Вилка

                Вилка.

      Во времена  «Хрущевской оттепели», крестьянскому народу сверху  спустили директиву. По которой,  разрешалось отдыхать один день в неделю. А до  этого работали  без выходных,   за трудодни (за палочки). И чем больше заработаешь палочек, тем больше в конце года получишь на трудодни «натурпродукта».
     В который  входило: - зерно, картофель, другие  овощи, которые выращивали на совхозных (общих) грядках.  А так же  фрукты.  И даже  иногда трехлитровая банка меда полагалась, с совхозной пасеки.
Но толи  у счетоводов счеты были «неправильными»,  толи на этих счетах косточек не хватало, но  то, что доставалось на каждую семью, было смехотворно мало.
Пчелы совхозные также  были «неправильные»,  от них мед, почему то быстро заканчивался. Только принесешь его домой, он тут же и кончался.
   Наверное, из - за  того, что был не свой, а  совхозный.
     А  вторую банку дядя Миша Кошуро, в то время заведующий совхозным складом, не наливал. Этот «не правильный мед»  у него   так же  заканчивался быстро.
 Паспортов населению не выдавали, что бы ни сбежали  от тяжелого крестьянского труда в город, где был восьмичасовой рабочий день и горячая вода в квартире.
    И местный крестьянский народ,  эту «Хрущевскую оттепель» реализовывал путем запойных гуляний при каждом удобном случае, и без всякого случая,   при любых погодных условиях и обстоятельствах.
   Например,  объединившись  в несколько семей, как правило, соседей. Запрягали совхозную лошадь, сажали на повозку ребятню, т.е. нас, грузили кое какую провизию, рыболовные снасти,  и отправлялись на этот «директивный» выходной в луга, за реку.
   Переправлялись через реку  Оку на пароме. Паром был в виде металлической большой лодки с острым носом.  И плавал он по проволоке, протянутой по дну реки, от берега до берега.
    На пароме были устроены два шкива, по ним  и скользила проволока. Проволоку  надо было, тянуть на себя,  схватив ее руками, и упершись  ногами в пол.  Таким образом, паром начинал медленно  плыть.
 Иногда  проплывающий  буксир с баржами обрывал проволоку.
У баржи  сзади,  опускался якорь на цепи, для того чтобы ее на поворотах не заносило  к берегу.
Якорь этот и рвал, эту проволоку.
 И тогда  паром   уплывал вместе со всеми, кто на нем находился вниз по течению, пока его не поймает катер, из соседнего села  Пощупово,  где он имелся.
  Но этот процесс был не скорым, потому, как сотовых телефонов тогда еще не было, и время уходило  достаточно много, пока  с оказией  сообщат в Пощупово до которого пять километров,  на катер, что бы он приплыл за паромом.
 Иногда приходилось ждать до половины дня.
И паром за это время достаточно далеко уплывал по течению  вниз.
    Этот паром был новым, и  почему то сразу меня не возлюбил,  с самого своего(парома) рождения.
   То пальцы мне прихватит за шкив, когда я тащу проволоку, то рыбу мою с таким трудом наловленную с четырех часов утра и   привязанную за его столбик, отпустит плыть по течению, без моего согласия.
    И тогда  становиться до слез обидно, что не получился из меня мамкин "кормилец", как она меня называла.
  А то  перевозчик дядя Федя Пискулов, обманет. Попросит  помочь ему немножко вычерпать ведром  воду из «брюха» парома, а сам не выпускает меня  до трясучки в моих руках.
Вот старый, из деревянных брусьев, паром меня любил. И рыба с него ловилась лучше.   А когда  я, нырял с него, то не ударялся головой о дно, как с этого нового.
  И вообще этот новый паром, какой - то непутевый получился. На зиму на берег он не желал  выползать,  когда его тащили  тросом  два трактора. 
  Трос  которым  его тянули постоянно рвался, и однажды при очередном обрыве, он  скрутившись кольцами,  сшиб с ног одного мужика, который руководил операцией, стоя на пароме.
   И ударил его головой об пол парома. Слава Богу, не насмерть. Я сам был свидетелем этого события.
   Ну, это лирическое отступление.  Ближе к делу, как говорил один литературный герой.
  Переплыв за реку, весь этот «цыганский табор»,  не спеша, часам к одиннадцати, добирается  до места.
  Это, как правило, пойменные озера или река Старица, протекающая от нашего села в двух километрах.
   Взрослое население быстренько бреднем или сетью наловит рыбу,  заварит ухи,  накормит нас,  и придается  злоупотреблениям, «Райсобесовской продукцией», то есть  водочкой,   которую, завозили в наш сельский магазин.
   А именно «Горькая», «Московская» или «Столичная»,  в общем любая. Самогоночкой не баловались, за самогоночку в то время давали срок.
    А злоупотребив все до капельки, отправлялись по своим «взрослым» делам.  На природу погулять, до близлежащих кустиков.
    Иногда при этом, нарочно перепутав, или забыв, по пьяни, кто с кем приехал.
    Мы, оставшись без взрослого присмотра, сходили с ума, в буквальном смысле, визжа, кувыркаясь и хулиганя, кто во что горазд.
   А когда взрослые возвращались, почему то злыми, то нас  не могли скоро успокоить.
   Иногда они загуливались, до сумерек, при этом переругавшись, все со всеми.
      Не поделили.  А что я думаю,  вы и без меня догадаетесь.
  На обратном пути ехали молча.  Не до разговоров.   Назревал, как правило,  конфликт, и развязка,  заканчивался уже в селе. Порою дело доходило до  рукоприкладства.
    Вот и в этот раз, сидим мы уже дома, ужинаем, картошкой пюре,  с солеными огурцами. В руках новенькие вилки, с толстенькой белой  костяной ручкой.
   Вдруг в дверь постучали. Сосед  заходит, и говорит: -  «Вань,  выйди на минуточку».
   Отец вышел и тут на него накинулся дядя Володя Халевин, мужик  повыше и поздоровее, моего отца.
  И начали они драться, быстро оказавшись на земле,   в лежачем положении.
   Я, как был с вилкой в руках, так и выскочил на улицу, заступаться за отца.    И долго не раздумывая, всадил эту самую вилку дяде Володе в правую ягодицу, потому, как он находился сверху на моем отце.
  Отпустив из рук вилку, я увидел, что она осталась в его ягодице, и тихонько покачивается из стороны в сторону.
  Тот дико закричав, вскочил, схватился за вилку и выдернул ее. И смотрит на меня.  Ну, думаю, сейчас он меня прибьет.
   Но окружающие люди засмеялись и конфликт, таким образом, был погашен.
    Затем,  кто - то сбегал за водкой, и уже все враждующие стороны мирно сидели и обсуждали мой дерзкий поступок.
    При этом  смеясь и комментируя мое заступничество.
    Позднее, когда я пришел из армии, дядя Володя, всякий раз увидев меня, и глядя из под лобья,  постоянно напоминал мне: - «А помнишь Толька,  как ты мне в задницу вилку воткнул?». « Помню,  дядь Володь, помню» - отвечал я, и всякий раз  при этом смущался.

 03.02.2010г. А.И.Копин.