, сахаром и крупами, а также всевозможные «расходные» материалы.   Все это мы получаем на складах, доставляем к лодке,  спускаем  вниз и растаскиваем по отсекам.
       Сегодня последнее усилие -   после обеда осталось   загрузить  тонну какой-то аппаратуры,  полсотни фанерных  «самолетов», для тех, кому не досталось места в каютах, а заодно пару грузовиков с картофелем и   капустой.
       К вечеру, помывшись в душе  на стоящем рядом дебаркадере, мы  с чувством выполненного долга возвращаемся  на плавбазу. Бачковые  получают на камбузе ужин, накрывают раскладные столы  и все, рассевшись по боевым частям и службам, активно работают ложками
       Потом, мы выходим наверх,  дымим сигаретами на юте, и гадаем, что случится в этот раз, накануне выхода или в море. Как правило, в такие дни   происходят занимательные истории.
       Однажды, весной,  захворал какой-то важный спец из «Рубина»,  и  вместо него на выход прислали  хорошенькую женщину. Наш командир отказался идти  в море и потребовал специалиста-мужчину.  Разразился большой скандал, но «кэп» уперся и мужика все-таки нашли. 
       В другой раз, уходя на глубоководные испытания, мы забыли на берегу доктора,  он догнал лодку уже в море  на каком-то катере  и   карабкался по шторм-трапу  на надстройку, с чемоданчиком в зубах.
       А пару недель назад, на ракетных стрельбах, какой-то «блатной»  начальник  из Москвы,  в силу незнания правил пользования,  был контужен  в гальюне содержимым его баллона, вылетевшим оттуда под давлением в полторы атмосферы.  После этого он долго отмывался в душе и  сожрал у доктора почти весь валидол.
       Предавшись столь приятным воспоминаниям и накурившись до одури, мы строимся  на вечернюю поверку на верхней палубе,  потом спускаемся в кубрик, вооружаем свои подвесные койки  и укладываемся на тощие, застеленные маркированными  простынями и колючими одеялами, пробковые матрацы.
       -  Руби вольту!  - орет дневальному из своего угла Жора,  и просторный кубрик погружается в    синий полумрак  ночного освещения.
       В трубах отопления  мелодично булькает вода и шипит пар, в отдраенные иллюминаторы веет  запахом моря и осенней прохладой,  где-то за переборкой привычно шуршат крысы,  и мы погружаемся в сон. 
       Среди ночи всех будит  грохот ботинок  на трапе,  яркий электрический свет и громкая команда «Подъем!».
       Под  люком стоят  наш дежурный офицер,  незнакомый   лейтенант  и два  курсанта из местной школы мичманов, с   якорями на погонах и красными  повязками на рукавах бушлатов.
       -  Всем   построиться  на среднем проходе! - хмуро бросает  дежурный.
       Через несколько минут,  натянув штаны, мы стоим  вдоль коек и недоуменно взираем на непрошенных гостей.
       -  Так, смотри, - кивает лейтенант  одному из патрульных. У курсанта обиженное лицо и здоровенный фингал под глазом. 
Он нерешительно идет вдоль строя  и заглядывает нам в лица. 
       - Нету, - оборачивается   к офицерам и  шмыгает носом. - Тот был  старшина 1 статьи   и в бушлате.
       - Юркин, Марченко, - тычет пальцем   дежурный. - Оденьте    бушлаты.
       Жора с Лехой недовольно бухтя идут к вешалке, напяливают  свои бушлаты и возвращаются в строй.
       - Не, - отрицательно вертит головой курсант. - Не они.
       - Ну что, все? - скептически смотрит дежурный на лейтенанта.
       Тот молча кивает головой, и патрульные неуклюже   лезут наверх.
       - Товарищ старший лейтенант,  а в чем собственно  дело? -  интересуется кто-то из строя.
       - А в том,  что какой-то  раздолбай оказал  сопротивление патрулю и смылся - недовольно отвечает  дежурный. - Найдут,  пойдет под трибунал. Ясно?
       -  Чего яснее, - гудит стоящий рядом  Володя Зайцев. - Патрулей бить нельзя. И все смеются.
       - Ладно, разойдись, всем спать, - смотрит на часы  дежурный  и тоже поднимается по трапу.
       Шеренги распадаются,  мы снова забираемся в койки, и  дневальный вырубает свет.
       - Ну, вот вам и новая история, -  зевает  Димка Улямаев. - А фингал у  будущего    сундука классный.
       - Интересно, откуда тот  старшина? -  интересуется    Серега Антоненко.
       - А хрен его знает, - отвечает мой сосед  Витя Будеев. - Нас на этой  коробке  рыл пятьсот,  а на косе еще бригада подплава.
       -  Ладно,  кончайте базар, всем спать, -  бурчит Юркин, и  все замолкают
       Утром, после завтрака,  когда мы встречаемся на юте с ребятами из других экипажей, выясняется, что у них тоже  был  шмон.  Патрулям предъявляли всех  матросов и старшин, но те так никого и не опознали.
       -  И поделом  этим  чмошникам, - говорит кто-то.-  Что б не борзели.
       Курсантов  местной школы мичманов, которая  в простонародье   именуется «шмонькой», мы сильно не любим  и в увольнениях с ними всегда происходят стычки. Теперь на носу очередная, и это  бодрит.  Помахать кулаками на флоте любят, а причина для драки всегда найдется.
       - Главное чтоб  увольнения не зарубили, - скалятся штатные умельцы. - Мы им еще накидаем банок.
       Через  пару недель мы возвращаемся с моря и  в субботу готовимся в очередное увольнение. В кубрике царит веселое оживление,  мы отпариваем  шипящими  утюгами клеша и   драим до зеркального блеска ботинки.
       - Да, давненько я не был в городе, -  полирует  асидолом  бляху на ремне Витька.
       - Так уж и давно, -  фыркает  сидящий напротив  Юркин, и  кубрик сотрясается от хохота.
       А через час, получив увольнительные и благоухая «Шипром», мы веселой толпой скатываемся с трапа.  Впереди целый день счастья.

Примечания: сундук  - мичман (жарг.)
           "Рубин" - название закрытого КБ в Ленинграде.
           коробка - корабль, судно (жарг.)