Корпоративный вечер в Дании

            На фотографии хозяин огромной успешной фирмы «Рамболь» Борге Йоханнес. Ему сейчас 97 лет. Казалось бы, да что может волновать человека в этом возрасте? А может! Этот человек по примеру Иисуса Христа решил накормить сразу огромную толпу людей. Он, в какой-то момент вдруг осознал, что это надо сделать. В таком почтенном возрасте, когда ты уже осознаёшь, что всё твоё уже в общем-то и не твоё, хочется оставить о себе хорошую память, чтобы люди долго и по-хорошему помнили о тебе. Сюда, в Копенгаген, по желанию господина Рамболя пригласили работников этой фирмы со всего мира: из Дании, Норвегии, Швеции, Финляндии, Индии и из России. Вот почему я тут и оказался. Koben Hamn — это истинное название столицы Дании, а переводится оно, как купеческая гавань.
            Я видел на экранах под большим шатром счастливое лицо господина Борге Йоханнеса Рамболя. Ему аплодировало около четырех тысяч человек, которые сидели за праздничными столами. Пожелаем ещё раз здоровья этому незаурядному и счастливому человеку, основателю фирмы «Рамболь».
            Полгода назад мы все получили открытки, в которых говорилось, что такое выпадает раз в жизни, чтобы вот так можно было прилететь на самолёте в Копенгаген на корпоративный вечер и отпраздновать со своими коллегами. Так вот, когда я получил эту открытку, так честно сказать, и не поверил, что всё-таки это совершится когда-нибудь. И не верил даже, когда оформлял загранпаспорт. Здесь надо отметить, что получение загранпаспорта -- это процедура весьма одиозная в нашем городе Калининграде. Занял очередь, в четыре часа ночи и только к одиннадцати часам утра вышел из паспортного отдела, где мне сказали прийти через два месяца.
            Но эти мытарства остались позади. И вот мы в аэропорту Храброво. Небольшой самолёт с двумя пропеллерами поднимает ввысь пассажиров, примерно человек пятьдесят. День солнечный с редкими облачками. Под крылом самолёта я увидел леса, поля, дома и Балтийское море, которое тут же сразу задало мне загадку. Там внизу, на морской глади, в разных местах то показывались, то исчезали белые всполохи. Мне подумалось, что это парусники, потом вдруг пришла мысль, что это чайки или лебеди, потом показалось, что это катера. И всё же было сомнение, что как бы всё это, в общем-то не то. Но что именно я пока не мог объяснить.
            Я взял из сиденья журнал, в котором была грубоватая карта Балтийского региона. И мне показалось, что мы должны пролететь над островом Борнхольм. Но все же как-то я просмотрел его или не обратил внимание и вдруг оказалось, что мы уже снижаемся, хотя я думал, что мы должны пролететь над Борнхольмом. Судя по всему мы находились над югом Швеции, то есть над Сканией.
           Три короны на флаге Швеции символизируют три страны: Швецию, Сканию и Норвегию. Оказывается Скания была когда-то в составе Дании, а потом её присоединили к Швеции. Так вот под крылом самолёта Скания. Ай да красавица эта Скания. Поля у нее аккуратные с чёткими линиями границ. И обязательно стайка красивых домиков с красными крышами. А вокруг этих хуторов изумительно красивые жёлтые, зеленые, бежевые и коричневые поля. Всё ухожено и с четкими границами. Вдали виднелся длиннющий мост и на мелководье, прямо в море, стайка белых металлических ветряков. Каждый с тремя лопастями. Их было штук тридцать, наверное. И были они довольно высокие. Мы пошли на снижение, и тут я увидел и парусники со своими белыми парусами, и баржи, оставляющие след на воде и, всё-таки, рядом с ними уже чётко было видно, как белые вспененные буруны возникали и исчезали из-за накатывания одной волны на другую, которая затормаживается отмелью. Белые буруны возникали быстро и исчезали тоже быстро, и уже повторно на одном и том же месте не появлялись. Вот так пролив Эресунн открыл мне загадку Балтийского моря.
             Из-под крыла открылась дверца и оттуда выдвинулось шасси. Вот толчок о землю и мы в Дании, в аэропорту Копенгагена. Толпы людей. Встречающие стоят с табличками. На одной такой женщина держала написанное красными буквами слово «Ramboll».
             Мы присоединились к группе из Санкт-Петербурга. И вот эта толстенькая датчанка повела нас всех к автобусу. Затем мы дружно поехали в отель «Scandic Glostrup», то есть это отель Скандик на улице Клоструп. Это на окраине датской столицы. Мы все расположились по номерам и сразу же поехали в город. Только сегодня вечером будет возможность побывать в городе. Уже в автобусе познакомился с седым датчанином моего возраста». «Entschuldigen Sie bitte, Sprechen sie deutsch?» — спросил я его и мы разговорились на немецком. Нам хватало наших знаний  языка, чтобы пообщаться в течение получаса. Говорить здесь на русском — это всё равно, что в России на китайском. Я понял его, что друг у него когда-то воевал с русскими. Потом он сказал, что года четыре назад, они ездили в Сибирь, на Колыму. Там они ловили рыбу и охотились. Я сказал ему, что я из Калининграда, то есть Кёнигсберга. Он ответил, что этот город европейский со знакомой и родной для него архитектурой, а вот Псков совсем что-то уже другое и чуждое европейцу. Вошли в автобус арабы и тут датчанин грустно констатировал, что это «наша проблема». Арабов становится всё больше. Но надо отметить, что они трудятся на таких местах, куда местный житель не пойдёт. Ну, как это водится везде, иммигрант всегда там, где трудно. И потом получается что без них уже никуда. Это проблема всей Европы. Только в российской Европе — это выходцы из Кавказа и Средней Азии. У нас в Калининграде — это армяне и узбеки, которые работают и водителями, и на стройках, и они же убирают улицы города.
           Чудесный теплый вечер, освещённый нежарким солнцем. Широкие улицы с дорожками для велосипедов, поразили меня. Особенно своим интенсивным велосипедным движением. Стайки девушек шустро летали между дорогой для автомобилей и пешеходными тротуарами. Они чётко останавливались перед красным цветом светофора. И еще одна деталь: много велосипедов были припаркованы свободно, без какого либо крепления с замком. Они иногда просто валялись в куче. Бери и езжай. Калининградский вор был бы в растерянности, какой украсть - выбор большой.
           Сразу вспомнилось, как я стоял в тёмной ночи в калининградский паспортный отдел. Тогда у меня украли велосипед. Прямо из-под носа. Вор быстро сел на сиденье и был таков. Я побежал, но не догнал его. Что интересно, ведь всюду были видеокамеры. Потом дежурный милиционер просматривал их. Видно на экране, как я бегу, но велосипеда с вором так и не увидели. Получается, что эти видеокамеры далеки от совершенства.
            И еще я видел в Копенгагене молодую маму на велосипеде. В корзине, перед рулем, сидел маленький ребёнок, а сзади, на детском велосипеде, ехала девочка лет шести. И это в городе, где нужно смотреть за светофорами! Кстати, мама эта еще и напевала какую-то песенку.
            Большие готические церкви имели не просто шпиль, устремляющийся в небо, а со всевозможными архитектурными украшениями. Например, один был вроде бы как позолоченным и ещё закрученным. Будто какой -то великан взял обыкновенный шпиль и, пока он еще «мягкий», взял и закрутил его. Кстати без закрутки было бы серьёзней и красивей. Все эти дворцы, церкви, театры, вокзалы, аэропорт — всё говорит о цитадели скандинавской культуры, которая распространилась и на Эстонию. А Таллинн переводится как датский город. А в Таллинне, на Вышгороде, есть парк датского короля. Этакое средневековое сооружение из камня. И помнится, что там ни одного деревца и не было.
            Здесь,в центре города, много туристов. Все ходят и фотографируют и себя, и здания, и церкви, и мосты, и памятники архитектуры. Часто и по каналу проплывает широченный катер, похожий на баржу, на которой сидят опять же туристы. Они смеются, улыбаются и о чём-то говорят между собой. Возле ресторанов, пабов и кафе гудят толпы. Свободным гражданам свободной страны хочется расслабиться вечером после трудового дня.
            Мы шли на свою автобусную остановку по городской карте. Вскоре автобус №6 с арабом-водителем помчал нас на улицу Клоструп. Это довольно далеко от центра. Там на другой остановке мимо нас проехали на велосипедах арабские мальчики. Они говорили на датском языке и чувствовалось, что они были у себя на родине. В вечерней пустынной тиши грациозно и уверенно прошла молодая симпатичная арабка в бежевой блузке и в шароварах, а на голове платок.
            В отеле «Скандик» было тихо. В номере имелся душ с туалетом. В столе находился набор вин, пива и других напитков, и список цен на всё это. По нашим прикидкам всё это было весьма дорого. Мы уже ложились спать. Я открыл окно и подумал, что сейчас датские комары начнут атаковать нас. Но комаров не было. Это была странная и приятная неожиданность. Потом они так и не появились.
           Через полчаса тишину стали нарушать прибывающие из города питерские туристы. Показалось, что они скоро улягутся, и снова будет тихо. Но не тут-то было. Это были туристы из России. Думаю что в большинстве своём это культурные люди. Но стоит завестись одному паршивцу, чтобы не давать никому покоя. И такой нашёлся. Он громко разговаривал, то в коридоре за дверью, то на рубероидной кровле за нашим окном. Видно он ходил с какой-то женщиной по этой плоской крыше и громко бубнил. Их "нерест" в ночи закончился своеобразным диалогом. Женщина шла за паршивцем и говорила: «А ты ещё так по-спортивному ходишь!» А он через пару минут говорил кому-то: «Ну, принимай её». Видимо с крыши надо было эту сорокалетнюю бабенцию опустить через окно в номер. После этого всё стихло. Но это уже было часов в шесть утра. Нам оставалось спать три часа. Утром едем в замок Глиссенфильд. Это за семьдесят километров от города.
           Завтрак меня приятно удивил. Большой зал, в котором в центре, под зелёными пальмами были приготовлены в чашках, в кастрюльках, в вазах всевозможные продукты. Подходишь и сам составляешь себе завтрак. Бери, что хочешь и накладывай себе в тарелку. Тут и мясные блюда, и  фрукты, и пирожные, и мороженое. А чуть поодаль — кофе, чай, соки и минеральная вода. Девушки-арабки, в платочках на голове, тут же ходили и убирали посуду.
          Двухъярусный автобус помчал нас к замку Глиссенфильд. Тут я обратил внимание, что в городе есть и заводские трубы, но они были как бы заткнуты, и ни из одной из них не валил дым. Всё было чисто и аккуратно. Дома жилые были просты в архитектурном смысле, но они были тоже аккуратными. Никто не загораживал свои балконы, ничего не перестраивалось самими жильцами. Всё едино и просто, и в этом было изящество этих зданий.
          Автобус уже мчался за городом. Всюду такой же рельеф и такие же деревья и кусты, как в Калининградской области. Вот показались рыжие чистенькие коровы, потом ухоженные коричневые лошадки, потом желтоватые убранные поля. Через час езды по очень гладкой ухоженной дороге мы подъехали к месту. Невдалеке виднелся небольшой замок, выложенный из красного кирпича. Даже как-то подумалось, что видимо он не такой уж и древний. Как потом выяснилось, он был построен в 1547 году. Ровно четыреста лет до моего рождения. Это меня немного удивило.
          Всё вокруг было написано латинскими буквами и все говорили на каком угодно языке, но только не на русском и не на немецком языках. В основном общались на английском. Не ожидал я, что вот такая масса людей и не в Англии, а здесь, в Дании, будет так активно говорить на английском языке. Видимо на планете Земля освоение этого языка уже идёт семимильными шагами. Или процесс зашел так далеко, что стал уже необратимым.
          Автобус остановился на сельской дороге. По обе стороны жёлтые убранные поля. Мы вышли и пристроились к идущим вперёд. Невдалеке встречали нас молодые датчанки-блондинки в белых блузках и длинных чёрных юбках. Они вручали каждому встречному белый мешочек, в котором находился этакий плащ от дождя, на всякий случай. Колонны идущих людей по извилистой дороге устремлялись к замку. Через минут двадцать ходьбы нас опять встречали такие же блондинистые датчанки, и одеты они были точно также, как и первые. Наряд был, очевидно, национальным, но смотрелся красиво и современно. Эти девушки улыбались нам и вручали каждому этакую коробку с удобной ручкой. Там внутри была еда, а сверху этакий деревянный кораблик с деревянными вилкой и ложкой. Все расположились на зеленой траве, подстилая плёнку или какие-нибудь картонки. Еда показалась мне невкусной, потому, как была холодной, да и после завтрака в отелях вся толпища была сыта.
          Краткая речь на английском организаторов пикника, и вот толпа уже стала расходиться по интересам. Погода стояла изумительная. Голубое небо, нежаркое солнце, зелёная трава. Там вдалеке, весело кричала группа с каким-то активным жокеем. Краткая мелодия и снова громкое скандирование  человек в двадцать-тридцать. Мне показалось это забавным. Я прошел туда примерно с километр, постоял, посмотрел. Диск-жокей активно говорил на английском, и толпа улыбалась и отвечала ему. Может быть потому, что я ничего не понимал, меня это скорее раздражало, чем развлекало. В другом месте два, так и хочется сказать афериста, "впаривали" что-то на английском группе человек в пятьдесят. В основном слушателями  были женщины. И группа замирала, как будто играли в «замри». Потом один из жокеев, не европейской внешности, подходил к какой–либо застывшей в позе женщине, и брал нежно ладонь и разворачивал в каком то одному ему известном ракурсе. Это было странно и не понятно.
         Неподалеку, на зелёной лужайке, махали длинными удочками «рыбаки». Надо было как-то по особенному закинуть леску. На зеленой травке рыбу не словишь, и они всё забрасывали и забрасывали блесну. А тут же другие ребята кидали блестящие металлические шары. Видимо задача была до наивности простая: своим блестящим шаром долбануть тот, который лежит, метрах в трёх. Особого азарта у этих ребят я не видел, но люди были всё-таки заняты.
         А вот тут, за белыми столиками, собрались все те, кто чувствовали себя художниками. Они сосредоточенно сидели за столами и молча рисовали кирпичные стены замка Глиссенфильд. Может быть, за его четыреста шестидесятилетнюю историю это было впервые: так много рисующих людей у его стен. Я пошёл к замку. Он весь почти был закрыт. Только слева можно было зайти в конюшню. Добротные деревянные перегородки для лошадей имели свой неповторимый древний колорит. Чувствовалось, что это настоящее, оттуда из далёкого прошлого. Все перегородки были окрашены в тёмно-коричневый, скорее в вишнёвый цвет. И маленькие оконца, и металлические предметы молча свидетельствовали о своей исторической подлинности. Что-то было не совсем понятно и необъяснимо, но оно вот тут пришло из истории и существует и находится здесь.
          Рядом с замком, какой-то артист из "захудалого театра" со своим нищенским реквизитом: чемоданчиком и чёрной шляпой, говорил на своём языке. Он высунул язык вроде как собака, активно задышал. Потом остановился, прицелился вроде бы из ружья и «пха, пха, пха» — выстрелил. И это «пха» тоже было у него каким-то жалобным. Изобразил какую то гримасу и снова «пха» и опять, как бы побежал. Костюм у этого артиста тоже был не ахти какой. Этот артист вызывал у меня больше жалости, чем интереса. Хотелось спросить у него по-русски: «Как же ты дошёл до такой жизни?!» Всё это было как-то грустно. А ведь я взял с собой спортивную одежду и бутсы, чтобы сыграть в футбол. Увы, это здесь не пригодилось. Мячей здесь не было видно. Это, кстати характерная чёрточка всех скандинавов. Не любят они игры с мячом.
          Под навесом один из жокеев спрашивал толпу, на каком языке мол, будем общаться. И все дружно закричали: «Инглиш, инглиш». И началось на радость собравшимся общение на английском. Говорить здесь на русском — это очень некрасиво и плохо. Во-первых, не поймут, а во-вторых, сразу увидят в тебе врага. Ведь события в Южной Осетии были восприняты Европейским союзом, как агрессия большой России против маленькой Грузии. А что эта маленькая Грузия испотрошила еще более маленькую Южную Осетию — этот факт средства массовой информации Европы не представили своим народам. Так и хочется дополнить: своим благополучным зажравшимся народам.
          На пригорке был раскреплён тяжами и канатами огромный брезентовый навес для четырех тысяч столующихся. Там, под довольно высоким брезентовым шатром уже стояли накрытые столы с рюмками и бутылками американского вина. Три больших экрана были установлены для контакта гостей с хозяевами фирмы «Рамболь». Я попытался найти место нашей группы. Увидел девушку и спросил на немецком: "Entschuldigen Sie bitte. Sprechen Sie deutsch?  Bitte sagen Sie mir, wo hier die  Tische fur die Gaste aus Sankt-Petersburg?»* Она отвечала мне что-то по-английски. Мне ещё подумалось, что Германия рядом, а они не говорят по-немецки. И тут к этой, говорящей на английском девушке, подошла другая и спросила её по-русски: «Наташа, ты не нашла наших?» Я воскликнул: «Так вы говорите по-русски! Они как-то смутились и поспешили уйти. Не захотели говорить на русском. Говорить здесь по-русски — это по крайней мере некрасиво. Так мне показалось.
          У входа в огромнейший шатёр уже начинала скапливаться публика. И тут я стал свидетелем совсем необычного зрелища. Биотуалетами,  стоящими в ряд по двадцать штук уже никого не удивишь. В них забегали гости. Но вот параллельно этим рядам, сзади стоял ряд как бы открытых  биотуалетов-пирамидок только для мужчин. Пирамидка — это круг разделенный на четыре части. В каждой части свой открытый писсуар. Мужчина встает в эту пирамидку спиной к толпе и делает свою малую нужду. А может и сразу двое — трое и тогда лица их будут напротив друг друга. В метрах трех ходит женщина, но никого из них не волнует «писающий мальчик». Просто классно! У меня нет слов по поводу этой скандинавской поросячины. Трудно себе представить нормального русского человека в этой пирамидке. Но может быть, если какой-нибудь сильно пьяный. Да в общем-то ему пирамидка тогда уже и ни к чему.
         Вскоре все были усажены за свои длинные, в белых скатертях, столы. На экранах появился улыбающийся господин Йоханнес Рамболь. После короткой его речи зал благодарно аплодировал этому воистину незаурядному человеку, основателю фирмы.
         Вот и перед нашим длинным столом появилась шеренга из двадцати официантов. Они ставили тарелки на стол, улыбались приветливо, и были всецело заняты своей работой. На трёх экранах часто появлялась женщина в красном платье и по-английски бойко говорила и энергично жестикулировала. Она была уже немолода, но это был тот редкий случай, когда женщина оставалась обаятельной, не смотря на свои годы. Потом на экране появился, наверное, генеральный директор, более молодой, чем хозяин. Он говорил долго и, как мне показалось, нудно. Может оттого что, я не понимал того, что он говорил.
          Началось наливание в рюмки, тосты закусоны и выпивоны. Гул за столами нарастал. Если бы закрыть глаза, то можно было бы подумать, что мы находимся у огромного водопада, который шумит, низвергая свои воды с высоты. Принесли мясное блюдо с отварной картошкой и фасолью. Свою порцию мяса я отдал одному питерскому толстяку, который доедал свою порцию. Он аппетитно всё это съел. И мы ещё посмеялись с ним, что по статистике на двоих приходится по одному такому куску мяса. Потом принесли ещё раз, и толстяк «зарубал» и ещё раз, как бы утроив нормальное потребление. Я был удивлён такой способностью моего соседа.
         Затем, как на стадионе, стали хлопать в ладоши и вставать целыми столами так чтобы получилась бегущая волна. Гул нарастал. Там, где сидел рыжий датчанин, я заметил женщину с двумя индийцами в зелёных халатах. Потихоньку всё начиналось смешиваться. Почему-то рыжий датчанин уже сидел между двух русских женщин. Всё-таки любят все эти скандинавы русских баб. Эта половина русского человечества заметно котируется в Западной Европе.
         Молодые датчанки, из прислуги, были одеты в белые блузки и длинные чёрные юбки. Они были предельно вежливы, улыбались нам и постоянно что-то убирали со столов и подносили снова. Гул пьянеющей публики ещё более усилился. Потом принесли пирожное, кофе и чай. На столах стали появляться разлитые пятна вина. Торжественный вечер медленно, но неуклонно подходил к вечерним танцам.
         В трёх местах были танцплощадки. Я выбрал самую старую группу, но там гремела такая дурацкая музыка, что под неё можно было бы танцевать, но лучше было бы и не танцевать, что я и сделал. На второй площадке тоже какофония. Но вот на третьей была очень ритмичная и громкая мелодия. Она буквально молотила по барабанным перепонкам.
         Здесь были не просто танцующие, а пьющие танцоры. Они все были пьяны. Некоторые подпевали. Одна девка уже босиком встала на какой-то журнальный столик и танцевала на нём. На полу и на столах разлитое пиво. Ритмы бьют по ушам. Колыхающаяся масса молодых, да и не только молодых людей. Впереди негритянка с белым мешочком «Ramboll» за спиной. Она в каком-то пёстром халате подпрыгивает в такт ритмам. Группа наших питерских девушек смело вошла в зал и тут же у столов, начала резво танцевать между собой. Какая-то иностранная пьяная бабенция вышла из толпы и пошла прочь. Рядом со мной стояла трезвая молодая женщина, как мне показалось с ближнего востока. У неё был трезвый серьезный взгляд. Видимо женщины с тех мест так вот запросто не могут перешагнуть через Коран. Потом одна из питерских девушек узнав меня, сказала что они, иностранцы, жадные. Я не совсем понял, как она это поняла про их жадность. И что же она хотела купить или продать в этой вакханалии. И всё же весь этот балдёж шёл со своими группами, в которых находились прибывшие. Если бы ещё один, а то и два дня, вот тогда бы начался процесс смешивания и полнейшего раскрепощения всех этих, прибывших из разных стран, групп.
          В тёмной ночи нас всех ждало еще одно представление — это салюты. Их было много. Бабахали где-то невдалеке, но всё это рассыпалось, светилось, трещало и висело этаким куполом прямо над нами. Эти купола сменяли друг друга различными расцветками: то желтые, то фиолетовые, то белые, но с треском, а то и красные и зелёные, и всё это продолжалось без малейшего передыха на протяжении получаса. Затем всё смолкло. Уже было около двух часов ночи, и автобусы начали потихоньку отбывать. И вот мы уже едем в наш «Скандик Клоструп». Спать осталось не более трёх часов. Помню, что расстелил кровать и моментально уснул.
          В шесть утра нам в гостинице дали горячие булочки с сыром и кофе. Нас ожидала дорога в аэропорт. Во дворе стояли автобусы. Перед нашим автобусом стоял ещё один и от его выхлопной трубы дым шёл прямо к нам в салон. Одна женщина пошла говорить водителю датчанину об этом. Она говорила ему по-английски долго, а потом вернулась и сказала нам всем: «Вот урод бестолковый, так и не заглушил свой мотор».
          Мы в аэропорту отделились от питерских рамболевцев, и пошли на самолет, который летит через Варшаву. Кстати на табло, где нас регистрировали, стояло не название направления, а было написано «Ramboll».
         На взлётной полосе наш маленький реактивный самолёт медленно продвигался, чтобы стартовать. Но вот мы остановились, уступая место огромному транспортному самолёту на котором было написано «Grenland». Самолет этот был выкрашен в какой-то грязновато-красный цвет, но выглядел солидно и значимо.
         Под крылом нашего небольшого самолёта страна Польша. Она не так изящна, как те две изумительные красавицы: Скания и Дания. Но всё же она, Польша, тоже красива. У неё тоже свои убранные поля, домики с красными крышами, река Висла со своими песчаными жёлтыми отмелями и города большие и малые. Снуют между ними, торопятся букашечки-автомобили.
         Две стюардессы выкатили свои тележечки и угостили нас довольно вкусным обедом. Маленький жёлтый помидорчик, величиной с грецкий орех, меня удивил. Варшава раскинулась под крылом самолёта широко и важно. Показались заводы, дома, дороги, широкая река. Чувствовалось что город большой. Посадка и мы торопимся на другой самолёт, который должен доставить нас в Калининград. Тут помогла нам одна девушка. Она спрашивала поляков по-английски и те отвечали. Эта девушка была с нами в Копенгагене. Она тоже работала в «Рамболе». Мы тогда гуляли по городу и вот там она сказала нам, что оставляет нас и идёт к своим друзьям, которые приехали из Калининграда в Копенгаген на гастроли любимого артиста. Оказывается, такие ребята есть в нашем городе. Это, скорее всего, дети богатых людей. Девушка эта обратила моё внимание на трёх толстяков: «Интересно, зачем это летят в Калининград американцы?» Вскоре разгадка эта пришла ко мне.
         Немного подождали посадки и мы уже снова на небольшом самолёте с двумя пропеллерами. Снова стюардесса приветствует нас на английском, потом на польском, и показывает, как надувать спасательный жилет. И ни слова по-русски пассажирам, летящим в российский город Калининград.  Моим соседом оказалась молодая полячка. Я  беседовал с ней на этакой разговорной смеси:  русско-польско-немецкой. Только  так можно было как-то общаться. Девушку звали Барбара. Она сказала, что летит с американцами, чтобы поговорить о поставках тунца «може Беринга». Я еще подумал: «Може Берингово море? А може и Баренцево?» Оказалось вскоре что «може» — это море. Видимо контора хитрожопцев с Берингова моря находилась у нас в Калининграде. И вот полячка Барбара с тремя послами-американцами летела на переговоры. Она открыла польскую газету. Там была фотография Радована Караджича, патриота своей многострадальной Югославии, отбомбленной и расчлененной американцами. Полячка сделала из пальцев «пистолет» и, приставив ко лбу Караджича сделала «пх». Это был «выстрел». Вот как, оказывается, по её мнению, надо было поступить с этим человеком. Меня удивило это. Оказывается в Польше думают совсем иначе, чем мы. Да, так вот думают и во всей Европе, за пределами России.
           На сиденье передо мной была надпись на польском и английском языках, что, мол, надо взять спасательный жилет под сиденьем. А по-польски значит под «фотелем». Да откуда же русскому человеку додуматься что «фотель» это — сиденье. Это просто элементарное неуважение к российскому народу.
           Вот появились две стюардессы с тележечками. И снова нам обед. Причём по составу обед почти не отличался от обеда в датском самолёте, только вместо желтого помидорчика был кусочек паприки. Даже соки были те же самые, с теми же картинками на коробках. Через некоторое время показалась наша родная Калининградская область: Балтийская коса, город Балтийск, побережье с городами, Светлогорск, Пионерск, Зеленоградск. Первое впечатление о земле Пруссии — это неухоженная падчерица. Хотя и здесь, как и в Дании, я видел стайку современных ветряков, но они были поменьше, было их штук пятнадцать. Потом поля не имели чётких границ, потому как они были просто заросшие бурьяном. Да и развалины дома показались под крылом, чего раньше нигде и не было. Я почему-то вспомнил фразу из географического справочника. Там говорилось о России так: «Мощная индустриально — аграрная страна с низким уровнем жизни населения». И это действительно так! Вот насчёт аграрная у меня большие подозрения. Сейчас часто бываю в области и вижу эти заброшенные поля. Заметно, что в деревнях всё ещё не достигнут уровень жизни который, был во времена Советского Союза. И ещё чувствуется , что здесь, во времена германские, жизнь «кипела». Все эти полуразвалившиеся кирхи и заводики, и шлюзы, и каналы, и двух-трёх этажные кирпичные дома — всё говорит о былой активности и процветании.
          И ещё хочется отметить. В Дании я увидел могучий потенциал западной культуры, религии и языковой напор английского, которым располагает Западная Европа. И показалось, что России будет нелегко сдерживать всё это,оставаясь в своей самобытности. А может всей стране надо интегрироваться в мировое сообщество и при этом оставаться Россией? А не потеряет ли страна своего языка, своей религии,своих моральных ценностей?

* - Извините пожалуйста. Вы говорите по-немецки? Скажите пожалуйста, где здесь столы для гостей из Санкт-Петербурга?

Сентябрь 2008г.